Юрий Бондарев - Мгновения. Рассказы (сборник)
Я бросился через кусты прочь от скамейки, выскочил на дорогу, в поселок, пробежал всю улицу, и здесь понял, что между мной и ею случилось нечто такое, отчего, сейчас я не в силах вернуться домой. И, ища спасение, я решил уехать в Москву, хотя и не было у меня ключей от квартиры, но был родной дядя, у кого я смог бы переночевать. Безбилетником я доехал на электричке до Москвы, а вернулся на дачу вечером следующего дня, к большой радости отца и матери, поднявших на ноги всю поселковую милицию. На мое счастье, она с мужем еще днем уехала отдыхать в Сочи, и больше никогда я не видел ее у нас. Вот какова была моя первая любовь.
Архитектор замолк, закурил сигарету, с удовольствием затянулся, иронически хмурясь.
– Что вы скажите на это? Как видите, в первом моем познании «нежной страсти» никакой романтики не было, Фрейд и Фрейд.
Я молчал.
– По-моему, вас совращал не Фрейд, – сказал я, наконец, смущенный откровенным рассказом моего соседа. – По-моему, ваша прелестница удовлетворила порочное любопытство, встретив мальчика.
– Порочное любопытство?
Он отклонился к спинке стула, закинув ногу на ногу, и с пристальным интересом уверенного в себе человека посмотрел в конец вагона-ресторана на молодую женщину с волосами цвета бронзы, одиноко сидевшую под солнечным окном.
– Порочное любопытство? – повторил он, нежнея лицом. – А не удовлетворяем ли мы порочное любопытство, имея дело с разными прелестными созданиями? Я женат, у меня двое детей, я люблю свою жену, однако все-таки, признаюсь, иногда изменяю ей из-за этого самого проклятого мужского любопытства. Я, разумеется, всегда ошибаюсь. Но, так или иначе, каждая женщина воображается мне райской загадкой, которую надобно разгадать. Как, например, вот этот бронзовый экземпляр – не тайна ли? А вы, простите, изменяли своей жене?
Я отшутился:
– Я образцовый однолюб. Есть и такие ископаемые чудаки.
Он в раздумье налил мне и себе вина, чокнулся со мной, с преувеличенным дружелюбием возвел глаза к потолку.
– А Бог его знает, где истина – быть однолюбом или иметь донжуанский список. Примите это за запоздалый тост. И будьте здоровы. Я преклоняюсь перед рыцарями морали, коим никогда не был и вряд ли смогу быть.
«Можно на вас посмотреть?..»
Когда он подходил к калитке ее дачи, то испытывал предчувствие везения, которое веселило и пугало его после вчерашней встречи на пляже. Тогда он лег рядом с нею на песок и с напускной уверенностью заглянул в книгу, развернутую под тенью зонтика.
– Интересная? – спросил он смело и кашлянул.
Она вскинула брови, ее ресницы раздвинули удивленным смехом глаза.
– Ну вот, явление в коробочке.
– Чего? – не понял он. – Какое я явление?
– Вы любите читать? – спросила она, делая серьезное лицо.
– Да нет, я так… иногда… Журналы да книги на пляже отдыхающие оставляют.
Она внимательно оглядела его мускулистую фигуру, его длинные, до желтизны выгоревшие неопрятные космы, спадающие до плеч, и села, охватила шоколадно-смуглые колени, улыбаясь ему. От ее купальника, от невысохших после моря волос пахло миндальной свежестью.
– Впрочем, я догадалась, вы работаете на спасательной станции. Я видела вас на лодке.
– Я тут в случае чего, – сказал он, не очень смело щуря на нее опаленные пшеничные ресницы, будто в зрачки било солнце. – А вы с дач этих? – Он покосился на купы деревьев, под которыми чистоплотно белели домики дач, заборчики, заросшие акацией. – Из Москвы, видать, приехали?
Ее брови смешливо метнулись.
– О, какой догадливый! Да, я снимаю здесь комнату. Во всех смыслах занятно! В связи с чем, собственно, вы решили познакомиться со мной? Как вас звать?
– Петя… Петр… А вас как? Наверно, Лариса или Елена? Не угадал я?
– Лариса? Хм, интересно. Елена, Лариса? – Она с веселой иронией покусала душку черных очков. – Что ж, красивое имя – Лариса! И Елена – не хуже. Но знаете, Петя, у меня другое имя, более прозаическое – Мария… Мария Сергеевна… Скажите, Петя, а в чем же таинственная причина вашего знакомства со мной? Почему вы подошли ко мне?
– Читаете вы… – Он улыбкой показал щербинку между зубов… – И все читаете, читаете. Нырнете, поплаваете и читаете… Почему вы все читаете?
Она не без лукавства махнула очками в сторону пляжа, заполненного голыми телами на золотистом песке, игрушечно пестром от зонтиков и полотенец на лежаках, шустро бегающими детьми за мячом под ногами волейболисток в купальниках.
– Здесь много интересных женщин. Пожалуй, среди них я – гадкий утенок. Вы читали сказку про гадкого утенка?
– Не-е, не читал я. Вы не гадкий утенок…
– Это уже совсем легенда! – Она засмеялась. – Приходит некий Петя-лодочник, с которым мы совершенно не знакомы, и начинает отпускать комплименты чужой женщине. Спасибо, Петя, но о чем мы с вами будем говорить?
– Да так. Я просто посмотрю на вас. Можно?
Она пожала плечами, надела очки и сделала строгий вид.
– Просто гениально. Я буду читать, а вы будете смотреть на меня. Знаете, это уж очень как-то… лучше уж давайте поговорим. Вы, похоже, учитесь в институте физкультуры и в летние каникулы зарабатываете деньги на пляже? Я не угадала?
– Не-е… Я не студент… Почему вы так подумали?
– Глядя на ваши лохмы… и, конечно, на ваши бицепсы, – сказала она нарочито бодро, чтобы скрыть некоторое стеснение.
– А что бицепсы? Бицепсы от лодки.
Он, этот юный геркулес, в плавках, облепленных песком, согнул руку в локте, с конфузливым недоумением покосился на бугор мускулов, повторил полувопросительно:
– А что? Я не виноват. Это я веслами накачал. Вам не нравится? Грубо, да?
– Этого я не сказала, – проговорила она, невольно любуясь его как бы натренированным атлетическим телом, не похожим на полноватые тела деревенских парней, и любуясь его выгоревшими бровями, каких не бывает сейчас у городских молодых людей. – Только зачем вам столько силы? Вы же не боксер, не борец. Понимаю: сила для того, чтобы вас боялись…
– Бывает. – Он ухмыльнулся, снова лег, подложил руку под голову. – Я тут иногда заместо милиционера. Кто случайно поллитру хватит, начнет некультурно шуметь, слова произносить, я того взашей с пляжа: гуляй, а людям не мешай отдыхать. Вот вы, например, пришли отдыхать, покупаться, позагорать, книжку почитать, а тут рядом какой-нибудь косой хмырь начнет горланить про «шумел камыш». Не уважаю горлодеров. Что с ним делать? Я его сразу – мордой в песок…
– Мордой в песок? Это как же? – удивилась она растерянно и потянулась к книге, развернутой в тени зонтика.
– Ну вот, прекрасно, – пошутила она, смеясь. – Теперь я спокойно могу читать. Камыш шуметь не будет.
– А читаете вы… Про любовь небось?
– Что-то в этом роде.
– А называется как?
– «Милый друг».
Он обрадовался, наморщил облупившийся нос.
– Вот это клёво! Дайте почитать.
– Что значит «клёво»? Пляжный неологизм? Сленг? Арго? – не поняла она, заинтересованная. – Или вы сами придумали?
– Говорят так. Я что? Я ничего… Клёво – и все…
– Ах, какой вы еще наивный, Петя, – вздохнула она с улыбкой.
– Ну ладно. Хорошо. Возьмите книгу. Даю вам для чтения – ночь. Завтра, к сожалению, я уезжаю. Книгу прошу вас утром занести на одиннадцатую дачу. Я там снимаю комнату. А теперь спасибо, Петя, за компанию. Я приехала после экзаменов, немного отдохнуть от студентов.
– Так мы же с вами совсем не говорили. Можно я еще… Посижу маленько… вот тут… И посмотрю, как вы загораете. Больно вы очень интересная, щекотливая какая-то вы…
– О, Боже славный. Боже праведный, – взмолилась она утомленно. – Завтра утром на дачу занесете книгу, и мы поговорим, еще. Ладно?
– Спасибочки. Почитаем. До свиданьица.
Он большой рукой заграбастал книгу, поднялся и, широкий в плечах, бронзовый, в полинявших плавках с якорьком на заднем карманчике, двинулся приплясывающей походкой к водной станции, по-хозяйски озирая пляж.
Она облегченно опрокинулась на спину, уставшая от этого нежданного знакомства, которое поражало ее чем-то через меру бесхитростно-наивным, лишенным какой-либо игры словесного лукавства, как это обыкновенно бывает, и эта нелепица пляжного знакомства ее, серьезного преподавателя экономики, и его, «парня из тайги» озадачила ее.
– Бывает же! – сказала она, зажмурясь, и двумя кулачками стукнула по песку. – Кавалер!
И слушая сложный шум пляжа, шальную музыку из усилителя, визги детей, стук волейбольного мяча, набегающий шелест волн о камни, взглянула в сторону безлюдной спасательной с обвисшим флажком станции, прилепившейся к синеве моря, и подумала, почему это он, этот «парень из тайги», подошел к ней, мало чем привлекательной по сравнению с атласно гладкими длинноногими красавицами в черных роскошных очках, в разного цвета бикини, под тенью зонтиков на лицах (чтобы не сжечь кожу), погруженных в беспечное наслаждение.
– Странно, – проговорила она вслух, уже критически оглядывая свой нежный незагорелый живот, колени, ноги и самоуничижительно фыркнула: – Нонсенс! По сравнению с этими холеными парикмахерскими красавицами я просто дурнушка. Ученый сухарь. Разведенка в двадцать шесть лет, хорошо помнившая слова мужа: «В тебе, конечно, есть изюминка, но совершенно безвкусная. Ты так и проживешь изюминкой в запертой шкатулке. До сорока шести лет твоими любовниками будут цифры, а потом… потом старость».
