Гельмут Липферт - Дневник гауптмана люфтваффе
Левое крыло почти касалось земли, и я видел, как мне навстречу буквально мчится Bf-110. «Ох!» — сказал я сам себе и передвинул назад рычаг дросселя. Тогда случилось чудо. Машина сама собой выровнялась и коснулась земли одновременно тремя колесами. В тот же самый миг я столкнулся с запаркованным «Мессершмитом». Последовало два сильнейших удара, и я оказался сидящим под открытым небом. Непроизвольно я вспомнил о своей предыдущей аварийной посадке, когда врезался в дом. Поскольку это уже случалось со мной прежде, то на сей раз я нисколько не удивился тому, что все еще был жив. Еще до того, как машина остановилась, я заметил, что она потеряла левое крыло и задняя часть фюзеляжа за кабиной отсутствует. Припаркованный венгерский Bf-110 также получил значительные повреждения. Мои колени тряслись, когда я возвращался на свою стоянку. Несколько рюмок шнапса и чувство юмора помогли мне прийти в себя. Я с интересом наблюдал за тем, как другие пытались подняться в воздух с лучших исходных позиций. Они преуспели в этом. Это было достаточно легко после того, как я показал им, где не стоит взлетать и как не надо это делать. Через четверть часа я был готов и успешно взлетел на другом самолете. К тому времени, когда мы приземлились в Тактакенеше, я уже полностью восстановил свою уверенность. Взлет с Тактакенеша, даже больше, чем посадка там, был уже сам по себе искусством. Аэродром был расположен неудачно, потому что напротив него находилось огромное сооружение, окруженное широким, заполненным водой рвом. Однако со временем мы привыкли к этому препятствию. В действительности я даже полюбил этот аэродром, поскольку русские разведывательные самолеты и бомбардировщики так никогда и не нашли его и мы проводили свободное время в мире и покое. К этому добавлялся тот факт, что пилоты 6-й эскадрильи нашли прекрасные квартиры в маленькой деревне. Доктор, владелец дома, бежал, но при этом оставил нам несколько бутылок настоящего токая.
Во время отдыха, после нескольких порций спиртного Петер Дюттман[126] имел обыкновение усаживаться за пианино и исполнять очередной номер из серии «поэт и мужлан». Однажды офицеры нашей эскадрильи предприняли поездку в Токай. Хорошо, что с нами поехали водители. Без них мы в тот день не смогли бы добраться до дома.
Сначала в воздухе ничего особенного не происходило. Я должен был прервать свой первый вылет из Тактакенеша из-за неисправности шасси. В ходе второго вылета я сбил Як, но я разрешил ведомому действовать по собственному усмотрению, и, таким образом, у меня не оказалось свидетеля моей победы. Я не был расстроен этим, так как фактически каждый последующий вылет заканчивался контактом с вражеским самолетом.
Однако лишь 17 октября мне удалось сбить вражеский самолет, на этот раз Як-11. Это была моя 146-я победа. И прежде, чем я одержал 147-ю победу, я сбил Ил-2, но снова без свидетелей. В то время я получил Bf-109, вооруженный 30-мм пушкой, и ждал следующей встречи с Ил-2. Прицельный выстрел из этой пушки мог внушить уважение даже Ил-2.
Я получил нового ведомого — молодого обер-фенриха, который зарекомендовал себя как хороший пилот. 23 октября 1944 г. мы взлетели в 14.55 и направились на юг, к линии фронта, набирая высоту. Мы вели оживленную беседу, поскольку находились в воздухе в полном одиночестве. Затем внезапно с наземного пункта управления сообщили, что приближается множество вражеских бомбардировщиков, летящих вниз по течению Тисы, в район Сольнока. Таким образом, мое предчувствие, что надо лететь на юг, оправдалось. Русские, очевидно, направлялись к мосту через Тису около Сольнока. Если бы они смогли уничтожить мост, то это стало бы серьезным ударом по нашему плацдарму на другом берегу реки.
Мы летели в направлении вражеских самолетов на максимальной скорости, из выхлопных патрубков наших машин вылетал черный дым. Показался Сольнок. Мы снизились. Когда приблизились, я заметил разрывы зенитных снарядов и почти сразу же увидел Ил-2.
Удивительно, но мы натолкнулись на Ил-2 на 1000 метров, на высоте, на которой они едва ли когда-нибудь летали. Очевидной причиной этого была наша зенитная артиллерия, которая поставила им эффективный заслон. Мы подходили с севера, русские — с востока. Таким образом, повернув лишь на 90 градусов, мы уже были позади них. Несмотря на присутствие истребителей сопровождения, я снизил обороты и открыл створки радиатора, чтобы уменьшить скорость. На сей раз наши зенитчики были начеку и прекратили огонь, когда мы зашли в хвост русским машинам.
Мы медленно приближались к ним, все еще находясь ниже Ил-2, но тем не менее они к этому моменту, должно быть, заметили нас. Я мог четко видеть ведущего русских, осматривавшегося вокруг. Обер-фенрих Штейне, державшийся немного сзади, доложил, что позади нас все чисто. Ну что же, вперед!
Я набирал высоту, находясь сзади замыкавшего Ил-2. Я не хотел стрелять снизу, потому что несколькими днями раньше в подобной ситуации у Дюттмана были проблемы. Его противник сбросил большое количество объектов размером с кулак, и Дюттман пролетел сквозь них. Оказалось, что это были авиамины, и одна из них сильно повредила «сто девятый» лейтенанта.
Поэтому я набирал высоту и одновременно стрелял. Дистанция, возможно, была от 30 до 50 метров. Я не мог промахнуться и видел, как снаряды из моей новой пушки попадали в цель. До этого я никогда не видел, чтобы подобное происшедшему случилось с Ил-2.
Этот тяжелобронированный бомбардировщик, который мы называли «бомбардировщиком из цемента», разлетелся в воздухе на части. Это произошло настолько быстро, что у меня не было времени уйти в сторону. Сначала назад ко мне полетело множество маленьких обломков, а потом четыре больших куска, вероятно, двигатель, крылья и хвост. Самая тяжелая часть — двигатель — прошла ниже меня, в то время как крылья и другие части силой взрыва унесло вверх и они пролетели прямо над моей кабиной. Какие-то горящие куски ударили в мой фюзеляж и крылья и ужасно помяли машину. Но мне повезло. Несколько секунд я летел сквозь ливень из обломков. Это могло стать концом для меня, я однажды видел, как мой ведомый погиб подобным образом. Это случилось с фельдфебелем Глейсснером около Кабардинки на Кавказе.
Штейне все еще был позади меня, а русские истребители — достаточно далеко, так что я начал вторую атаку. Так как моя скорость была почти такой же, что и у штурмовиков, я не хотел отворачивать и снова разворачиваться. Я ушел влево вверх и выполнил бочку так, чтобы завершить ее прямо позади ближайшего Ил-2. Снова выровнявшись, я начал стрелять, игнорируя интенсивный заградительный огонь противника. Сначала я увидел вспышки попаданий пулеметных пуль, а затем в цель ударили 30-мм снаряды.
Задняя треть фюзеляжа Ил-2 сразу же оторвалась. На сей раз я был готов к этому и немедленно ушел влево вверх, чтобы обломки прошли ниже меня. Тем временем атаку начал Штейне. Его самолет тоже был оснащен 30-мм пушкой, и, сев на хвост третьему Ил-2, он стрелял до тех пор, пока тот не загорелся и не начал снижаться[127]. Русский пилот, очевидно, собирался совершить вынужденную посадку. Я же в это время прикрывал хвост Штейне. Мы кружились над русским, пока тот не разбился. Затем мы поздравили друг друга и направились домой. Эти две победы были одержаны практически за минуту. На это я израсходовал лишь 10 пушечных снарядов и 35 пулеметных патронов. Однако моя машина нуждалась в ремонте, поскольку обломки первого Ил-2 причинили ей гораздо больше повреждений, чем мне показалось на первый взгляд. Во время инструктажа вечером 27 октября командир группы сообщил нам, что следующим утром мы должны будем нанести штурмовой удар по аэродрому в Дебрецене. Такие атаки русских аэродромов всегда были опасным делом, и мы, вероятно, можем понести ощутимые потери прежде, чем все закончится. Аэродром находился более чем в 150 километрах от линии фронта. Попадание в радиатор или маслобак означало верную посадку на русской территории. В этом отношении Bf-109 был более уязвим, чем любой другой самолет.
Тем вечером собрались майор Баркхорн, гауптман Штурм, гауптман Хартман, лейтенант Дюттман, лейтенант Эвальд и я, а также много хороших командиров звеньев и ведущих пар. В общей сложности мы одержали больше 900 побед. Мы начали с того, что отпраздновали нашу возможную кончину. Кто мог сказать, что он вернется назад?
Ранним утром я разбудил свою эскадрилью, а затем вместе со Штейне пошел к самолетам. Начало дня было унылым и дождливым, но это была идеальная погода для штурмовой атаки. Скоро мы взлетели и в боевом порядке направились на юго-восток. Мы пролетели по широкой дуге на юг и подошли к аэродрому с востока. Мы держались прямо под нижним краем сплошной облачности на 2500 метрах, летя то в облаках, то вне их. Никто не произносил ни слова. Когда вдали из тумана показался Дебрецен, Баркхорн скомандовал: «Сомкнуться, всем держать плотный боевой порядок, мы атакуем!» Недалеко от аэродрома прямо перед нашим носом пролетел русский связной самолет. Однако мы не могли и не хотели беспокоиться о нем и продолжали лететь к цели на высокой скорости. Я мог представить потрясенные лица русских. Они не имели никаких шансов, чтобы забраться в свои самолеты и запустить двигатели, потому что мы появились над ними прежде, чем они поняли это. Мы снизились еще больше. Я не выравнивал самолет, пока не оказался в пяти метрах над землей и поймал свою цель, Як, в прицел. Я открыл огонь с дистанции приблизительно 100 метров. Вспышки попаданий заискрились по фюзеляжу вражеского самолета, а затем я проскочил мимо него. Короткого взгляда было достаточно, чтобы увидеть, что Як горит. Затем я повернул к другой стороне аэродрома, где были ангары. Ко мне потянулись трассеры, но я смог попасть еще в один истребитель и в ангар. В следующий момент летное поле осталось позади меня. Я держался на малой высоте, чтобы избежать зенитного огня. Эскадрилья в течение минуты набрала высоту и развернулась. Мчась под кромкой облаков, мы вернулись к аэродрому. Зенитная артиллерия оказала нам горячий прием. Тем не менее мы во второй раз снизились и освободились от своих «поздравлений». К счастью, ни один из русских истребителей не поднялся с земли; у нас было недостаточно топлива, чтобы ввязываться в воздушный бой, поэтому мы повернули назад к своему аэродрому. С почтительного расстояния я посчитал горящие внизу машины — приблизительно двенадцать. Затем ведомый и я отправились домой. Несколько самолетов получили попадания, но чудесным образом не понесли никаких потерь.
