Теодор Вульфович - Ночь ночей. Легенда БЕНАПах
В палате стало холодно, как зимой под ветром… Подошел. Потрогал Петра… Да он мертв… Положил ладонь на лоб. И так держал…
Вошел санитар… Тот пожилой, небритый, в куцем замызганном халате…
* * *Четыре мотоцикла, одиннадцать автоматчиков, мчались к железнодорожной станции. Вот она — «Кляйн-Корхен». Вот она, цистерна!.. Подкатили почти вплотную.
— От цистерны все! Ма-а-а-арш! — здесь осторожность была нужнее, чем с противником.
— Товарищ старший лейтенант, полегче, полегче… — это Иванов. — Они все пьяные. Из разных частей. Тут нельзя нахрапом.
— Оружие к бою!.. — и обе стороны ощетинились. — Все назад! Приказ командующего!! При малейшем сопротивлении… Из пулеметов!.. Приказ командующего!! — он повторял, как заклинание. — Не вздумай ствол поднять — пристрелю… — тут ухо держи востро — как в клетке со свежими тиграми.
Внутреннее сопротивление лютое. Начали медленно расползаться, пятиться, но затаенно огрызались.
— Назад!.. Без шуток!.. Весь спирт на землю…
— Вы там не очень-то!.. Не очень… — это совсем смелый нашелся. — А то как бы вам тоже посуду не продырявили.
Ординарец Жора и Володя Иванов осторожно отделили смельчака от остальных, обняли, как родного, мигом обезоружили и скрутили. Запихнули головой в коляску мотоцикла. Для надежности… Остальные кинулись к тем, что были поближе к цистерне, — отнимали канистры, жбаны, котелки, бидончики. Выливали на землю, а посуду кидали им вдогонку под жестяной грохот отступавшим к развалинам.
— Это же древесный! А «спирт» уже потом… Мертвые! Уже мертвые есть!.. Поезжай в госпиталь, посмотри, ласточка моя, как они улетают… Один за другим.
— А то глупее тебя… очистку произвести не смо-гем! — Ну, с этим управились быстро.
Расползались разъяренные, пятились обескураженные. Озирались по сторонам, отругивались, тихо угрожали… Какой-то сердобольный солдат-доходяга сообщил:
— Товарищ гвардии охвицер, разрешите?.. Вы тот шпирт не берите. Там с ночи один плавает.
— Где плавает?
— У в цистерне. Утоп.
— А чего же вы сами-то?
— Мы с другого боку сливали, — сообщил по большому секрету, — не там, где плавает. Все одно — дезинхвекция. Правда?
Нашли пожарный багор, извлекли утопленника. Свежий, розовый, чистый. Никто его не знает. Положили на перроне… Может, опознают… Открыли краны и выпустили в канаву всю цистерну древесного спирта.
Добытчики находились в развалинах поодаль, выглядывали оттуда этакими сусликами, наблюдали с ощущением горестной утраты — авось образуется, да хоть что-нибудь обрыбится.
— Вам в подарок Жизнь, на блюдечке с каемочкой! Мало?.. Да?! — увещевал сусликов одессит-ординарец и кричал тем, кто еще топтался в отдалении: — Хочется чего-нибудь горячего?.. Жгучего?! Чтобы утроба полопалась?.. Чтобы сдохнуть до срока?! Да?.. Хоть один умный здесь есть?.. Я спрашиваю, здесь есть хоть один из Одессы? Хотя бы! — его слушали, и вот его, кажется, понимали.
XVII
Ключ от бездны
…В вязком, сладковатом воздухе ныло грозное предупреждение. Оно висело!.. Солнце поднялось довольно высоко и жестким светом било в спину. Колонна внезапно застопорилась перед самым мостом, сложенным из толстых почерневших от времени бревен. С этой стороны реки прямая как стрела дорога сплошь была забита транспортными и редкими боевыми машинами, зажатыми, как в ловушке. На той стороне — пустота: дорога раздваивалась — одна ныряла в густой лес, другая стремглав уносилась за линию фиолетового горизонта… По обе стороны дороги — поле, покрытое жухлой прошлогодней травой, с обширными песчаными проплешинами. За полем петляла полноводная речушка с обрывистыми бережками. Дальний лес казался высоченным, крепким. За лесом притаилась Германия.
…Прими их всех до одного, прошу Тебя, будь милостив — они удивительное воинство (отдельные промахи не в счет…) Ни один из них не заслужил Твоей милости, но ведь все они отправились туда раньше времени, — значит, Ты хотел этого?.. Прости их.
Из пространства.Полковник стоял на мосту, рядом со своим «виллисом». Низкорослый, уже совсем немолодой (с той самой «гражданской»). Он нервно дергался и что-то выговаривал адъютанту. Тот пожимал плечами и не то что отвечал ему, а скорее пытался ретироваться. Ему было малость неловко за полковника: да и не его это был полковник, и сам он был не его адъютант…
Вот так остановить большую колонну на открытом месте, перед старым деревянным мостом?.. Вода в реке была черная от холода — уже вроде бы и весна, но все равно февраль… Полковник решительно отказался от помощи адъютанта, а зря… Он утонул в большом развернутом листе карты — лихорадочно отыскивал там нужные ему населенные пункты с ускользающими немецкими названиями.
И ведь ни одного зенитного орудия в колонне, нет даже зенитного пулемета — прямо бедствие какое-то… Ругали полковника напропалую, костерили и в хвост и в гриву. Почти все смотрели в небо и ждали, с какой стороны нагрянут.
— Ну, чего встал, как… Вот ведь мудо бедовое!..
— Прижмут, так… Икнуть не успеешь! Не то что…
— Тут и укрыться-то негде…
— Видал? Читать по-немецки учится…
— Впе-е-е-еред, разгильдяи! Чего стоим?!
Рядом с полковником прогуливалась знакомая фигура. Еще какая знакомая!
— Здорово, Иван.
Иван обернулся — гвардии старший лейтенант Белоус.
— Здравствуй, здравствуй, — Иван испытывал некоторое неудобство, он оттаскивал председателя в сторону, на край дороги, подальше от «виллиса» заместителя командира корпуса.
— Ну, как в адъютантах? — в этой ситуации фраза получилась насмешливой. — Почему с ним? Ведь ты у начштаба?
— Не говори… — он был смущен. — Попросил порученца у Лозовского, сказал «на один марш».
Председатель беззвучно хохотнул и скорчил рожу:
— Взаймы тебя, что ли? Ну и дела… А как он — ничего? — кивнул на полковника.
— В подкидного играет отменно, — не удержался на благодушной ноте Белоус.
Курнешов стоял возле своей штабной машины и тревожно просматривал небеса.
— Во-он Вася, крутит башкой. Видишь?.. Во-о-он Валентин… — это председатель так дразнил его. — Здесь много наших.
— Где?.. — Белоус попался на удочку.
На физиономии взводного блуждала лукавая улыбка.
— Ты своему временному скажи: нельзя здесь держать колонну.
— Ему, пожалуй, скажешь…
— Расчихвостят нас здесь. Учти…
Белоус решительно направился к полковнику… И как в бездну глянули провидцы:
— ВО-О-ОЗ-ДУ-У-УХ!! — одурело неслось по колонне от хвоста к голове. Все видели и знали, зенитного прикрытия нет.
Шесть «мессершмидтов» атаковали колонну со стороны солнца — они всегда работали парами, — последние, усовершенствованные, оснащенные штурмовым оружием и фаустпатронами, укрепленными под крыльями (против танков!), да еще с бомбовым запасом — все за счет веса горючего (их аэродромы были рядом, и наши боевые части уже сами натыкались на них).
Почти все от дороги кинулись влево к реке… «А-а-а-а… У-у-у!» — неслось со всех сторон, чуть ли не перекрывая рев моторов. Полковник заметался вместе с парусом раскрытой карты в руках… Взводный расставил ноги и поднял левую руку (это для своих знак «Внимание!») — он ждал сброса бомб, чтобы определить склонение… «Мессера» шли на высоте тысяча восемьсот — две тысячи двести…
— Беги! — крикнул ему кто-то, а сам мчался к реке. Взводный не шелохнулся — он неотрывно смотрел на самолеты врага сквозь своеобразный прицел, образованный большим пальцем вытянутой руки. От истребителей отделились черные точки, он тут же определил склонение падающих бомб — вправо — и отмашкой руки повелительно указал влево — туда, куда надо бежать. Показал только своим — только они его понимали. Гвардия, как сбитая свора, кинулась влево — их легко было отличить, ведь вся масса ошалелых бежали к реке в надежде укрыться под покатым бережком.
Белоус сгреб в охапку своего полковника, вместе с картой, опрокинул его в кузов, успел крикнуть водителю: «Гони!» «Виллис» сорвался с места, перемахнул через мост и подпрыгивая мчался по дороге к лесу. Взводный краем глаза отметил: Курнешов тоже отмахнул рукой влево и еще крикнул что-то бегущим мимо него. Те, кто видел его сигнал, на долю секунды замирали и кидались в обратную сторону, влево — наперекор массе… Но таких было мало — считанные. Курнешов сам бросился туда же… Никто нигде так быстро не бегает, как под бомбежкой, — весь его взвод несся влево, — все до одного мчали в открытое поле, врассыпную, на пределе сил…
От хвоста колонны валом нарастала волна разрывов, накатывалась прямо на голову колонны. Он прыгнул, как нырнул, в кювет (больше некуда было), вдавил лицо в островок талого снега, как будто только в этом белом островке таилось его спасение. Казалось, все бомбы рвались у него на голове» хотелось вдавить лицо в талый снег еще глубже, еще плотнее.
