Виталий Сёмин - Ласточка-звездочка
Мальчишки не успели ни испугаться, ни обрадоваться, когда им навстречу, вывернувшись из-за угла, выбежали шесть красноармейцев, двое из которых тянули за собой подпрыгивающий на непоспевающих колесиках «максим».
Эти солдаты не были похожи на тех, которые недавно, серые в пыли, понурые, брели по улицам, согнувшись под тяжестью нестреляющего оружия. Эти солдаты выглядели более рослыми, злыми и даже веселыми. И несмотря на то, что они бежали, Сергей и Хомик сразу поняли, что они не убегали, а перебегали. И правда, стремительно добежав до баррикады, солдаты остановились. Четверо тотчас зашли за нее, а пулеметчики не стали затаскивать свой «максим» за баррикаду, они улеглись на проезжей части улицы. Потом один вскочил и тоже зашел за баррикаду. Солдаты шумно, во весь голос, переговаривались. Их совсем не завораживала тишина, которой были насквозь пропитаны Хомик и Сергей. И еще была одна особенность в том, как они ходили, острили, разговаривали, — они жили в мире, где все надо делать быстрее, чем в обычном. Быстрее бежать, быстрее ложиться, быстрее перекидываться словами, быстрее дышать. Даже когда они лежали, они продолжали жить в этом стремительном темпе. Поэтому до них не доходила тишина, которая завораживала ребят, поэтому они и не замечали самих ребят.
Сергей и Хомик робко стояли в стороне, ожидая, когда их наконец заметят. Сергей присматривался к лицам: у кого из солдат легче будет добиться покровительства?
Командовал группой широкогрудый парень с некомандирски молодым, добрым, пухлогубым лицом. Он всех называл по фамилиям, а солдаты говорили ему «Валя» или «Валентин». Валя осмотрел амбразуры в правом и левом отделениях баррикады, развел людей по местам и теперь, нисколько не обращая внимания на то, что на своем месте остался только один пулеметчик, лежавший на дороге, а остальные, не отходя, впрочем, далеко, разбрелись по улице, занимался, к удивлению Сергея, гимнастикой: вышагивал вдоль баррикады, пружиня на носочках, сводил руки перед грудью и резко разводил их в стороны. Делал он это неторопливо, но у него в лице, как и у других солдат, закуривавших, грызших сухари, все равно было что-то стремительное, не связанное с тем, чем он сейчас занимался.
Еще один солдат привлек внимание Сергея. Этот, едва зашел за баррикаду, сразу же направился к витрине маленького продуктового магазинчика. Стекла в витрине не было. Его осколки лежали тут же, на тротуаре, и в самой витрине, на мешках с песком. Солдат забрался на мешки и вышиб ногой диктовую перегородку, которая была вставлена в витрину вместо второго, внутреннего стекла. Из магазина он вернулся довольно скоро, отплевываясь и отряхивая пыль с рукавов.
— Все растащили, — сказал он. — Масла нет, какао нет, водки тоже. Все мыши с голоду подохнут. Поджечь, что ли? Валя, дай спички. Слышь, начальник, спички дай.
Этот парень — единственный, кого не захватывал стремительный ритм. Он нюхал свой испачканный рукав, отряхивался и отплевывался — должно быть, пробовал что-то в магазине на зуб — с тем же спокойным отвращением, как если бы не было никакой войны.
— Зачем тебе спички, Сиротин?
— Поджечь эту заразу. Там стружки до черта. Хорошо загорится.
— Брось баловать, Сиротин, жилой ведь дом, — сказал пожилой солдат в пилотке, надетой без всякого щегольства и даже без положенной по уставу некоторой лихости. — Вон и ребятишки отсюда.
— Мы не отсюда, — вмешался Сергей, но на него не обратили внимания.
— Молчи, дядя, — лениво отозвался Сиротин, — не с тобой говорю. Дашь спички, начальник?
Валя дошел до тротуара, повернулся:
— Честно, Сиротин, — ты мне надоел.
— Ты не знаешь, начальник, какие здесь сволочи живут.
— В этом доме?
— В этом городе. Меня тут арестовывали, понял? Насмотрелся я на местных фраеров. Ты же не отсюда?
— Не отсюда.
— А я здесь был.
— Переходил бы ты, Сиротин, сразу к немцам.
— Зачем?
— Они уж если ненавидят, то не то что город, а всю страну сразу.
Сиротин заулыбался. У этого парня было сильнейшее чувство собственного превосходства. Оно делало его неуязвимым.
— Незачем пока.
Валентин укоризненно покачал головой и вдруг направился к ребятам:
— Вы еще здесь?
— Мы к отцу… к его отчиму шли, — затянул Сергей. — Нас его бабушка послала. Она больна. — Сергей говорил так, как будто он боялся Валентина. Но он уже не боялся его. Он бы уже свободно мог назвать этого пухлогубого силача, привычно заботившегося о своих мышцах, «Валя».
— Так чего ж вы здесь околачиваетесь?
— На той улице, где отчим живет, уже немцы.
— Так валяйте домой! И побыстрей!
— Товарищ командир…
Сергей не успел договорить. Пулеметчик, лежавший впереди баррикады, начал стрелять. Ни самого пулемета, ни его цели отсюда, из-за баррикады, не было видно. Солдаты бросились к амбразурам, а Валентин и Сиротин выскочили за баррикаду. Сергей помедлил минуту и тоже выглянул за ними. Пулемет уже не стрелял. Там, куда направлен был его ствол, стояла тишина. Улица как улица.
Сколько раз за эти дни Сергей слышал и винтовочную, и пулеметную, и артиллерийскую стрельбу! Но это было не то. С той самой минуты, как они встретились с красноармейцами, Сергей ожидал, что они начнут стрелять, и все время, пока Сиротин лазил в магазин, а Валя делал гимнастику, прислушивался: вот-вот оно произойдет. И надеялся, что оно еще подождет, еще даст ему собраться с силами. И вот эта пальба и пустынная улица. Пулеметная очередь, ударившая над ухом, заставила все в Сергее заспешить. Мысли и чувства его бросились в разные стороны. А пустынная улица с тускло блестевшими под солнцем серыми лбами булыжника, с ржавыми трамвайными рельсами — давно ли трамвай ходил! — все опять приводила в норму. Ведь, в сущности, Сергей ожидал, что стрелять начнут по ним. А стрелять начали наши. И эти выстрелы и пустынная улица впереди дали ему возможность окончательно решить, что они с Хомиком все-таки шли на фронт, а не к Хомикиному отчиму.
Пулемет вкатили поглубже в узкий проход на баррикаде, солдаты припали к амбразурам. На ребят опять никто не обращал внимания. Лишь Сиротин, которого Сергей боялся, спросил:
— Войну, кислоглазые, хотите посмотреть? Сейчас увидите.
Сиротин, по-видимому, и сейчас не испытывал никакого страха. Он не был захвачен ожиданием, как остальные солдаты. Даже находил время дразнить ребят.
— На фронт шли, а оружия не захватили? Думаете, вам тут приготовят? На улице мало винтовок валяется?
— У нас гранаты есть, — сказал Сергей.
— Гранаты? А ну, давай сюда!
Сергей попытался отступить, но цепкая рука уже схватила его, уверенно нащупала в кармане гранату. Так же быстро Сиротин очистил карман Хомика.
— У меня отец воюет, понял? И брат двоюродный, — зло сказал Сергей. — Он чемпион по боксу. А ты хвастаешься!
— Тихо, — сказал Сиротин, — а то немцы услышат. Гранаты вам ни к чему. Нас тут подорвете. Найди пушку и стреляй.
Этот Сиротин совсем не жалел Сергея и Хомика. Его вовсе не удивляло и не беспокоило, что они, пацаны, добровольно подвергают себя смертельной опасности. Словно этот Сиротин был уверен, что на их месте поступил бы куда смелее и предусмотрительнее. Во всяком случае, не пришел бы на фронт без винтовки.
— Слышь, начальник, — сказал вдруг Сиротин, сразу же забыв о Сергее и Хомике, — я схожу туда, посмотрю.
И, не ожидая разрешения, вышел из-за баррикады.
— Назад, Сиротин! — приглушенно крикнул Валя. Но Сиротин даже не оглянулся. Он двигался быстро.
И хотя ступал нормально, на всю ступню, казалось, что идет на цыпочках и чуть боком. Он шел по той части улицы, которая в сознании Сергея отделилась от города, где и дышать-то нормальными легкими нельзя. Сейчас даже было странным, что они с Хомиком тоже были там, где от дерева к дереву перебегает Сиротин, что и Валя с солдатами двадцать минут назад бежал оттуда. Очередь, которую дал пулеметчик от баррикады, окончательно сделала эту часть улицы чужой.
— Убьют дурака, — сказал Валя.
Пожилой дядька, которого недавно оборвал Сиротин, сказал успокаивающе:
— Другого, мабуть, убило б. А он заговоренный. Ничего с ним не будет.
— Леша, — сказал Валя пулеметчику, впервые называя своего подчиненного по имени, — смотри внимательно. Где они, по-твоему?
Леша, не оборачиваясь, сделал движение подбородком:
— Если не дураки, в том окошке примащиваются.
Леша показал на трехэтажный дом с двумя массивными, господствовавшими над улицей «фонарями».
— Не опоздаешь?
— Кто его знает! Постараюсь. Я вообще не против, чтоб ему шишку поставили. Беспокойный человек.
Сиротин теперь надолго исчезал — его скрывал ряд деревьев вдоль кромки тротуара. Но вот он показался почти на самом углу. Стоял, прижавшись к толстому дереву, и раскачивал в правой руке гранату.
