Гельмут Липферт - Дневник гауптмана люфтваффе
В тот же день в 11.25 я взлетел со звеном и Штейне в качестве моего ведомого. Эвальд был ведущим второй пары. Мы барражировали около линии фронта, но русские, очевидно, не имели никакого стремления летать, несмотря на установившуюся благоприятную погоду. Наше топливо начало подходить к концу, и, разочарованные, мы развернулись домой. Я был приблизительно в 20 километрах от аэродрома, когда Эвальд начал докладывать о том, что собирается приземлиться. Но он еще не успел закончить свое сообщение, когда с наземного пункта управления прозвучало: «Gartenzaun вызывает шесть-один, один „мебельный вагон“ и два „индейца“ над аэродромом, Hanni 1000. Если можете, перехватите и сбейте этих парней, они обнаружили наш аэродром».
Если наше топливо закончится, то мы оба должны будем совершить вынужденную посадку, но ни в каком случае нельзя позволить этой троице вернуться домой, иначе наш мир и покой уйдут навсегда. Затем я услышал: «Русские все еще над аэродромом. „Шесть-один“, вы подходите?» У меня не было времени отвечать. Я быстро передвинул рычаг дросселя до отказа вперед и спикировал к самой земле, вызвав перед этим Штейне: «Шесть-два, вы со мной?» — «Viktor, Viktor! Я держусь непосредственно прямо за вами!» Появился аэродром. Время набрать высоту! «Русские только что улетели!» Я запросил направление, в котором скрылись вражеские самолеты, и в тот же самый момент заметил вдали Ил-2. Затем я увидел и два истребителя сопровождения, приблизительно в 500 метрах выше. Мы быстро приближались. Используя свое преимущество в скорости, я легко поднялся выше их. Взгляд на указатель расхода топлива показал, что у меня есть только несколько минут для атаки. Красный сигнал уже горел. «Штейне, у вас осталось топливо? Вы можете оставаться со мной?» Штейне держался позади меня, он также не собирался садиться.
«Мы должны сначала атаковать истребители, — передал я ему. — Попытайтесь сбить второй Як. Если он спикирует, летите вперед и сбейте Ил-2!» Затем я атаковал. Но русские были начеку. Они, должно быть, уже заметили нас. Они спокойно позволили мне приблизиться, а затем внезапно, как будто по команде, разошлись влево и вправо. На высокой скорости я не мог развернуться так же энергично, но и не пытался этого делать. Вместо этого я убрал газ, уменьшив скорость, и спикировал в направлении Ил-2, который пытался уйти.
Управляя створками радиатора, я потерял даже большее количество скорости. Оглянувшись назад, я увидел, что оба Яка собираются зайти мне в хвост. Но я видел выше их Штейне, и нос его самолета был направлен к двум вражеским истребителям. Таким образом, он делал свою работу, и повода для волнения у меня не было. Ил-2 все время рос в моем прицеле. Задний бортстрелок неистово стрелял, но я не обращал внимания. Створки радиатора закрыть, рычаг дросселя вперед! Но, должно быть, на Ил-2 был опытный пилот, потому что прежде, чем я успел открыть огонь, вражеский самолет начал танцевать в небе. Хорошо, что я уменьшил скорость, иначе противник наверняка бы ушел от меня. Но я держался за ним и с дистанции 60 метров начал стрелять из двух пулеметов. Это доставляло русскому явное неудобство. Ил-2 так болтался и раскачивался, что мне было трудно добиться хотя бы нескольких попаданий, но, по крайней мере, задний бортстрелок прекратил стрелять. Теперь ствол его пулемета торчал прямо вверх. Я снова попал в него, затем еще раз. Пришло время использовать пушку, поскольку я едва ли мог промахнуться. Большой самолет был прямо передо мной. Я был по-настоящему поражен тем, что меня все еще не обстреливают. Я был озадачен, но времени, чтобы смотреть вокруг, не было. В любую секунду я мог протаранить противника. Я нажал на кнопку спуска пушки. От Ил-2 полетели обломки, просвистевшие мимо меня. Мой «Мессершмит» попал в турбулентный поток от винта Ил-2, и его начало так бросать, что я подпрыгивал в кабине. Мне пришлось приложить всю свою силу, чтобы остаться позади русского, который определенно больше ничего не хотел слышать обо мне. Я опять открыл огонь. Русский продолжал свои оборонительные маневры. Я сократил дистанцию приблизительно до десяти метров, когда Ил-2 резко наклонился вперед, и я немедленно восстановил управление своего «сто девятого». Я настолько резко толкнул вперед ручку управления, что ударился головой о переплет фонаря. Пришло время отвернуть влево и посмотреть, где были Яки. Один из них пронесся мимо меня слева, вышел из пикирования и развернулся ко мне в хвост. Прежде чем он успел настичь меня, я увидел, что Ил-2 врезался в землю. Почти в тот же момент сверху снизились два самолета. Последним был «Мессершмит» Штейне. Он вцепился в хвост противника и стрелял. Русский перед ним отчаянно уворачивался, спасая свою жизнь. Однако он присоединился к своему товарищу, и оба использовали скорость, которую набрали в пикировании, чтобы приблизиться ко мне.
Штейне оставил свой Як и теперь держался выше меня и наблюдал. Не было необходимости давать ему распоряжения, он сам видел, что эти двое русских должны скоро атаковать меня, и мог действовать по собственному усмотрению. Это произошло настолько быстро, что последний русский не успел понять, что произошло, пока его машина не загорелась и не начала снижаться.
Я бросил свой самолет в сторону и едва ушел от длинной очереди из пушек Яка позади себя. Теперь началось состязание на виражах. Мы были на высоте 1000 метров. Русский позднее защищался очень отчаянно, но сначала была моя очередь. Я должен был использовать весь свой навык, чтобы оторваться от Яка. И скоро я понял, что человек позади меня равный соперник. Состязание могло сложиться совсем по-другому, если бы не было Штейне. Последний действовал так, как будто все это дело совершенно не интересовало его. Он ушел в сторону и набрал высоту, чтобы занять позицию, из которой мог сверху напасть на русского.
Теперь уже вражеский пилот был вынужден оставить меня, если не хотел сам быть сбитым, и это дало мне передышку, в которой я нуждался. Я набрал высоту, а затем быстро снизился. Русский избавился от моего ведомого и теперь пытался зайти ему в хвост. К настоящему времени мы были на высоте лишь приблизительно 100 метров.
В ходе своей следующей атаки я не повторил старой ошибки, приближаясь на большой скорости, потому что русский наверняка снова начнет виражи. Когда я вышел на дистанцию открытия огня, Як резко ушел в сторону. Но я также развернулся и уверенно держался позади него. Я не собирался позволить ему оторваться от меня. Я видел, как Як вздрагивал и трясся. Наша высота теперь была не более 40 метров. Я снова вышел на дистанцию огня. Тогда русский резко взял ручку управления на себя. Он закончил разворот, но Як потерял слишком много скорости. Самолет почти остановился. Мой противник был вынужден в течение нескольких секунд лететь горизонтально. Это предоставило мне шанс, которого я ждал. Я мог стрелять. Были вспышки, когда мои снаряды попадали в цель, и почти все правое крыло Яка оторвалось. Он врезался в канаву около дороги. Придя в себя, я начал осторожно набирать высоту. Я уже отослал Штейне домой и видел его удаляющийся самолет. Теперь я тоже летел в направлении нашего аэродрома, убрав газ, чтобы сэкономить горючее. Затем я услышал доклад Штейне: «Топливо закончилось. Собираюсь выполнить аварийную посадку!» — «Штейне, я не могу помочь вам. Постарайтесь все сделать правильно. Удачи!»
Вскоре после этого я увидел его. Когда я пролетал над местом его посадки, он стоял рядом со своим «Мессершмитом» и махал мне. Значит, он приземлился благополучно. Я был более удачлив, потому что мой винт остановился, лишь когда я был над аэродромом. Было хорошо, что я попрактиковался в посадках Bf-109 на маленькие площадки в Анапе и в Румынии, иначе бы я никогда не сел на этот крошечный аэродром.
Как только я сел, то сразу же вызвал «Фольксваген» и поехал за Штейне. Я взял с собой инженера, который установил, что самолет Штейне получил лишь 7 процентов повреждений и мог быть легко отремонтирован. На следующий день его доставили на тягаче, и спустя два дня он снова был готов летать.
Штейне, Платцер, водитель и я поехали к линии фронта, чтобы осмотреть сбитые нами самолеты. Пехотинцы неоднократно клялись нам, что еще никогда прежде не были свидетелями такого потрясающего воздушного боя, и офицеры не спешили проводить нас. Последний сбитый русский, должно быть, был асом. Он имел несколько наград, включая Звезду Героя Советского Союза[128]. Однако не только ордена, но также аккуратность его формы и холеный внешний вид убедили нас в том, что мы сбили очень важного врага. Вместе со Штейне я выполнил еще один вылет из Тактакенеша, в ходе которого вынудил Як приземлиться неповрежденным на нашей территории. Пилот выбрался наружу и помахал нам, но я позднее узнал, что он сумел ускользнуть от немецких солдат, которые спешили к месту посадки. Затем группа перебазировалась в Будаэрш[129], к юго-западу от Будапешта. Вылетая оттуда, я в течение следующих двадцати дней одержал семь побед, включая два дубля в двух вылетах 16 и 17 ноября. Из них была примечательна моя 157-я победа, поскольку она продемонстрировала, как это не надо было делать. Я снова взлетел со Штейне и после получения сообщения с наземного пункта управления вступил в контакт с русской смешанной группой непосредственной поддержки войск на поле боя. Быстро летя на север, я увидел, что самолеты сбросили свои бомбы в районе, который, казалось, был довольно далеко в немецком тылу, а затем развернулись на восток. Я появился приблизительно на 2000 метров выше их и, не позаботившись о выборе позиции, спикировал в середину группы. Замыкающие русские, должно быть, уже увидели меня, потому что они были начеку и отвернули прежде, чем я смог открыть огонь. Штейне также не стрелял, это была бы пустая трата боеприпасов — вслепую открывать огонь по группе. Так что мы ушли вверх, тем более что не могли прорваться к Ил-2, предприняли, новую попытку, надеясь на сей раз выполнить лучшую атаку на сопровождавшие их Яки. Они, естественно, использовали возникшую паузу, чтобы развернуться и занять позицию позади бомбардировщиков — все, кроме одного.
