Николай Анов - Гибель Светлейшего
С обеих сторон дороги тянутся убранные поля. Под голубым лунным светом они кажутся серебряными. В траве по обочинам торопливо, словно перегоняя друг друга, стрекочут кузнечики. Прислушиваясь к ним, Василий Иванович возвращается к мыслям о Чуме. Как просто было воевать с немцами и австрийцами. Каждый солдат знал, в какой стороне находится враг. А вот сейчас он может сидеть с обрезом в любой хате и незаметно продвигаться к Святополю.
Василий Иванович придержал коня, доехав до развилки дороги.
— Стой! Эта дорога на хутор Ярощука ведет. Проверить надо. Чума любит своих бойцов по хуторам прятать.
Всадники остановили лошадей, закурили. Рябоконь оказал:
— Дорогу под наблюдением держать зорко. Ждите меня здесь. Олег, айда со мной! В случае чего три выстрела дам подряд.
Василий Иванович повернул коня на левую дорогу, что поуже. Следом за ним поскакал Олег.
Глазами филина вглядывался Василий Иванович в придорожный кустарник и вдруг остановил коня.
— Кто-то тут есть! — шепнул он подъехавшему Олегу и приготовил маузер.
Гимназист заметил мелькнувший в тени силуэт женщины.
— Стой! — крикнул Рябоконь. — Стрелять буду! Кто там?
Полминуты длилось молчание. А потом из-за кустов донесся дрожащий женский голос:
— Это я.
— Кто ты?
— Параска!
— Выходи сюда!
— А вы меня не тронете?
— Выходи, тебе говорят!
Из-за кустов выбралась баба, судя по голосу, молодая.
— Ты кто такая?
— Я ж сказала — Параска.
— Почему прячешься? Что тебе тут ночью надо?
— Я так.
— Что так?
Чутье подсказало Василию Ивановичу недоброе.
— Говори всю правду!..
Параска молчала.
— Я тебе зараз развяжу язык!
Рябоконь, соскочив с коня и приблизившись к женщине, поднял маузер. Параска, увидев его черное лицо, в ужасе упала на колени и завопила:
— Ой, смилуйтесь! Все скажу… Все…
— Где живешь?
— На хуторе Ярощука. Наймитка я. Ярощук послал караулить. Люди у него прячутся. Третий день живут.
— Сколько их?
— Четверо.
— Бандиты?
— Ни. Господа московские. Два мужчины, две барыни.
— Офицеры?
— Цивильные.
— Не врешь?
— Святой крест!
— Чего же они прячутся?
— Гадают по ночам, куда бежать лучше.
— А еще кто есть?
— Павло Ярощук, хозяйка его, дитки…
— И больше никого?
— Никого.
— Собак на хуторе много?
— Есть.
— Садись сзади меня! — Василий Иванович прыгнул на лошадь. Стараясь не шуметь, он гнал коня рысью. Параска, продолжая дрожать от страха, держалась за его спину. Следом скакал Олег. Не доезжая хутора, Рябоконь остановился.
— Вот что, Параска, иди теперь и привяжи собак. Только смотри, пикнешь слово лишнее, шлепну тебя, как муху.
— Ой, боже ж мой!
Баба поспешно исчезла в темноте.
— Она нас не обманет? — спросил Олег, дрожа от волнения и прохлады.
— Побоится.
Переждав минут десять, Рябоконь сказал:
— Поехали. Не шуми только.
Параска не обманула, собак она закрыла в сарай, Василий Иванович обошел дом со всех сторон и потрогал входную дверь. Она была на запоре. В крайнем окошке светился через щелку огонек. Рябоконь вначале прильнул глазом сам, а потом предложил Олегу:
— Глянь-ка! Не пойму, чем они занимаются. Молятся, что ли? Дело темное!
В узкую щелку ставней хорошо была видна чистенькая комната. За столом сидели четыре человека — двое мужчин и две женщины. Они сидели, положив руки на стол, в застывшей позе, неподвижно и прямо, словно каждый проглотил аршин.
— Они спят, — прошептал Олег.
Василий Иванович потрогал засов ставни, он легко подался — с внутренней стороны закреплен не был.
— Отсюда возьмем! — шепнул Рябоконь. — Раму вышибем. Там поленья возле крыльца валяются. Поищи не шибко толстое.
Олег принес березовое полено. Василий Иванович вытянул осторожно засов и бесшумно открыл ставни. Вооружившись поленом, он изо всей силы ударил по крестовине рамы. Со звоном посыпались стекла, и в ту же минуту Рябоконь взобрался на подоконник и через распахнутое настежь окно прыгнул в комнату.
— Руки вверх!
— Дух, дух! — закричала молодая дама и сбросила пенсне с носа, похожего на клюв совы. Глаза ее засияли счастливым блеском. Но через секунду взгляд их потух, бледное лицо исказилось от ужаса. Она откинулась на спинку стула и стала медленно сползать на пол. А седая старушка, сидевшая напротив, широко раскрытыми глазами смотрела на черное лицо Василия Ивановича и беззвучно шевелила тонкими губами, силясь что-то сказать.
— Руки вверх!
Два господина, очнувшись от неожиданности, покорно повиновались. Они избегали глядеть на чернокожего человека в необыкновенном одеянии, влетевшего бомбой в комнату через окно.
— Оружие есть?
— Нет.
— Предъявить документы! Кто такие?
В эту минуту хозяин хутора Ярощук, слегка приоткрыв дверь, увидел Рябоконя и, осеняя свою грудь мелкими крестиками, в страхе попятился назад. Но Василий Иванович направил на него маузер.
— Стой! Стрелять буду! Иди сюда!
Ярощук перестал креститься и, робко озираясь, переступил порог.
— Хозяин?
— Да.
— Это что за люди? Откуда?
— Проезжие. Попросились ночевать.
Мужчина с бакенбардами, как у Пушкина, торопливо вынул из бумажника удостоверение и протянул дрожащей рукой:
— Я присяжный поверенный. Это моя жена. Это сестра жены. Это ее муж, профессор. Дело в том, что моей супруге врачи прописали берег Черного моря. Мы вчетвером едем в Одессу…
— На чем едете?
— Видите ли, нас высадили из поезда, вагоны заняли под раненых.
— К Врангелю бежите?
— Боже сохрани!
— А это что на столе?
Василий Иванович подозрительно разглядывал большой лист белой бумаги. На нем вразбивку были нанесены крупные буквы.
— Шпионская азбука?
— Помилуйте! Самый обыкновенный алфавит.
— Алфавит? Грамоте по нему профессор обучался? А?
— Уверяю вас… Это, если хотите знать… Ну, игра.
— По ночам игрушками занимаетесь? — Василий Иванович угрожающе поднял маузер. — Сознавайся, гад! Шпион? Зачем азбука? Говори, а не то отправлю в духонинский штаб!
— Я объясню! — поправляя на носу очки, залепетал профессор, лысый тощий старик с мешками под глазами. — Мы занимались спиритизмом. Это такое учение, которое к политике не имеет решительно никакого отношения.
— Азбука зачем?
— Я сейчас объясню все, гражданин комиссар. Видите вот это блюдце?.. На нем нарисована стрелочка. До вашего прихода мы сидели, положив на него пальцы, и вызывали дух царя Соломона. Блюдце бегает по этой карте, затем останавливается, стрелка указывает букву, мы записываем и таким образом получаем ответы от величайшего библейского мудреца… Я чувствую ваше недоверие. В наш сугубо материалистический век это закономерно. Но великий русский химик Бутлеров, выдающийся английский физик Оливер Лодж были убежденными спиритами…
Рябоконь вспомнил спиритов в пьесе Льва Толстого «Плоды просвещения» и опустил маузер.
— Олег! Останешься здесь караулить этих малахольных буржуев. На обратном пути я заеду. Чека разберется, что это за спириты. Смотри в оба, чтобы из комнаты никто ни шагу. Ясно?
— Ясно.
Василий Иванович дорожил временем. Он выпрыгнул в окно и через минуту мчался к своему отряду, оставленному на развилке дорог.
А Олег прикрыл оконную раму с разбитым стеклом и уселся на стул возле дверей. Он держал в руке маленький револьвер Фиры Давыдовны так, чтобы его видели пленники. Перепуганные внезапным появлением чернокожего комиссара и неожиданным арестом, они смотрели на часового почтительно, а на револьвер с опаской.
Когда прошел первый страх, мужчины, заговорили между собой по-французски.
— Говорите по-русски, — строго сказал Олег. — Или молчите. Вы — арестованные.
— Пожалуйста! Пожалуйста! — профессор помолчал немного и нерешительно, нащупывающим голосом спросил: — А может быть, вы разрешите нам провести один спиритический сеанс в вашем присутствии?
Олег не стал возражать. Ему любопытно было посмотреть, как люди разговаривают с духом царя Соломона.
Спириты уселись за стол, положили пальцы на блюдечко. Они сидели долго, блюдечко не двигалось. Гимназисту стало скучно и захотелось спать.
Но вдруг профессор, сверкая стеклами очков, воскликнул:
— Двигается, двигается! Пишите…
Блюдечко бежало по бумаге. Господин с бакенбардами следил за стрелкой и называл буквы. У Олега прошел сон. Он с интересом наблюдал за блюдечком. Оно вдруг опять остановилось.
— Присутствие постороннего человека имеет влияние, — сказал господин с бакенбардами. — Боюсь, что ничего не получится.
