Александр Одинцов - Огненная вьюга
— Что ж, так и будем сидеть, товарищ старший лейтенант? — угрюмо спрашивал Басов, ворочаясь в снежном окопе, как медведь. — Вы только прикажите, а…
— Ай-яй-яй, — сокрушенно качал головой Сандыбаев, — совсем обнаглели, шакалы.
— И не говори, Сандыбаич, — вторил ему Корытов, — глядеть тошно.
Алексеев любил этих бойцов, славных ребят и лихих разведчиков. Да и говорили они сейчас именно то, о чем он сам думал. Потому и не прерывал их воркотню, пропускал мимо ушей. Пусть отведут душу. Но когда Корытов прямо спросил, почему они до сих пор не берут «языка», хотя для этого было множество возможностей, командир взвода резко бросил:
— Прекратить разговоры! Ждать приказа!
Успокоившись после некоторого возбуждения, Алексеев продолжал:
— Под Велижем обстановка была примерно такая же. Мы в засаде с утра сидели несколько часов. По шоссе Усвяты — Велиж беспрерывно шли автомобильные колонны. Как потом выяснилось, немцы подбрасывали свои резервы на восток перед октябрьским наступлением на Москву… И вдруг движение колонн прекратилось. Часа на два, не меньше. И на шоссе появлялись лишь отдельные машины. Вот одну такую мы тогда и захомутали. Ценный «язычок» попался, прямо прелесть.
— А почему это, ну перерыв, что ли, в движении был?
— Фрицы порядок любят, — ответил командир взвода. — Подошло время обеда — все дела побоку. Вот и здесь подождем того часа. Аккуратный в этом плане народ, дай им всем бог… погибели.
А в это время в снежной траншее разведчики коротали время, согреваясь солдатским перетрепом, который заводил рядовой Хохлов. С серьезной миной на лице он допытывался у сержанта Черного:
— Интересно, а что сейчас делает Гитлер в Берлине? Обещал ведь на Красной площади парад устроить, а приходится тикать из-под Москвы…
— Ты думаешь, раз у меня знаки на петлицах, так я больше твоего знаю про это, — отвечал сержант. — Но ты за него не беспокойся, он, паразит, еще придумает какую-нибудь хворобу на нашу голову.
— Ответ понятен, — удовлетворенно кивал Хохлов. — Но позвольте уточнить: правда ли, что около фюрера какая-то Ева вьется. Она ему как — жена или просто так?
— Що ты до мени привязався… — озлился вдруг Черный, как всегда в волнении переходя на украинский язык. — Трепло ты, а не боец. Тике мени и думки до усякой падлы…
— Ну, а все-таки?..
Трудно сказать, чем бы кончился этот разговор, если бы его не прервал словно вынырнувший из сугроба старший лейтенант Алексеев.
— О чем спор? — с ходу спросил он.
— Да вот наш Хохлов все интересуется какой-то Евой, которая вроде живет у Гитлера, — ответил один из разведчиков.
— Вот придем в Берлин и разберемся, кто кому кем доводится, — прервал бойца Алексеев. — Кончай побасенки, ребята. Не до них сейчас. Проверить оружие, приготовиться к бою. Будем брать «языка».
Это решение старший лейтенант принял, увидев, как после четырех часов, словно по команде, поток автомобилей на шоссе резко сократился. Изредка с интервалом в пять — десять минут появлялись лишь одиночные машины.
Пройдя вдоль цепи бойцов, командир взвода вернулся на свой КП, как окрестил его снежный окопчик рядовой Хохлов, и вновь, слившись с биноклем, впился взором в опустевшую дорогу. Он недовольно морщился, видя грузовики, набитые разным барахлом, одинокие повозки с брезентовыми шатрами, под которыми копошились обвязанные бинтами солдаты.
— Не то, не то, — шептал он, стиснув зубы и нетерпеливо поглядывая на часы.
— Товарищ старший лейтенант, — тронул Алексеева за плечо сержант Басов. — Гляньте-ка правее… Легковушка шикарная и автобус. За ними, кажись, грузовик…
Командир взвода уже и сам без бинокля видел сползавший с ближнего косогора небольшой кортеж машин. Шли они медленно, объезжая ухабы. Впереди катили три мотоцикла с люльками, из которых торчали стволы пулеметов и виднелись рогатые солдатские каски. За мотоциклами двигался огромный лимузин, празднично поблескивая на солнце черным лаком и никелированной решеткой радиатора. Метрах в двадцати от легковой машины лениво переваливался голубой автобус. Почти вплотную к нему держался крытый брезентом грузовик.
— Как быть, товарищ старший лейтенант? — спросил сержант. — Не многовато ли? Примерно двадцать на грузовике, да в автобусе, да мотоциклисты.
«Да, силы явно не равны, — рассуждал про себя командир взвода. — Но представляющуюся возможность упустить нельзя. Важные, видать, фигуры в лимузине едут. А вдруг — генералы? Ведь командующий фронтом подчеркивал важность захвата такого «языка». Последняя мысль отмела все сомнения.
— Взвод, к бою! — решительно, сквозь стиснутые от напряжения зубы скомандовал он, не отводя взгляда от приближающихся машин.
Внезапность… Всю надежду на успех этого скоротечного боя возлагал командир взвода на нее. В Велижском рейде хорошо организованная засада и неожиданные для противника действия не раз приносили успех. Как-то Алексеев присутствовал при допросе фашистского командира батареи. Тогда тот в адрес отряда бросил упрек: «Вы воюете не по правилам, а по-разбойничьи, используя внезапность». «А вы? — спросил Шевченко. — Почему же вы войну начали не по правилам, а по-разбойничьи, внезапно, без ее объявления?» «Об этом спросите у фюрера, — был ответ. — Только он знает, как надо воевать».
Эти мысли молнией пронеслись в голове Алексеева, когда он ложился за пулемет.
— Вот сейчас и поглядим, кто знает, как воевать, — проговорил он сквозь стиснутые до боли зубы, прижимая к щеке ложу ручного пулемета.
И только мотоциклисты пересекли неведомую им роковую черту, определенную командиром взвода для начала стрельбы, как на них и автомобили хлынул смертоносный шквал огня. Он скосил всех, кого видели разведчики. Мотоциклы словно попрыгали в разные стороны. Грузовик с солдатами, потеряв управление, круто вильнул в сторону, опрокинулся в кювет и вспыхнул. Оставшиеся в живых пытались выбраться из него, но тут же валились на дорогу под метким огнем. Задымился от зажигательных пуль автобус и почти тотчас скрылся в дымном пламени взрыва. Выскакивавшие из него офицеры попадали под губительный огонь. Легковой автомобиль уткнулся радиатором в сугроб. Экипаж его никаких признаков жизни не подавал. Видимо, с ним все было кончено.
На шоссе застыла тишина. Только потрескивал огонь, быстро пожиравший обшивку машин, да черный дым стелился, по лощине.
Алексеев скомандовал ранее выделенным бойцам:
— К машинам!
Четверо лыжников поспешили с высотки на шоссе. Алексеев наставлял их на ходу:
— Быстро забрать портфели, полевые сумки, штабные и личные документы… Действовать энергично, пока на шоссе тихо…
Но только он это проговорил, как раздался слитный гул множества машин. С горки в лощину со стороны Новопетровского спускалась большая колонна крытых брезентом грузовиков. Их сопровождали два легких танка.
— Ах, дьявол бы их!.. — воскликнул в досаде Алексеев. — Сорвалось! А ведь там, чует сердце, есть что-то важное.
Оценив сложившуюся обстановку, старший лейтенант приказал отойти взводу в лес. На высоте осталось лишь два наблюдателя — сержант Дегтярев и рядовой Песков.
Немцы, подъезжая к горящим машинам, не сразу разобрались в том, что произошло на шоссе. Танки, как и прежде, двигались с открытыми люками. Пехота, следовавшая вслед за ними в грузовиках, чувствовала себя в полной безопасности под защитой танкистов. И лишь когда колонна подошла вплотную к разбитым автомобилям и гитлеровцы увидели тела убитых и раненых солдат и офицеров, на шоссе поднялась паника.
— Нападение! Диверсия! К бою! — понеслись крики и команды.
Со звоном захлопнулись люки танков. Как горох посыпались из машин пехотинцы и залегли в кюветах. Началась беспорядочная пальба из танковых пушек и пулеметов. Поднялась истошная трескотня автоматов. Пули с визгом рубили мерзлые стволы и ветви деревьев. Огонь пока не достигал разведчиков и они тихо, словно их мог услышать противник, переговаривались:
— Как вы думаете, товарищ сержант, пойдут они по нашим следам в лес? — спрашивал рядовой Песков.
— Вряд ли. Эти пока не знают даже, откуда была обстреляна колонна.
— Узнать не трудно. Оставшиеся в живых расскажут.
— А дальше что? У них лыж-то нет. Снег-то по пояс.
— Вдруг все-таки полезут. Тогда что?
— Тогда ноги в руки и айда к своим. На лыжах мы быстро оторвемся от них и догоним взвод. Но я думаю, что фрицам сейчас не до нас.
На шоссе стрельба разом прекратилась, но танки стояли с закрытыми люками, а пехота не вставала с обочины и держала оружие наготове.
К догоравшим машинам на большой скорости подошло два санитарных автобуса. Шесть человеке белых халатах вышли из них и сразу же устремились к лимузину. Разведчики отчетливо видели, как из него с большой осторожностью вытащили трех убитых, один из которых был в шинели, а двое в кожаных на меху регланах. Их отнесли в санитарную машину, а остальных, погибших уложили на брезент на обочине шоссе.
