Олег Татарченков - Высоко над уровнем моря
Мы сами пищу не готовим, а получаем ее в объемистые кастрюли и баки в центральном пищеблоке. Тащим к себе на второй этаж инфекционного отделения и раскладываем по тарелкам в обеденном зале.
Товарищи инфекционные больные, как в ресторанчике, приходят, хавают, и с набитыми животами довольно рассасываются по палатам. Затем посуда моется. После этого этапа столовские едят сами и по примеру остальных собратьев по разуму идут давить подушки в своих палатах.
Естественно, как старший по сроку службы и должности, я занимаюсь только тем, что доглядываю за своей кухонной командой и иногда помогаю таскать продукты из пищеблока в отделение. Работа важная и ответственная. У нее есть две основные сложности: не растолстеть до неприличия на казенных харчах и успевать следить за воровскими поползновениями моих подчиненных.
Подчиненные мне достались: шик — блеск, красота. На первом месте стоит Сашка Кулешов или, как я его прозвал, «Путеец с калошной фабрики».
«Путеец» после ПТУ доблестно трудился помощником машиниста в депо родного города Чимкент, что в Казахстане. И случилось ему полюбить девчонку — малолетку, сладкую конфетку. Сладкая эта конфета обладала очень веселым нравом и по этой причине позволяла себя любить не только Сашке, но и еще определенном количеству парней рабочих профессий.
Иными словами, была девчонка обычной малолетней поблядушкой с рабочей окраины, но Кулешов этого понимать не хотел. Любовь, как известно, зла, и Путеец на ее почве надеялся наставить красавицу на путь истинный. Катерина на его тяжкие воздыхания особого внимания не обращала и Сашка из общего своего легиона кобелей не выделяла.
Путеец, в свою очередь, старался ситуацию переломить в корне: полировал торцы своим «молочным братьям» по любви, обзаводясь фингалами и ушибами чуть ли не семь раз в неделю. Эти бои местного значения продолжались без малого пару месяцев и закончились полной победой нашего героя: конкурентов от катиного крыльца он отвадил.
С самой же катюшей дело обстояло сложнее. Ухаживание с цветами, шоколадками и несвойственным для рабочего класса шампанским она принимала благосклонно. В подтверждение свое благосклонности порой отдавалась в сумерках под кустами городского парка, но… Единственным и неповторимым Кулешова признавать не хотела.
И Путеец не выдержал: после очередной поездки он принял на грудь граммов двести без закуси и отправился на разборки.
Катя росла без отца, воспитывалась (точнее, не воспитывалась) под присмотром своей матери — женщины лет тридцати двух, бабенки шустрой и беспутной. В Сашкин визит маман оказалась дома и первым делом предложила ему накатить.
Санек по наивности души надеялся подобрать ключи к сердцу свое возлюбленной через ее муттер, поэтому от ста граммов портвейна «три семерки» не отказался. Катерины дома не было («Опять шляется где-то, шалава,» — определила нахождение дочери маман.)
Накатив, Путеец поведал историю своей любви Катиной родительнице. Родительница прониклась любовным жаром набивающегося в зятья парня и пообещала наставить на путь истинный свою непутевую дочь. И в свою очередь предложила скрепить нарождающийся родственный союз братским поцелуем.
«Братский поцелуй» несколько затянулся и был грубо оборван появлением Сашкиной пассии.
«Ах ты, блядь старая! — ласково обратилась юная пассия к матери, — Тебе своих кобелей не хватает, теперь у меня стала отбивать!»
На что маман лишь усмехнулась и кокетливо поправила волосы.
«А ты, сучий потрох, — не менее ласково сказала Катюша Саше, — катись-ка отсюда колбаской!»
«Да ты ничего не поняла, — попытался восстановить статус кво Путеец, — Тут ничего не было… Я с тобой поговорить пришел!»
Путеец вырос в далеко не оранжерейных условиях, и на сочные обороты в девичьих устах не обратил внимания. Он предпочитал зрить в корень. И его взгляд уловил, что шансы всерьез заявить о своей любви начали таять окончательно и бесповоротно.
«Чего вы молчите! — заорал Путеец на блудливо улыбающуюся мамашу, — Вы же все знаете!»
«Слушай, мальчик, хиляй отсюда, — лениво произнесла она, — Сопляк ты еще для моей Катерины…»
И тут рабочая душа Кулешова не выдержала…
Что конкретно в пылу гнева и отвергнутой любви он сломал из окружающего интерьера, Сашка узнает только на суде. Выяснится, что немало: два кресла, немецкую хельду, все стекла на кухне.
«Да у вас это раньше покоцано было!» — попытался он вякнуть в свое оправдание, но предприимчивая маман предъявила акты о нанесенном ущербе. И Санек был обречен.
В довершение к приговору суда «два года на стройках народного хозяйства с выплатой нанесенного ущерба», иными словами, «химии», Путеец получил приговор на всю оставшуюся жизнь.
Уже когда Сашка был под следствием по обвинению в злостном хулиганстве, его посетила мать Кати, которая без обиняков заявила: «Катька — то беременна! Ты же с ней, сукин сын, спал! Женись еще до приговора, а то под статью за совращение несовершеннолетних подведу!» Путеец скрипнул зубами и женился. Сюжет прямо по Василию Шукшину.
Оттарабанив два года на Самаркандской калошной фабрике, где в чаду и угаре от работы устаревшего на пятьдесят лет оборудования Кулешов обеспечивал регион столь популярной там обувью, он, от греха подальше, ушел в армию. Чтобы, как он мне сказал, не сесть снова. На этот раз — за убийство своих родных и любимых жены и тещи. Тем более, что Катерина никакого ребенка на свет не произвела: сделала аборт вскоре оформления формальностей с женитьбой.
Военком долго не хотел призывать Путейца на военную службу из-за его недавней судимости, но проникшись душещипательной историей парня и наведя справки о моральном облике его новообретенных «родственников», сделал исключение.
Еще во время прохождения курса молодого бойца Кулешов написал рапорт с просьбой направить его в Афганистан. И делал это до тех пор, пока командование не удовлетворило просьбу настырного солдата.
— Ты чего в Афган рвался, Путеец? — я спросил его через несколько дней после нашего знакомства. Отделение было накормлено и мы могли себе позволить поваляться на койках, — На дурака, вроде, не похож: ведь наверняка знал, что там медом не намазано.
— Злой я был, как не знаю кто. Чувствовал, что рано или поздно на своих в роте сорвусь. Лучше уж на «духах»…
До «духов» Путеец не доехал. В таджикском городке Пархар он подхватил гепатит и второй месяц отдыхал от тягот и лишений на простынях госпиталя. Сашка попал в автомобильные войска и поэтому с выводом войск война для него не заканчивалась: надо же кому-то возить грузы для Наджибуллы и его сорбозов.
— Армия, конечно, дурдом, — разглагольствовал Путеец, лежа на госпитальной койке, — Но дома дурдом больший. Если выживу, то дембельнусь и подамся на какую — нибудь комсомольскую ударную стройку. На БАМ, например. Там железнодорожники и водители требуются.
— Ты же судимый, Путеец, — подначивал я его, — И из комсомола тебя исключили. Тебя же не возьмут.
— Это меня в контору бумажки строчить не возьмут, — усмехался Сашка, — А маневровые тепловозы по вечной мерзлоте водить камикадзе всегда требуются.
… Вторым мои бойцом в кухонной команде стал Картуз из городка Волжского, что находится в Волгоградской области.
Криминальным прошлым Мишку Картузова бог тоже не обидел. Сколько себя помнил девятнадцатилетний Картуз, у него всегда были неприятности с правоохранительными органами. Забрался как-то восьмиклассник Мишаня с товарищами в строительный вагончик за патронами от монтажного пистолета, чтобы их потом на рельсы класть или в костер кидать — повязали и в детскую комнату милиции на учет поставили.
Подумаешь, строительные патроны, а вони… Особенно в школе, где классный руководитель целый час перед всем классом мозги канифолила. А когда он за час общественного позора ей в квартире окно выбил, натравила участкового, чтобы тот каждый день к Картузовым родителям заходил. Проверить — чем это Мишенька дышит.
И надо же было такому случиться, что дышал на тот момент Миша клеем «бээф» в подвале своего родного дома. А участковый, бдительный такой, туда нос сунул. В итоге была крутая отцовская порка, растянувшаяся по времени аж на неделю. Как это делается? Все просто: приходит батяня с работы и за ремень…
Не вынес Картуз такой жизни и дал тягу из дома. Напоследок купил в аптеке с помощью доброго дядечки пачку презервативов, насыпал в них хитрого химического состава, приобретенного там же, и сунул эти нехитрые бомбы в бензобаки учительского «запорожца», а также милицейского «уазика», что за участковым как-то заехал…
Бензобаки, естественно, рванули, а «народный мститель» Картуз оказался в спецприемнике для несовершеннолетних. Хорошо еще, что в машинах никого не было, а то после спецприемника Мишка поехал бы в колонию для несовершеннолетних, а не в спецПТУ…
![Тамара Малышева - Будь моим одиночесвтом [СИ]](/uploads/posts/books/5239/5239.jpg)