Иштван Фекете - История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей
Теперь уже и Элфи сдвинулась наконец с места, швырнула свое выходное платье в угол шифоньера, а вместо него натянула на себя пестрый халат и, не говоря ни слова, легла на тахту. Лицом к стене, бордовую подушку на голову. И вовремя, потому что в доме напротив уже загремела музыка: «Черные ресницы, черные глаза…»
Сейчас в школе все время играют самые что ни на есть допотопные шлягеры. Зато в школе теперь новый «ударник» — Фреди, который через бумажный рупор еще и слова ко всем танцевальным мелодиям напевает.
Некоторое время бабушка сидела за столом, положив перед собой карандаш и бумагу, и молча сверлила взором тоненькую Элфину спину. Бабушка подсчитывала, куда она могла истратить такую уйму денег вчера на рынке.
Но подолгу молчать бабушка не умела.
— Вот! Улеглась, вместо того, чтобы книжку взять да почитать или рукоделием заняться, как другие порядочные девушки! Так нет, ей в пятнадцать лет танцы подавай! Хвостом вертеть да подметки протирать! Встала бы да пошла билеты в кино купила!
— Ты же знаешь, что в воскресенье билетов не достать, — из-под подушки, словно из погреба, донесся Элфин голос.
— Тогда одевайся, пойдем к тете Йоле, — поднимаясь из-за стола, сказала бабушка.
— Не пойду, — глухо прозвучал ответ из-под подушки.
— Как это — не пойдешь? Я тебе покажу «не пойду»! Козел тебя забодай! Пойдем, посмотришь на свою двоюродную сестру. Она такая же барышня, как и ты, а ничего, сидит дома! И находит по воскресеньям развлечения без того, чтобы бегать на танцульки. А она ведь на целый год старше тебя!
На это замечание Элфи даже не ответила. Еще бы — Аника! Кузина… Примерная девица. С двумя длинными белокурыми косами и скромным взглядом! Но Элфи все равно не пойдет к ним. Зачем? Что она там забыла? Не нужна она там никому. Придешь и сиди, как немая, слушай, что другие говорят…
Бабушка надела чулки, туфли, черное с белыми разводами платье, дважды выложила и снова убрала в свою большую черную сумку все ее содержимое, свернула вчетверо свежевыглаженный носовой платок, а затем завернула в бумагу — не идти ж в гости к дочери и внучатам с пустыми руками! — несколько кусков слоеного пирога с творогом. Элфи она больше не стала приглашать с собой, а только сказала:
— Дедушка наверху, у дяди Журки. В карты играют. А ты смотри у меня, не вздумай и шагу сделать из дому! Я об этом все равно узнаю, запомни. И тогда все сполна получишь. К семи часам я вернусь. А может быть, и раньше, если Йолы не окажется дома. Вот и весь мой тебе наказ…
Бабушка вышла и заперла за собой на ключ кухонную дверь. Элфи отчетливо слышала, как повернулся ключ в замке. Некоторое время она продолжала лежать неподвижно, не имея сил даже для того, чтобы повернуться. Заперли! Как узницу. Окно, правда, открыто, но бабушка знает, что Элфи не посмеет вылезти через окно. Особенно теперь, когда весь дом и так следит за каждым ее шагом. У дедушки наверняка есть свой ключ. Вот, значит, до чего дошло! Запирать стали ее, как в темницу?
Поцелуй и больше ничего!
Ни о чем я больше не мечтаю… —
пел «ударник» Фреди в школе танцев.
Провались весь мир в преисподнюю! И все из-за этой дворничихи. Из-за ее длинного языка. Боится бабушка, как бы чего не сказали! Прежде она ходила танцевать, никто ничего не говорил! А теперь вдруг нельзя стало? Как бы дурное про внучку стариков Варади не сказали!
Элфи привстала на тахте и тряхнула своей лохматой головой: «Выходит, я всего-навсего внучка Варади? А кто же тогда Эльвира Варга? Неужели бабушка думает, что я всего лишь ее внучка и ничего больше?»
Вспомнив, что она — Варга, Элфи тут же подумала об отце, Режё Варга, дамском парикмахере. Если бы он только знал, какая участь постигла его дочь! Впрочем, откуда он может знать? Он и не вспоминает-то о ней! Отца Элфи не видела давно, в последний раз она была у него еще перед отъездом на Балатон в надежде получить хоть немножко на карманные расходы. Права бабушка — отец тоже хорош! Сегодня, наверное, опять поехал на ипподром. По воскресеньям он обычно или на скачки, или на футбол уезжает. Жена его тоже большая любительница скачек. Все куда-то пошли. У всех есть куда, есть с кем пойти, только ей, Элфи, некуда и не с кем! У нее и была-то одна-единственная Бэби, а теперь и ее больше нет!
Читай, говорит! Да разве есть такой, пусть самый интересный, роман на белом свете, чтобы его можно было читать в подобном настроении? Хотя, в общем-то, Элфи с удовольствием читает романы про любовь, и дома у них есть такие, потому что их любит бабушка и сама ходит за ними в библиотеку. Да разве может их сейчас читать Элфи, когда она считает, что совсем не стоило родиться на свет и что нет в мире более одинокого существа, чем она! Эх, пойти бы сейчас в кухню, открыть газ, улечься на пол — и отравиться! Как два года назад сделала в их доме одна старая дева, учительница музыки, потому что у нее не было больше учеников…
«Мишка, Мишка, где твоя улыбка», — заиграл оркестр, и вся школа хором запела. Представляете, что там сейчас творится? Прыгают, «словно горох в кастрюле». Это любимая поговорка Арпада Кёрменди. А Пишта Чик — тот так говорит: «Ребята, начинается танец восторженных телят!» Пишта Чик — лучший танцор, прямо-таки акробат. Арпад же предпочитает медленные танцы, объясняя это тем, что ему… хочется сохранить свою форму. Поэтому он предпочитает смотреть на дикие танцы со стороны…
Да, если бы Элфи отравилась сейчас газом, бабушка ой как пожалела бы о том, что принесла радости внучки в жертву сплетнице-дворничихе! Очень пожалела бы! Все забегали бы, начали бы звонить по телефону, но — увы! — напрасно. А на другой день в парикмахерской… Интересно, что сказали бы там? Дядя Тони пришел бы, конечно, тоже на похороны. А бедная бабушка, рыдая, причитала бы: «Разве этого я заслужила?» А мама, папа? Дядя Шандор, тот, наверное, и на кладбище не пришел бы. Ну и пусть! Что для него похороны какой-то парикмахерши! Дунди тоже не принесут: такая малютка все равно ничего не поймет и вскоре забудет, что была у нее когда-то сестренка, по имени Эльвира, которую она звала «Эфи». А мама? Стала бы она носить по ней траур в течение целого года? Папа, например, только черную муаровую ленточку прикрепил бы на лацкан пиджака…
Глаза Элфи стали мокрыми от слез, а за ними последовали и облегчающие душу рыдания. Лежа ничком на шелковой бордовой подушке, она выплакала как следует свое горе. Подумать только, в мыслях она уже побывала на собственных похоронах! А наплакавшись, устала и задремала. Но и во сне до ее сознания доходила мелодия песни «Девушка с Гаваев — первая любовь…».
Проснулась она от приглушенного хихиканья и шепота под окном.
— Заперли бедную девочку, — разобрала она голос Бэби.
Элфи поднялась и посмотрела на окно. Подойти к нему со вспухшими от слез глазами и всклоченной прической она не решилась. Окно занавешено тонкой, но все же непроницаемой для взглядов снаружи тюлевой шторой. Пока, разумеется, кто-нибудь не отодвинет ее в сторону. И Бэби отодвинула. Лицо смеющееся, в зубах сигарета.
— Ну, что же ты, мамочка? Не придешь? А где твоя старушенция?
За спиной Бэби, под окном, топтались еще две девушки — Ица и Ютка, и паренек — Арпад Кёрменди. Как видно, в школе перерыв, вот они и вышли на улицу. А тут кому-то пришло в голову пойти к Элфи, посмеяться над нею. Наверняка это затея Бэби — ведь только она знала, что бабушка не пустила на танцы Элфи.
Элфи стало уже зло разбирать на Бэби: и чего она ходит болтает? Поэтому она только пожала плечами и ничего не ответила на вопрос.
— Лезь через окно! — предложила Ица, толстенькая, конопатая, но все же миловидная девушка.
Вся ее миловидность — от белых, как сахар, зубов и веселых, всегда смеющихся глаз. Работает Ица в белошвейной мастерской.
Элфи, не зная, что и ответить на такое предложение, снова пожала плечами. Ясное дело, что она не станет вылезать через окно. Ей и не хочется. Чего это ради? Она же понимает: не потому они пришли сюда, что по ней, Элфи, соскучились или из великого к ней сострадания. Как бы не так! Они пришли не помогать, а чтобы «номер» какой-нибудь выкинуть, вот и уговаривают ее теперь вылезть через окно. В этот момент вмешался Арпад Кёрменди:
— Вы что, с ума спятили? Не слушайте их, Элфи!
Все ребята, в том числе и Арпад, говорили с Элфи на «вы», хотя была она самой молодой из девушек. И это «вы» скорее означало, что такую «желторотую», как она, они и не принимали всерьез. А обращайся с ней на «ты», она, чего доброго, обидится: подумает, что они ее еще ребенком считают.
— Вот тебе и на! — огрызнулась Бэби. — Ведь это ты первым начал допытываться, где Элфи, да что с ней. Тебе она нужна была больше всех!
Девушки захохотали и начали поддразнивать теперь уже его: уж не влюбился ли он в эту малютку? Арпад же пробормотал что-то и, оставив их одних, зашагал к воротам. Элфи не могла видеть из комнаты, но по удаляющимся голосам поняла, что девушки тоже пошли следом за Арпадом, продолжая подтрунивать над ним и совершенно позабыв про Элфи. Их ведь хлебом не корми, дай только посмеяться над кем-нибудь. Других развлечений они и не признают.
