Леонид Острецов - Кому бесславие, кому бессмертие
Антон слушал Зиверга и думал, что его лицо уже давно не кажется ему лицом крестьянина или следователя гестапо. Антона даже перестали раздражать его жесты. Этот человек уже не казался ему таким напыщенным и высокомерным, как раньше.
— Я уезжаю инспектировать институты и организовывать консервацию научных архивов, так что вы, Отто, пока можете продолжать заниматься созданием вашей Армии. Говорят, что рейхсфюрер решил оказать Власову большую помощь. Видимо, у вас скоро будет много дел. Сейчас о Власове много говорят. Видимо, они поняли, что его движение является для Германии надеждой на спасение. А ваши списки еще понадобятся нам потом, когда все кончится.
— Вы считаете, что имеет смысл продолжать работу по поиску ученых?
— Думаю, да. Наиболее полезных нам людей мы смогли бы взять под свой патронаж и в случае опасности переправить за границу. Когда Германия переживет свое поражение, все утихнет, нам снова понадобятся специалисты, чтобы продолжать исследования. Так что, если у вас есть еще какие-то наработки — доведите их до конца. Я же, если вы не против, буду рассчитывать на вашу помощь, Отто. В моем окружении так мало умных и надежных людей…
— Вы всегда можете положиться на меня, Гюнтер…
— Прозит.
— Прозит.
Глава 10
Шестнадцатого сентября сорок четвертого года произошло долгожданное для Власова и его сподвижников событие. В этот день была назначена встреча с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером.
— Рейхсфюрер называл меня свиньей и дураком? Кажется, так? — надменным тоном спросил Власов несколько смутившегося д'Алькена. — Зато теперь приглашает меня на аудиенцию. Дождались! Пришло время, когда они будут цепляться за каждую соломинку, в том числе за свиней и дураков.
Они ехали в резиденцию Гиммлера. В машине с Власовым находились его адъютант Антонов, Гюнтер д'Алькен и Антон. Переводить должен был Крэгер, но Власов настоял на том, чтобы взять своего переводчика.
В здании их провели через множество постов и пригласили в кабинет рейхсфюрера. Кроме него самого там находились доктор Крэгер и группенфюрер СС Бергер. При появлении гостей Гиммлер, как и другие, встал с кресла и, блеснув очками, на несколько секунд замер на месте. Он внимательно посмотрел на Власова, который вместо привычного «Хайль!» произнес глубоким голосом мирное «Здравствуйте, господин министр!». Высокий рост генерала и его глубокий бас явно сразу же поразили рейхсфюрера. Он предложил ему сесть в кресло и произнес:
— Господин генерал. Я должен честно признаться, что глубоко сожалею, что эта встреча произошла только теперь. Но я уверен, что еще не поздно. Те решения, к которым мы должны здесь прийти, требуют известного времени для созревания… Было совершено много ошибок, и я знаю все ошибки, которые касаются вас. Поэтому сегодня я хочу говорить с вами с бесстрашной откровенностью…
Антон старался переводить быстро и четко. Власов слушал с каменным лицом, на котором не отражалось ни единой эмоции. Когда Гиммлер закончил, генерал сделал неспешную паузу и спокойно начал говорить:
— Господин министр! Благодарю вас за приглашение. Верьте, я счастлив, что наконец-то мне удалось встретиться с одним из настоящих вождей Германии и изложить ему свои мысли… Вы, господин министр, сегодня самый сильный человек в правительстве Третьего рейха, я же… генерал Власов, первый генерал, который в этой войне на боевых полях России разбил германскую армию под Москвой. Разве это не перст судьбы, который привел к нашей встрече?
Власов рисковал, произнося подобные дерзкие речи, и Антон понимал, что он делает это намеренно. Дальше генерал говорил еще более надменно:
— Прежде чем изложить вам, господин министр, свою программу, я должен подчеркнуть следующее: я ненавижу ту систему, которая сделала из меня большого человека. Но это не мешает мне гордиться тем, что я — русский. Я — сын простого крестьянина. Поэтому я и умею любить свою родину, свою землю, так же, как ее любит сын немецкого крестьянина. Я верю в то, что вы, господин министр, действительно готовы в кратчайшее время прийти к нам на помощь… Но я должен подчеркнуть, что вы должны вести с нами работу на принципе полного равенства…
Гиммлер кивнул в знак согласия, а Власов, гордо подняв голову, продолжил:
— К сожалению, господин министр, на нашем пути все еще находится много препятствий, которые мы должны расчистить. Меня глубоко поразила и оскорбила ваша брошюра «Унтерменш». Я буду счастлив услышать лично от вас, что вы сейчас об этой брошюре думаете.
Антон перевел эти слова и подумал, что после них они все могут выйти из этого кабинета под конвоем. Он видел краем глаза, как переглянулись между собой Крэгер и Д'Алькен. Но Гиммлер сдержался и спокойно ответил:
— Вы правы. Нам нужно расчистить и этот вопрос. Он относится к прошлому, ко времени, когда было много непонимания и недоразумений, которые и привели к разным воззрениям и суждениям. Брошюра, о которой вы мне напомнили, относилась исключительно к «большевистскому человеку», продукту системы, тому, кто угрожает Германии тем же, что он сделал на вашей родине. В каждом народе есть «унтерменши». Разница лежит в том, что в России «унтерменши» держат власть в своих руках, в то время как в Германии я посадил их под замок и засовы. Вашей первой задачей является провести ту же акцию и у вас в отечестве. Ну, а теперь мой черед задать прямой вопрос, господин генерал: действительно ли русский народ и сейчас поддержит вас в попытке свергнуть политическую систему и признает ли он вас как своего вождя?
— Я могу честно в обоих случаях сказать «да», — не задумываясь, ответил Власов. — При условии, что вами будут выполнены известные обстоятельства. Вы вторглись в пределы моей родины под предлогом самозащиты от нашего удара в спину. Это не совсем отвечает истине. Правда Сталин замышлял в сорок первом году напасть на Германию, но он не чувствовал себя достаточно сильным и подготовленным к этому. Уже давно он разрабатывал план напасть в начале сорок второго года на южную часть Европы. Главный удар был бы направлен на Румынию, Болгарию, Грецию и Дарданеллы… Сталин раздумывал. Он боялся войны. Он надеялся распространить коммунизм по южной Европе без нападения на Германию… Поэтому он надеялся без «большой крови» захватить ключевые позиции, с которых произвести нажим на Германию и этим парализовать ее стремление к нападению. Поэтому мы и сконцентрировали столько ударных армий на юге России. Я должен признаться, что ваш неожиданный удар удался и застиг нас врасплох, в стадии приготовления и формирования. Этим и объясняются ваши первые молниеносные успехи… Я не могу удержаться, чтобы не похвалить ваши военные действия, ваших солдат, хотя уже в самом начале нам было ясно, что вы не выиграете войну по той стратегии и тактике, с которой вы ее вели… Я знаю, господин министр, что вам известно мое мнение и поэтому вы меня так упорно отстраняли.
Власов говорил, продолжая упиваться своей властью, минутной властью пленного русского генерала над вторым лицом в Германии, понимая, что настал тот момент, когда Гиммлер будет вынужден выслушать самые нелицеприятные и даже оскорбительные слова в свой адрес. Генерал явно рисковал, желая дать понять своему собеседнику, что он совсем не «унтерменш», а равноправный партнер и сильный человек, с которым должно считаться. Но наконец-то Власов перешел к непосредственному предмету разговора.
— Господин министр! Я знаю, что еще сегодня я смогу покончить войну против Сталина… Если бы я располагал ударной армией, состоявшей из граждан моего отечества, я дошел бы до Москвы и тогда закончил бы войну по телефону, поговорив с моими товарищами, которые сейчас борются на другой стороне. Вы думаете, что такой человек, как, например, маршал Рокоссовский, забыл про зубы, которые ему выбили в тюрьме на допросе? Это мои боевые товарищи, сыны моей родины, они знают, что здесь происходило и происходит и не верят в честность немецких обещаний, но если появится настоящая Русская Освободительная Армия, носительница национальной, свободной идеи — массы русского народа, за исключением негодяев, массы, которые в своем сердце антикоммунисты, поверят, что час освобождения настал и что на пути к свободе стоят только Сталин и его клика… Господин министр, вы должны мне верить в том, что я имею достаточно авторитета, чтобы командовать освободительной армией и поднять на ноги народ России. Я — не какой-нибудь маленький человечек. Я не перебежал к вам из-за шкурного вопроса, как многие другие, которых никто на моей родине не знает, или те, которые ищут пищи своему честолюбию. Я попал в плен потому, что не было другого выхода. Не физического выхода, а потому, что в дни моего раздумья в Волховском «мешке» я начал понимать многое, что делалось в России. Именно благодаря этому пониманию у меня созрело решение принять предложение немцев включиться в общую работу, несмотря на опасность стать «изменником родины»… Я никогда не думал, господин министр, что мне придется так долго ждать встречи, которая произошла сегодня… Однако придерживаюсь взгляда, что только в сотрудничестве с Германией мы найдем путь к освобождению России. Возможно, что сама судьба ускорила это свидание. Господин министр, я — не нищий. Я не пришел к вам сюда с пустыми руками. Поверьте, что в спасении и освобождении моей родины лежит и спасение Германии!
