Анатолий Занин - Белая лебеда
Внезапно вверху послышался рев, душа моя зашлась от пронзительного свиста, на площади возникли облачка взрывов и черные фонтаны земли, стена высокого дома мгновенно обрушилась, образуя террасу из битого кирпича и клубящейся пыли.
Мы с Димой вернулись к складу, но ни машины, ни старшины Ежкова там не было.
Все вокруг грохотало, гул заполнил небо и город, над головами проносились самолеты с крестами на крыльях. На глазах разваливались дома, мы выскочили на набережную, прямо перед нами раздался страшный взрыв, и меня подбросило в воздухе. Когда очнулся, увидел, что мы с Димой лежим неподалеку от горящего дома, в окнах которого гудит и бьется яростное пламя. Я растолкал друга и выволок его к воде.
Вокруг беспрерывно грохотало, ревели самолеты, падающие в пике, черный дым разъедал глаза и першил в горле, от жара горящих домов, казалось, лопнет кожа на лице. По улице бежали старики, дети и женщины с раскрытыми в крике ртами и выпученными от ужаса глазами. Многие тут же поглощались обрушивающимися стенами домов. Мы с Димой мчались как угорелые, свернули в первую попавшуюся, еще не заваленную улицу, но впереди как прах оседали дома от страшных взрывов. Мы с разбегу свалились в только что образовавшуюся воронку и, пропадая от кашля — так сильно першил в горле туман тротиловых взрывов, как слепые кутята лезли вверх, лишь бы не сидеть на месте. Кругом лежали убитые и раненые, красная мостовая хлюпала под ногами. Мы задыхались от гари и огня, у нас горели щеки, трещали волосы. А грохот и визг нарастали с каждой минутой. В небе мелькали, пикировали десятки, сотни самолетов!
И вот Волга! Она вся, сколько можно охватить взглядом, усеяна людьми. Взрослые и дети бросались в воду, беспомощно барахтались, пытались спастись от огня и бомб, но крестоносные самолеты, сменяя друг друга, почти над самой водой неслись и расстреливали, убивали… То здесь, то там в небе вспыхивали самолеты и факелами падали в ими же разведенное пожарище…
Дима стащил меня по длинной лестнице на берег, и тут мы заметили небольшой акведук — стрельчатую арку под насыпью. Арка была хотя и невысокой, но бетонированной и надежной. И все под ней забито людьми. Но и нам нашлось местечко. Сгорбившись, под аркой можно было перевести дух.
Когда стало вечереть, наверху немного затихло, хотя все еще ревели самолеты и раздавались взрывы, мы выбрались из своего укрытия, глянули вокруг и оцепенели. Город лежал в развалинах, которые курились черным дымом. Лишь кое-где возвышались стены отдельных домов. Подавленные картиной разрушения, мы с трудом перебирались через завалы. Много попадалось убитых. Но уже появились отряды дружинников и принялись убирать мертвых. Налеты стервятников продолжались, но жители с узлами и тележками потянулись к переправам. По Волге текла горящая нефть, плыли остатки плотов, бревна.
У вокзала набрели на уцелевший фонтан. Нетронутые гарью скульптурные девчонки, взявшись за руки, плясали вокруг слабо бьющих струй воды, к которым мы жадно приникли.
Надвигалась ужасная ночь, немцы продолжали бомбежку, и мы уже отчаялись выбраться из города. Брели по берегу мимо пылающих барж и складов. За городом наскочили на нашу полуторку. Ежков и шофер меняли заднее колесо, изрешеченное осколками. Запасливый старшина поделился с нами хлебом. Добравшись до расположения артполка, с тревогой на сердце поняли, что опоздали. Пустые бараки, всюду мусор и хлам, какой остается после людей, поспешно покинувших свое пристанище.
Весь день прислушивались к сильнейшему грохоту в Сталинграде, в смятении бродили по территории полка. Ночью за нами пришел связной, и мы на пароме переправились на тот берег. Еще день скрывались в кустах, которыми густо заросли берега Ахтубы, бокового рукава Волги, начинающегося у Сталинграда. Через день мы догнали своих.
Почему мы уходили из Сталинграда?
Низко над песками Приахтубья висела луна, похожая на раскаленную сковороду, медленно летали большие ночные птицы, а далеко, в северной стороне грозовое небо в сотнях разрывов зенитных снарядов. Сталинград защищался…
Я с Димой, да и старшина с шофером, попавшие под бомбежку, никак не могли прийти в себя. Разрывы, падающие в пике самолеты, горящая Волга и убитые среди разрушенных домов все еще стояли перед глазами. Первый день только и было разговоров, кто и где спрятался и что видел. Затем Андрей Касьянов и Петр Коноваленко рассказали, как они ночью переправлялись через Волгу и Ахтубу, как фрицы вешали фонари и обстреливали паромы с бреющего полета. Но вот кто-то затянул: «Распрягайте, хлопци, коней…», и все дружно подхватили песню. Я встрепенулся и тоже стал подтягивать своим глухим, совсем ослабевшим от пережитого страха голосом.
Наш взвод шел первым не только в батарее, но в полку и артбригаде. Только дозор постоянно маячил впереди. А за нами на многие километры растянулись батареи двух учебных полков.
Взвод возглавляли три командира. Взводный старший лейтенант Савельев, уже немолодой, с буйным русым чубом и веселыми мелкими морщинками вокруг добродушных глаз. Посредине шагал лейтенант, командир батареи Холодов, широкоплечий здоровяк, с маленькой головой и мальчишескими чертами лица. Он напускал на себя строгость и часто покрикивал на солдат. Третьим был замполит Болдырев, пожилой мужчина с простоватым лицом и грузной фигурой. При каждом шаге на нем солидно поскрипывала новенькая портупея. Гортанный голос его трудно было перебить, тем более, что он любил себя слушать. Наш взводный был человек не без юмора и при первой возможности мог подшутить и над Болдыревым. Любил рассказывать анекдоты и разные веселые истории, а чтобы его всем было слышно, забирался в середину взвода и говорил погромче.
Но сколько не рассказывай, а запас смешного когда-нибудь и кончится, и старшой незаметно примолк, бойцы стали вспоминать близких и все хорошее, что было в той довоенной жизни, которая так быстро отошла в прошлое. Потом и этому пришел конец. Дорога-то длинная. Час ходьбы в хорошем темпе — десять минут отдыха. Трудненько было втягиваться в этот нелегкий режим.
— Я никогда не забуду тебя, Сталинград! — твердил Дмитрий и ожесточенно затягивался дымом цигарки.
В этом походе мы четверо, Касьянов, Коноваленко, Новожилов и я, очень сблизились, и каждый про себя начинал понимать, что кончилась одна жизнь и начиналась другая — трудная и опасная.
Мы уже и песни все перепели, даже комбат рассказал все свои рыбачьи истории, и вот тогда будто кто толкнул меня.
— Хотите, я расскажу?
Старший лейтенант приметил меня на стрельбищах. Я неплохо поражал движущиеся мишени. У старшины оказалась снайперская винтовка, и Савельев стал обучать меня стрельбе из нее.
— Давайте, Кондырев, — подбодрил комвзвода. — Да подлиннее…
Незадолго до войны мне попалась книга Джека Лондона «Мартин Иден». Я проглотил ее за одну ночь и, потрясенный трагической судьбой отважного моряка и талантливого писателя, долго не мог прийти с себя.
Мартин, Мартин, как же ты не понял, что эта богатая мещаночка Руфь совсем не достойна твоей любви!
Я с таким жаром рассказывал о морских путешествиях Мартина Идена, изображал в лицах надменных друзей Руфи, что не заметил, как Андрей забрал у меня «снайперку», а Петро — вещмешок и противогаз. Я выскакивал из строя, бухался на песок, кричал, снова бежал впереди скучившихся людей. И вот таким манером мы прошагали более часа. Наконец, я в изнеможении упал под кустик бурьяна и раскинул руки.
Болдырев глянул на часы, поспешно подал команду на привал.
Я положил винтовку, а на нее сбросил шинельную скатку, вещмешок и противогаз. Какое блаженство задрать ноги на всю эту кучу, а самому затаиться и чуток подремать! Но ведь хочется и воды из фляжки хоть разок хлебнуть и цигаркой подымить.
— Ну и наговорил, Лунатик, — как бы между прочим буркнул Дима. — И совсем у Джека Лондона не так.
— Я рассказал, Димча, по мотивам романа, разумеешь? — в забытье проговорил я, а сам подумал: «Нет, Димча, завидуй не завидуй, а мой черед настал…»
Рваные тучи неслись по черному небу, огромный кроваво-медный лик сторожко выглянул из зарослей, и на него тут же набросились стервятники…
Я заснул на ходу и побрел по пескам. Сколько я шел, куда шел?
Чу! Слышен лай Руслана среди других собачьих голосов… Я издали узнал его прекрасный, добродушный лай…
Я шел по своей улице…
Открывается калитка, и выходят отец, мама, Степан, Алина…
Не замечая меня, они проскальзывают мимо, мимо…
Что это? Штыки, каски, мундиры противного мышиного цвета…
Они вскидывают автоматы, короткие стволы их выплевывают огонь… Стреляют в меня, а я невредим. Оглядываюсь и вижу, как падают отец и Степан. Мама склоняется над ними..
Я рву с плеча свою «снайперку»…
