Анатолий Белинский - Дорогами войны. 1941-1945
В Махачкале командир дивизиона, находясь у коменданта, получил распоряжение следовать в город Грозный. Командир дивизиона прислал солдата с приказанием приготовиться к погрузке в вагоны. Долго пришлось ждать, когда придут от коменданта, и Малютин предложил:
– Есть хочется – кожа трещит, пойдемте вон туда, напротив, зайдем во двор – может, чего добудем перекусить.
Малютин, Коробков и Пантелеев зашли во двор.
– Хозяюшка, не найдется ли у вас чего-нибудь поесть?
– Если вы возьмете бутылку вина, а я дам закусить.
Сели здесь же во дворе за столик под деревом, выпили, закусили, поблагодарили хозяйку, вышли, а дивизиона нет. Долго бегали по станции и окрестностям – дивизион как в воду канул.
Недолго думая, сели на товарняк и – в Грозный. Явились к коменданту, он долго рылся в дислокациях частей и объявил, что в прошедшие два дня из Махачкалы никаких частей не прибывало, а вот в Тбилиси какие-то остатки 898го артполка значатся. Друзья снова сели в товарняк и отправились в Тбилиси. Там действительно были какие-то остатки полка и отдел кадров дивизии. Прибывших поставили на довольствие. При зачислении на довольствие начальник отдела кадров удивленно посмотрел на Коробкова и спросил:
– Что вы ходите с одним квадратиком? Вам присвоено очередное звание. Запишите, – он заглянул в папку и диктовал: – Звание «лейтенант» присвоено 9-й армией 13 июня 1942 года, приказ № 0360.
Группу артиллерийского полка, как малочисленную, решено было влить пополнением в другие части, и потому послали всех на пересыльный пункт.
Там их построил подполковник и спросил:
– Кто выходил из окружения не со своей частью – выйдите из строя!
Коробков и Малютин вышли. Им выдали направление на станцию Вазиани, в лагерь МВД. Прибыв в Вазиани, нашли этот пункт. Это был большой двор, огороженный колючей проволокой, посредине двора размещалось помещение барачного типа. Прибывшие подали часовому направления, он посмотрел и кивнул на барак.
В помещении направление взяли, а прибывших отвели туда, где находились дожидавшиеся вызова офицеры. Новички долго не решались сесть, до того омерзительная была картина: во дворе были вырыты ямы, не землянки, а обыкновенные ямы, даже без ступенек, и чтобы попасть туда, надо было спрыгнуть в яму. На ямы были кое-как набросаны ветки – от солнца, внутри ям копошились грязные, худые и оборванные люди: лейтенанты, капитаны и майоры. Некоторые сидели в этих ямах по месяцу и более. Коробков посмотрел на Малютина:
– Черт нас дернул выйти из строя, ну кто нас тянул за язык? Что у нас, на лбу написано? Кому нужна наша честность?
– Да, очень глупо получилось. Хорошо, если быстро проверят, а могут сгноить здесь. Кормили их так: кусок хлеба и кусок селедки на весь день – никаких супов не положено. На одиннадцатый день вызвали обоих, только к разным следователям.
Следователь, к которому попал Коробков, писал очень много. Потребовал рассказать полную биографию. Коробков рассказал все, ничего не утаив. Потом пришлось рассказывать, как и где служил, как попал в окружение, с кем выходил и как попал на пересыльный пункт. В заключение потребовал справку о сдаче оружия при переходе линии фронта. Справка эта если и не решила все, то имела большое значение. Оба сослуживца получили пропуска, а также направления все к тому же подполковнику. После чего сели на товарный поезд и направились в Тбилиси. Видя, что Малютин задумался, Коробков спросил:
– Что задумался? Плохое самочувствие?
– Самочувствие такое, как будто меня ни за что высекли.
На пересыльном пункте Коробкова назначили в распоряжение командующего артиллерией 271-й стрелковой дивизии. Малютина назначили в другую дивизию.
271-я стрелковая дивизияОсенью 1942 года лейтенант Коробков прибыл с направлением в штаб артиллерии 271-й стрелковой дивизии. Дивизия стояла в районе Махачкалы, готовилась к боевым операциям: получала материальную часть, обмундирование, пополнялась личным составом. Долгое время Коробков находился при штабе командующего артиллерией дивизии в ожидании назначения на должность.
Командующий артиллерией полковник Пономарев обладал характером, в котором сочетались противоположности: то он добрейший и внимательный начальник, то резкий и злой деспот. Причем настолько злой, что в такие минуты офицеры штаба по возможности держались поодаль от полковника (как они сами шутили, «дабы не схлопотать по физиономии»). Правда, в период формирования дивизии таких происшествий не было, а в боевой обстановке были случаи рукоприкладства. Особенно в боевой обстановке много терпел от него шофер штабной полуторки Панасенко. В кабине полуторки всегда ездил Пономарев, и боже упаси посадить машину в грязь!.. Тогда начиналось представление: полковник орал благим матом, извергая ругательства, обещал Панасенко расстрелять сию же минуту. Как самый строгий блюститель субординации, полковник требовал, чтобы шофер знал свое место в колонне автомашин. Но Панасенко, шофер колхозной выучки, от субординация окончательно тупел, терялся и делал еще больше ошибок. Однажды ехавшая впереди легковушка забуксовала, Панасенко хотел бойко обогнать ее, показать, кстати, как он виртуозно умеет управлять машиной. Но неожиданно над самым ухом Панасенко рявкнул полковник:
– Стой! Ты что, рехнулся? Чья машина впереди?
Панасенко помолчал, соображая, потом тихо ответил вопросом на вопрос:
– Це, мабуть, командира дивизии?..
– Так какого же черта ты лезешь вперед? Ближе двадцати метров к этой машине не подъезжай! А свое «мабуть» прибереги для колхоза, там будешь гадать «мабуть це, чи, мабуть, не це». А здесь должен знать точно, кто впереди, а кто позади.
При штабе КАД (командующего артиллерией дивизии) накопилось довольно много офицеров, но Пономарев не спешил назначать их на должности, присматривался к новым людям, собирал их на занятия, оценивал способности и знания.
Лейтенант Пеккер прибыл поздно вечером, увидел, что командующий проводит с офицерами занятия, и решил явиться к командующему завтра утром. Позади палатки положил под голову вещевой мешок и улегся на ночлег. Ему хорошо было слышно, как полковник от кого-то требовал отклонение в метрах выразить в делениях угломера. Пеккер не выдержал и прошептал подсказку.
– Это кто там подсказывает? – спросил полковник.
– Лейтенант Пеккер.
– Иди сюда, Пеккер.
В палатке появился подвижный черномазый человечек в замызганной одежде и грязной пилотке, сдвинутой до отказа набекрень и державшейся на голове каким-то чудом. Он четко представился:
– Лейтенант Пеккер прибыл для прохождения дальнейшей службы.
Полковник забыл о занятиях, занялся Пеккером, задавая ему обычные вопросы: где учился, когда окончил, последняя должность и тому подобное. Полковник заметно оживился, ему нравился лейтенант тем, что моментально реагировал на каждый его вопрос. Пономарев вызвал писаря и приказал написать направление Пеккеру в артполк на должность командира первой батареи, потом, как бы вспомнив о десятке сидевших офицеров, которые терпеливо дожидались продолжения занятий, объявил:
– Все свободны!
Аудитория, состоявшая в большинстве из людей со специальностями подсобного характера и мало разбиравшихся в огневой подготовке, с облегчением вздохнула и не замедлила удалиться.
С Пеккера начались назначения офицеров на командные должности. Коробкова командующий назначил командиром штабной батареи, но в батарею не отпускал. Проверив, что Коробков действительно топограф, хорошо читает карту, хорошо знает номенклатуру листов и умеет готовить по карте данные для стрельбы, Пономарев сказал лейтенанту:
– Будешь пока работать в штабе КАД на внештатной должности ПНШ2 (по разведке). Такая должность здесь не положена, но тебе надо изучать штабную работу, а в штабной батарее там справится один лейтенант Бобков. Да и что там хорошего? Пока мы с противником соприкосновения не имеем, у тебя будет свободное время, которое заполняй чтением. У писаря в сундуке есть кое-какие пособия, возьми там большую книгу «Тактика артиллерии» Сивкова – займись этой книгой!
Коробков все свободное время читал, и полковник, заметив упорную его учебу, со смехом заметил:
– Ты что, решил наизусть выучить всего Сивкова?
И уже серьезно посоветовал:
– Это хорошо, что тебя интересует все, но на все у тебя не хватит времени. Читай часть третью: работа штабов.
Если укомплектование дивизионной артиллерии материальной частью и личным составом хотя и медленно, но продвигалось, то средств артиллерийской тяги совсем не поступало. Ходили слухи, что артиллерия стрелковых полков получит лошадей, а дивизионная – автомашины. Время шло, но ни лошадей, ни машин не было.
В один день окрестности огласились верблюжьим ревом и фырканьем: в дивизию пригнали большой табун верблюдов. Все были подавлены таким убожеством. Дивизионная артиллерия – и такая средневековая тяга. Кроме того, верблюдов пригнали без всякой амуниции, а та, что предназначалась для коней, верблюдам не годилась. Началась напряженная работа по устройству мало-мальски соответствующей упряжи. Большинство солдат никогда с верблюдами дела не имело. Хорошо еще, что в полку было много солдат-казаков, они мастерили верблюжьи хомуты, в сельских кузницах ковали разные кольца, крюки. Шли все время осенние дожди, верблюды к такой грязи были непривычны, они упрямились, не хотели работать, а если упрямый верблюд лег и не хочет вставать, тогда режь его, стреляй – он не встанет. В этом убедился даже командир дивизии. Как-то позвонил он по телефону командующему артиллерией:
