Ольга Маркова - Кликун-Камень
— Наш Совет. Недавно Керенским приказ отдал, чтобы разоружить рабочих. А наш районный Совет призвал всех прятать оружие, — и снова смолк, продолжая путь.
После долгих кружений рабочий остановился около двухэтажного длинного здания с частыми окнами вверху и редкими внизу. Посередине — нарядный широкий подъезд с двумя ступеньками. Через два окна в обе стороны две узенькие двери, на одну из которых и указал питерец.
У дома поодиночке и группами расхаживали люди.
«Патруль», — догадался Малышев.
Пока поднимались по лесенке вверх, Петр Игнатьевич говорил, теперь не таясь:
— Рядом с этим домом — Гренадерский мост. Около него Девятого января положили народу много!
— Здесь?
— Везде положили, не только здесь. Но и здесь. В каждом районе есть улицы, кровью политые. Помним мы это. Очень даже помним!
Делегаты Екатеринбурга встретились друг с другом шумно, как после долгой разлуки. И сразу же к ним подошел Свердлов, загудел:
— Ну, как устроились?
— Яков Михайлович, неудобно только, что сели мы на шею рабочих. Ведь и у них карточки, — начал Малышев.
— Это пусть вас не беспокоит. Питерские большевики сами предложили этот выход.
— А город нам удастся посмотреть?
— Нежелательно. За делегатами могут охотиться временщики… А нам терять сейчас людей нельзя.
Стремительный, собранный весь, Яков Михайлович ушел. Голос его слышался теперь уже из боковой комнаты.
Небольшой зал быстро заполнялся.
Рядом с Иваном сидел пермяк Александр Борчанинов. Иван еле признавал в этом человеке с усталыми глазами того живого и влекущего оратора, которого мальчишкой бегал слушать на митинги в Перми.
Вышел на сцену полноватый седой человек, встал за столом, выжидательно глядя в зал.
— Ольминский?.. Ольминский… — зашептали сзади.
— Из Москвы…
Ольминский открыл съезд.
Уже на другой день Малышев понял, что небольшая группа делегатов съезда как бы нарочно спорит по каждому вопросу, вызывает смятение. Ну как могут эти люди всерьез требовать, чтобы Ленин отдал себя в руки власти? Разве можно доверять Временному правительству?! Отдать им Ленина! Вишь, чего хотят: обезглавить партию! Это же травля вождя!
— А это кто? Преображенский? Из Златоуста?
— Наш, уралец, а что мелет?
— Чего захотел: сказать в резолюции о политическом положении, что Россию можно направить по социалистическому пути только при наличии пролетарской революции на Западе! Вот варнак!
Это простое уральское слово «варнак», сказанное Борчаниновым, развеселило Малышева.
…Среди делегатов волнение. Еще бы! Услышать от Бухарина, что крестьянство настроено оборончески, находится в блоке с буржуазией и не пойдет за рабочим классом! Да ведь это против Ленина! Неверие в силу пролетариата, в его способность вести крестьянство по социалистическому пути!
Бухарин с бородкой клинышком. Острые глаза бегали по лицам делегатов неспокойно.
Малышев все замечал, все впитывал в себя. Он волновался за каждого оратора: «Что-то скажет! Куда-то этого понесет?» Волновался за Свердлова, когда тот иногда исчезал из президиума, радовался при мысли: «Наверное, к Ленину… Ведь именно Яков Михайлович связывает нас с Лениным в эти дни».
Свердлов объявил:
— Здание обратило на себя внимание охранки. Вокруг появились подозрительные люди: слежка. Завтра собираемся в школе у Нарвских ворот. Новосивковская, 23.
В перерыве Борчанинов предложил:
— Знаешь что: заседания начинаются около одиннадцати. Кончаются в восемь. Махнем-ка с тобой… хоть на Петропавловскую взглянем? Питер я знаю… Мы с тобой в Петропавловке не сидели еще, надо поприсмотреться! — оба рассмеялись.
Иван Михайлович быстро нашел хозяина своей квартиры.
— Вы не волнуйтесь, я приду позднее.
— А если попадешься?
— Хоть иглы под ноготь — ничего не выдам!
Вспомнилась Наташа: так она сказала когда-то. Казалось, это было так давно! И какие события разделяют то время с сегодняшним! «Ждет не дождется, незаконная!» Бегом спустился вниз к пермяку.
На улице было светло. Взявшись об руку, Малышев и Борчанинов быстро шли к трамваю: надо успеть.
Иван Михайлович произнес:
— Все ясно. Значит, такие главные задачи ставит перед нами партия сегодня: вытеснить меньшевиков и эсеров из всех революционных организаций и готовить вооруженные силы для победы пролетарской революции.
— Знаешь, екатеринбургский большевик, если ты намерен митинговать, я от тебя убегу.
Ехали. Шли пешком. Показался остров, комендантская пристань и высокий шпиль Петропавловского собора. Борчанинов сказал:
— Помолчим?
Долго смотрели они на роковой остров, на пристань, на гранитную высокую ограду, на блестевший золотом шпиль.
— Для чего же ключ на шпиле?
— А чтобы все знали, что запоры крепки. Тюрьму эту еще при Петре поставили. Там и «секретный дом» есть. Попадешь в него, выйти не думай. Декабристы там сидели. Софья Перовская, Александр Ульянов… Отсюда только на смерть увозят!
Идя обратно, снова молчали.
Прощаясь, Малышев произнес в раздумье:
— И все-таки мы с тобой больше в тюрьме сидеть не будем. Кончилось. Все равно власть наша будет, пролетарская.
…Школа, вот она, квадратное, одноэтажное помещение. Кровля ограждена низеньким парапетом. По семь окон с трех сторон, два — по обе стороны подъезда.
У двух огромных тополей перед школой стояли рабочие, за углом прятались еще двое: патруль.
Напряжение на съезде не спадало.
Иван Михайлович почти с ненавистью следил за всеми, кто спорил, кто брал под сомнение тезисы ЦК.
Одни требовали, чтобы лозунг «Вся власть Советам» был снят, другие спорили с этим, считая, что партия отказывается от борьбы за Советы совсем. Они не хотели понять, что после июльских событий политическая обстановка в стране изменилась. Нужно бороться с контрреволюцией и за власть пролетариата в союзе с крестьянской беднотой.
«Вот какое дело: путем вооруженного восстания! И как они не понимают, что партия не отказывается от борьбы за власть Советов, а ставит вопрос о борьбе с контрреволюцией и с предательством нынешних Советов».
Все, теперь подведен итог работы партии после апрельской конференции, выражен протест против травли Ленина, намечена политическая линия на новом этапе. Ленин, его указания чувствовались во всем.
То, что изложил Владимир Ильич еще в Апрельских тезисах и что приняла и утвердила конференция, теперь закреплено съездом: власть должна перейти в руки рабочего класса.
И главное, здесь сказали о том, что Малышев чувствовал давно, как, наверное, чувствовали все большевики: социалистическая революция назрела, мирное ее развитие дальше невозможно.
Захотелось немедленно ехать домой и действовать, действовать.
Видимо, все делегаты переживали это же чувство Нетерпеливо кричали они маловерам и спорщикам:
— Оппортунисты!
— Хотите расколоть партию!
— А мы едем домой с ясной целью!
Съезд закончился. Словно по команде, поднялись делегаты. Постояли молча. Каждый взвесил свои силы. Каждый представил себе, что необходимо готовиться к большим и жестоким сражениям.
XXIII
С настроением взять власть силой шли в Екатеринбурге партийные собрания и профсоюзная первая конференция. Большевики приняли решения съезда как директиву.
В доме Поклевского на втором этаже размещался Совет. На третьем, по широкому коридору налево, комната комитета большевиков. Напротив такая же — эсеров. Эсеры ловили в коридоре людей, уговаривали вступать в их партию.
Малышев смеялся:
— Ах, какой они себе авторитет приобретут! Пусть всех слабаков к себе вербуют, а к нам пусть вступает меньше людей, но по убеждению.
Часто эсеры прямо с крыльца говорили речи. Кобяков размахивал белыми руками. Бойкие слова его прыгали, не задерживая внимания.
Кто-то из членов союза молодежи и в этот раз сообщил о митинге Малышеву, и тот вышел на крыльцо, что привело собравшихся в радостное волнение. Пиджак у Ивана расстегнут, кепка сдвинута на затылок. Из-под нее падала на лоб волна светлых волос.
— Вам тут эсеры забивают мозги, товарищи, призывают профсоюзы к бездеятельности! Не верят в единение! А мы уже знаем, что только при единении можно победить! — Напористые его слова вызвали одобрительный гул толпы.
По Покровскому проспекту беспорядочной толпой шли солдаты, только что приехавшие с фронта и не понявшие того, что происходит. Солдаты следовали в Сибирь. В Екатеринбурге их остановил голод. Измученные, злые, они, горланя, по пути разбивали окна, снимали и топтали вывески с двуглавым орлом.
Все они были на одно лицо, всех единила дикая безудержная злоба.
Люди на их пути бежали прочь, другие судорожно метались, прячась за углы, в подворотни.