Вадим Полищук - Зенитчик-2
А что у нас с вертикальной наводкой? Под стволом проходит трубка, на ней ряд отверстий. Если нажать на защелку, то можно сдвинуть втулку до следующего отверстия на трубке. Это механизм грубой наводки. А точной? Недолгий поиск привел меня к муфте одним концом закрепленной на рамке миномета, вторым концом на втулке под стволом. А если покрутить? Двигается. Хитро придумано! На самом деле все просто, а сразу и не догадаешься. А почему стрелка на этом секторе сместилась? Да это же дальность! Мог бы сразу догадаться. Шкала от нуля до пятисот, значит, максимальная дальность стрельбы — пятьсот метров.
Будем считать, что с наводкой разобрались. А это что за ручки? И эта пимпа на казенной части зачем? Да-а, наворотили фрицы! Сначала нажал на рычажок. Тот поддался нехотя, чувствуется сопротивление пружины. Щелк! Что это было? Я отпустил рычаг, и он послушно вернулся вперед. Еще раз на себя. Щелк! Да это же что-то вроде ударно-спускового механизма! Можно опустить мину в ствол, уточнить наводку, и только потом выстрелить. К чему такие сложности?
А это, похоже, шаровой уровень. Если есть уровень, то миномет можно как-то горизонтировать. Только как? Уж не этими ли ручками по бокам от ствола. Ручки можно вращать вперед-назад, а можно вправо-влево. Разобраться с этими ручками у меня получилось не сразу. Пузырек воздуха никак не хотел занимать центральное положение. Оказывается, ручками надо действовать синхронно: пузырек отклонился назад — обе рукоятки вращать влево, пузырек отклонился вперед — обе рукоятки вращать вправо, пузырек уклонился вправо — обе рукоятки вращать наружу, пузырек уклонился влево — обе рукоятки вращать внутрь. Ну и площадка под опорной плитой изначально должна быть ровной. Когда поймешь — ничего сложного, а попробуй, пойми!
Ну, вроде, все, разобрался. Разобрался? А мины?
— Витек, дай-ка ящик. Только осторожно.
Укупорка раскрылась на две половины, с каждой стороны по пять красноватых мин, в головной части которых поблескивали металлом взрыватели. Прихватив мину за хвостовик, осторожно вытащил ее из ящика. В хвостовой части виден капсюль. Опускаешь мину в ствол, нажимаешь… А если там есть стрельба с самонакалыванием? Надо будет при первом опускании мины в ствол быть готовым к выстрелу. Никаких предохранительных устройств на взрывателе я не обнаружил, как ни старался. Не было их и все! Калибр-то невелик, всего пятьдесят миллиметров. Значит, взрыватель самый примитивный. А чем проще взрыватель, тем он капризней. Одно неловкое движение и…
Я еще более осторожно вернул килограммовую, приблизительно, мину обратно в укупорку. Фу-ух. Разобрался. Надо бы и напарника обучить.
— Витек, ты с техникой как? Никак? Понятно, тогда мины будешь подавать. Смотри сюда. Из ящика вот так, за хвост достал и осторожно мне в руки отдал. Смотри не урони и вот этой блестящей штучкой ничего не задень. Понял? Вот и хорошо.
Если у парня с техникой плохо, то смысла не вижу тратить время на его обучение, тем более что мин всего два десятка, а ночь, наверняка, предстоит бессонная. Растянувшись на еще не просохшей прошлогодней траве, я понемногу начал дремать, а потом и вовсе заснул.
Растолкал меня Витек. Не без труда разлепив глаза, я увидел, что уже начало темнеть, а рота явно готовилась к движению. Поднялся ротный Евстифеев, закинул на плечо автомат.
— Ну что мужики, пошли?
Два десятка мужиков в черных ватниках, составлявшие костяк роты, встали и пошли, молча. Следом за ними потянулись еще несколько человек разного возраста, в основном в шинелях. Потом к роте присоединились два бронебойщика со своим здоровенным ружьем.
Я уже пристроил миномет на загривке и хотел подхватить ящик с минами, но меня опередил один из пехотинцев.
— Степан Иванович сказал вам помочь.
— Степан Иванович? Это кто?
— Ротный наш.
Первый раз слышу, чтобы солдаты ротного командира по имени-отчеству называли.
— А ты давно его знаешь?
— Давно, сколько себя помню. Он у нас в леспромхозе до войны бухгалтером был.
— И многие тут из вашего леспромхоза?
— Не. Раньше больше было, да побило многих.
Не завидую я ротному, если до конца войны доживет и обратно в свой леспромхоз вернется. Это сколько же народу его попросит «расскажи Степан Иванович, как мой сын смерть свою принял». Или муж, или внук. Да какая разница кто! Главное, каждому спросившему ответить придется, и за каждого.
Всего нас было десятка три. Кроме ПТР и нашего миномета, в роте был один «дегтярев» и пара ППШ, не считая моего. Прошли мы около километра, остановились в небольшой ложбине, где нас ждали двое, ушедшие с места прежней стоянки еще днем. Отсюда открывался хороший вид на высотку, которую нам предстояло атаковать. Между нами и ней лежало метров семьсот, а может и восемьсот абсолютно открытого поля. Как я понял, остановились мы надолго, по крайней мере, до темноты. Я и сам не представлял, как можно днем, такими силами атаковать засевших на высоте фрицев через открытое поле? Да немцам одного пулемета хватит, чтобы нас всех выкосить.
Темнота наступила, хоть глаз выколи. Прошел еще час, а мы все продолжали сидеть на прежнем месте. Я уже дергаться начал, но тут вдоль сидящих на земле прошелестело «пошли». Сердце екнуло, переборов секундную слабость я торопливо подхватил миномет. Хорошо хоть темно, никто не заметил. Дерн сменился грязищей. Видимо, здесь раньше было поле, а сейчас грязь килограммами налипала на сапоги, затрудняя и без того нелегкую задачу. Перед этой грязью отступило даже ожидание того, что фрицы вот-вот нас обнаружат и откроют огонь. Я плохо представлял, сколько мы прошли, сколько осталось и как стрелять по высоте, если я ее не вижу.
Между тем, местность вроде бы начала подниматься, грязь отступила, и идти стало легче. А вскоре мы явно пошли вверх по склону. Неужели добрались без боя? Может, немцы отсюда сами ушли? Тут сзади раздался какой-то шум и сдавленный писк. Я обернулся, похоже, Витек куда-то провалился.
— Куда прешь?
Идущий последним пехотинец вытащил Витька из ямы, в которую я тоже не провалился каким-то чудом — прошел мимо и не заметил.
— Т-там есть кто-то, — прошептал Витек, — я н-на него наступил.
Где-то сквозь плотные облака проглянула луна, и стало самую малость светлее. Я пригляделся к обнаруженной яме. Да это не яма, это окоп, даже не окоп, а пулеметное гнездо. На дне действительно лежат два немца, точнее два трупа. У одного, похоже, горло перехвачено, что называется от уха до уха, пулемет исчез.
— Ты что, фрицев дохлых не видел?
— В-видел.
— Раз видел — хватай ящик и пошли. И так от наших отстали.
Витек подхватил ящик, и мы пошли к вершине высотки догонять ушедшую вперед роту. Можно считать, что высота нами взята. Не зря ротный отправил сюда двоих наблюдателей. Те выявили немецкий секрет на высотке, а потом в темноте бесшумно ликвидировали его. Не могу только понять: как они ухитрились в такой темноте найти фрицев, бесшумно к ним подобраться и убить так, что никто и пикнуть не успел.
Рота окапывалась, торопливо вгрызаясь в землю штыками малых пехотных лопаток. Те, кому шанцевого инструмента не хватило, выгребали вскопанную землю. У кого были — касками, у кого не было — руками. Евстифеев лично указал позиции для двух пулеметов, нашего и трофейного, бронебойщикам и нам. Мы оказались чуть позади и, соответственно, выше нашей жидкой цепи. Лопатку мне одолжил сам ротный, увидев, что нам с Витьком, язык не поворачивается назвать его Виктором, копать просто нечем. Прошло уже три или четыре часа как мы заняли высоту, я потерял счет времени, но чувствовалось, что вот-вот начнется: либо немцы обнаружат пропажу своего поста, либо заметят прорыв основной группы за Донец. Слышались только скрежет лопат по грунту, глухие удары, шебуршание и негромкий мат.
Теоретически я помнил, что сначала отрывается окоп для стрельбы лежа, потом он углубляется для стрельбы с колена, а затем доводится до глубины, когда из него можно стрелять стоя. Однако я решил сразу рыть окоп для стрельбы с колена. Время у нас было, но под слоем дерна обнаружился твердый слой промерзшей земли, и тратить силы на лишний объем грунта не хотелось. Лопатка мне досталась необычная — клепаной конструкции и с обжимным кольцом. Сейчас я яростно рубил едва поддающийся лезвию грунт, а Витек выгребал его наверх, буквально руками насыпая бруствер. Если немцы начнут кидать по высоте мины, а они рано или поздно начнут, то нам будет важен каждый сантиметр глубины.
Выстрел треснул сухо, негромко и непривычно. Все замерли, будто надеясь, что тишина поглотит его и снова воцарится над ночной тьмой. Не вышло. Затрещали новые выстрелы. Пш-ш-ш — ушла вверх немецкая осветительная ракета, освещая часть горизонта мертвенно-белым фосфорным светом. И тут же застучал, зачастил, торопясь выплюнуть боезапас, пулемет. Что-то бухнуло, пулемет споткнулся, не доведя очереди до конца, но перестрелка после этого только усиливалась, перейдя в какофонию, из которой изредка можно было вычленить партии отдельных стволов. Над полем повисли не только немецкие ракеты, но и желтоватые — наши. В разные стороны полетели красивые цепочки трассеров. От нас до места боя было около километра. Похоже, наши пошли на прорыв и вляпались.
