Николай Гомолко - Лесная крепость
И увидели люди диво — чем больше напрягался Ян, чем сильнее прижимался к дубу, тем глубже проникал он в ствол дерева. Дуб как бы втягивал его в свое могучее чрево. Закричали люди:
— Яночка! Ян! Куда же ты прячешься от нас, от своей Настеньки?
А Ян уже совсем ушел в дерево. И уже, слышалось, скрипели на ветру не ветви дерева, а руки Яна.
Загремел гром, ударила молния, засветилось тело Яна красным пламенем.
Бросились все к могучему дубу и замерли в страхе: на стволе великана пламя выжгло тень могучего Яна…
— Так рассказывают люди, — закончила сказку Оксана.
Носке и Циммер молчали. Лица их были непроницаемы.
— Вот вам и Буян-озеро, — вздохнула девушка…
— Фрейлейн Оксана, — усмехнулся комендант. — Зачем так трагично? Пора забыть эту длинную и сентиментальную легенду. Мы напишем новую историю озера. Прежде всего мы назовем его по-другому: Фридрих-озеро. Прислушайтесь! В этом названии слышен гром нашего непобедимого оружия!
Оксана ничего не сказала, наклонилась над бортом лодки, опустила руку в воду. Полковник взял в руки зачехленное охотничье ружье.
Остров был уже совсем близко. Черный Дуб на фоне неба вырисовывался особенно четко.
— Господин полковник будет охотиться? — спросила Оксана.
— Буду воевать за свою принцессу, — добродушно усмехнулся полковник, посмотрев на девушку.
Он положил ружье на дно лодки, повернулся к острову. Какие-то люди, толкаясь на берегу, встречали гостей. Оксана пригляделась — солдаты! Они были без пилоток, в рубашках с закатанными рукавами.
«И тут хозяйничают! — неприязненно подумала девушка. — Только бы дуб не спилили».
Глава двадцать четвертая
Отчалив от берега, Вадим Николаевич еще не подозревал, каких усилий ему будет стоить плавание по озеру. Сразу же выявилось первое неудобство: близко к краю плота стоять было нельзя, от тяжести он опускался в воду и грозил перевернуться. Приходилось резко наклоняться набок, чтобы уравновесить его.
Вадим Николаевич энергично работал веслом, все время подгоняя себя. Он перебирал в памяти односельчан, оставшихся жить рядом с врагами. Кто-то ведь есть среди них, кто близок гитлеровцам, если разгадана такая тайна.
Ясно, что Климчук является к своим хозяевам не открыто, как-то маскируется.
Егор Климчук… Он слышал это имя. Знал, что какой-то Климчук работал на паровой мельнице. Правда, там Вадиму Николаевичу ни разу не довелось быть. В мыслях ему уже рисовался образ предателя: человек с маленькими пронырливыми глазками и почему-то горбатый.
Учителю представилась такая картина: вот горбун стоит перед Фридрихом Носке, льстиво улыбается, кланяется, даже падает полковнику в ноги, целует его лакированные сапоги…
Потом опять вспомнилась Оксана — такая, какой она была в день их первой встречи — статная, легкая, с доверчивыми глазами… Вот кто может знать многие тайны гитлеровцев. Она ежедневно встречается и с Циммером и с Носке. И не раз видела Климчука в комендатуре… Но не она подала весть о предателе… Это сделал кто-то другой… Почему же разрушилась их дружба, почему Оксана вдруг так преобразилась, стала чужой, недоступной? Неужто она не понимает, что оккупация — временное явление, что враги будут уничтожены? И их прихвостни тоже. Не понимает она разве, что ее будут судить? «И на мое заступничество пусть не надеется, не заступлюсь. Что заработала — получай!»
Он винил и себя. Надо было не спускать с нее глаз, добиваться встреч, объяснить, какая незавидная участь ее ждет: людская отчужденность, суровая кара. Он вспомнил, как они встретились на площади районного городка, как он ее предупреждал. Не послушалась. А теперь поздно!..
…Озеро что-то нашептывало, словно сквозь сон, покачивался плотик. Остров был уже далеко. Закатилось солнце, и сумерки затемнили водную гладь. Только небо еще берегло краски недавнего дня, и на западе догорали мягкие перламутровые отсветы.
До берега, как определил Вадим Николаевич, не менее четырех-пяти километров. На лодке такое расстояние можно пройти примерно за два часа. Ему же на этом сооружении из ветвей и камыша придется плыть неизвестно сколько. Продвигается как черепаха. И вообще неизвестно, продвигается ли. Набежит волна, и плот то и дело грозит опрокинуться, приходится быть начеку, балансировать, помогать веслом.
Вечер быстро переходил в ночь. Небо словно крыло гигантского самолета в заклепках звезд. Луны не видно. Это и хорошо и плохо. Трудно ориентироваться Вадиму. Приходится останавливаться, рассматривать смутные очертания далекого берега. Пока убедишься, что направление верное, уходит дорогое, бесценное время.
Там, на болоте, все висит на волоске: и жизнь партизан, и жизнь беженцев. Даже ночами не утихают бои. Высоко в небе над лесом и над болотом вспыхивают ракеты. Со всех сторон смертельная опасность.
Надо торопиться. Донести эстафету, оброненную неизвестным смельчаком, и передать ее в руки дядьки Андрея. Опасность нависла над партизанами, словно черная хмара. Как только они там держатся без боеприпасов, без продовольствия? Еще когда Вадим со своими друзьями держал оборону на лесной дороге, в их отряде было объявлено, что все продовольственные припасы кончились, и партизанам было предложено проявлять находчивость в добыче пищи, собирать орехи, ягоды, корни съедобных растений…
Воспоминание о еде напомнило Вадиму Николаевичу, что и сам он голоден. Он понимал, что силы его на исходе. Взмахи весла стали короче и не такими энергичными, как поначалу. Этак, пожалуй, путешествие его может затянуться, ему не хватит ночи. Как рассветет, он на своем горе-плоту уже совсем недалеко от берега появится всем напоказ. Заметят его в первую очередь немцы Вот будет для них заманчивая цель! Рассмотрят в бинокль, увидят, куда он держит путь, и откроют огонь!..
Значит, надо вести плот самой короткой дорогой, надо умело распределить свои силы. Главное — подплыть к берегу, почувствовать под ногами твердую почву. И пусть он тогда не сможет стоять на ногах — поползет на четвереньках. Хоть на брюхе, но эстафету передаст в руки своих.
Им и так сейчас тяжело. И надо же, еще этот проходимец — предатель Климчук! Погоди, гадина! Встретимся, узнаешь почем фунт лиха. К врагам перекинулся, народ свой продает! «Возможно, мне поручат его расстрелять. Не дрогнет рука. Наведу дуло винтовки в твое косматое звериное сердце».
…Озеро ночью кажется безбрежным, мерцает то в отблесках дальних ракет, то в сполохах вечерней зари. Ночная тишина напряженная, обманчивая. Даже здесь, среди озера, все может вдруг перемениться. Вадим бросает взгляд на покинутый остров. Как-то там ребята? Не страшно ли им?.. Ну, недолго придется ждать его, недолго, ночь проспят, а днем он уже будет на берегу и что-нибудь придумает.
Правда, надеяться, что сразу попадется лодка, нельзя. На северной стороне озера, куда примыкает болото, нет ни одной деревни. Да и у него, как только ступит на берег, первой заботой будет скорее пробраться в штаб партизанского соединения.
При самой удачной ситуации получалось, что лодка отчалит за детьми только следующей ночью. Значит, Алесь и девочка будут еще сутки на острове… Только бы их не заметили с вражеского берега. «Не посоветовал, не предупредил, — забилась неспокойная мысль. — Хотя бы не выходили на берег». Вся надежда на го, что Алесь — парень смышленый.
…Грести становится все тяжелее. А еще плыть да плыть. И не один час. И Вадим решает делать небольшие перерывы.
Он взмахивает в последний раз веслом, опускается на плот, ложится на спину, вытянувшись во весь рост. Он смотрит прямо в небо. Кажется, ничего, кроме этого небесного темного безбрежья, не существует…
Вадим находит среди звездной россыпи Большую Медведицу. По ней точно определяет направление на север.
Конец передышке. Вадим поднимается, опускает в воду весло. Совсем рядом всплескивает большая рыба.
Глава двадцать пятая
Первая ночь на острове прошла спокойно. Аллочка ни разу не проснулась, тихо посапывала, пригревшись возле Алеся. Он лежал и старался представить, как там Вадим Николаевич. Вдруг заметят его фашисты и обстреляют плот?.. Алесь напряженно прислушивался к ночным звукам.
Минул час, другой. Было тихо, стрельбы не слышно. Значит, пока все идет как надо.
Вообще-то Вадим Николаевич мог бы и его, Алеся, отправить с донесением. Уж он бы в любом случае доставил его на место. Даже если бы фашисты обнаружили плот и подняли стрельбу, нырнул бы, как щука, в воду, вильнул в сторону — и поминай как звали…
Но это только мечты. А сейчас здесь, на острове, он за хозяина, за командира. «Командир, — шепчет он и усмехается. — Потеха, да и только». Вот если бы дали ему под командование человек двадцать партизан — другое дело. Построил бы он их в шеренгу и пошагал бы с винтовкой наперевес вперед: держись, лютый враг, видишь, какая сила идет — аж земля дрожит!..
