Владимир Мильчаков - Повести и рассказы
Выбежав на длинную прогалину между двумя рядами яблонь, Буранов увидел впереди себя в сотне шагов Кара-Сакала, пробиравшегося через ягодные кусты к следующей стене, за которой начинались дворы дехкан.
Забыв о том, что он сам запрещал своим конникам стрелять в Курбаши, Семен на бегу вскинул карабин и выстрелил. Кара-Сакал на мгновение остановился и схватился за левое плечо, но тотчас же еще быстрее бросился к стене.
А до Семена донеслись перепуганные крики женщин.
— Черт! — вырвалось у Буранова. — Не стреляйте, хлопцы, — остановил он догнавших его разведчиков. — Не стреляйте. Там женщины. Одним словом, гражданское население. Курбаши по дворам искать придется. Ничего, найдем. Морда приметная, не скроется.
* * *Командир полка Данило Кольчугин подъехал к кишлачной чайхане злой на весь свет. День, начавшийся так хорошо, грозил закончиться неудачей.
Банда Кара-Сакала перестала существовать. Человек тридцать басмачей сумели ускакать еще в привалках; более ста, обезоруженные и перепуганные, стояли сейчас в окружении красноармейского конвоя на площади около мечети, недалеко от чайханы, а остальные полегли под пулями и златоустовскими клинками красных конников на плато, в привалках и по дороге к Ширин-Ташу.
Но самый опасный из басмачей — курбаши Кара-Сакал сумел убежать и затаиться в этом испуганно притихшем селении.
Кольчугин спешился, отдал коня коноводу и, присев на застланный ковром помост, расстегнул воротник гимнастерки. Горбатый, с огромным зобом чайханщик испуганно выглянул из дверей чайханы и хотел уже юркнуть обратно, но, увидев, что командир смотрит на него, затоптался на месте.
Кольчугин, думая о том, что сейчас надо вызвать кого-нибудь из представителей сельской власти, с интересом разглядывал чайханщика, пораженный его на редкость безобразным видом.
— Господину угодно что-нибудь приказать? Может быть, приготовить плов? — пробормотал урод, склоняясь в низком поклоне. Тонкие синеватые губы до самых ушей растянулись в угодливой улыбке.
Кольчугин рассмеялся. Неожиданное обращение чайханщика к нему со словом «таксыр» — «господин» развеселило комполка. Он ответил чайханщику по-узбекски, но высокопарно, говоря о себе в третьем лице.
— Господину не угодно затруднять достопочтенного хозяина изготовлением плова. Он хотел бы только утолить жажду чайником душистого чая.
Чайханщик удивленно взглянул на командира. Он никак не ожидал, что этот русский так хорошо владеет узбекским языком.
Но Кольчугин, уже перестав шутить, тоном приказа добавил:
— Кроме того, мне нужно видеть председателя Совета. Пошлите за ним кого-нибудь.
— Хорошо! Все будет исполнено, — снова согнулся в поклоне чайханщик.
Через полминуты из двери чайханы выскочил заплаканный чумазый мальчишка в изорванном халатике, надетом прямо на голое тело, и побежал в глубь сельской улицы.
К чайхане подъехал помощник Кольчугина Нияз Кадыров. Он неторопливо спешился, взобрался на помост и сел, привычно подогнув под себя ноги и аккуратно уложив на ковер саблю.
Черноволосый, слегка курчавый, с тонкими красивыми чертами смуглого лица и широкими вразлет бровями, из-под которых смотрели внимательные, широко расставленные глаза, Нияз Кадыров представлял ярко выраженный тип самаркандского узбека — прямого потомка древних согдийцев.
— Все в порядке, — коротко доложил он и, сняв выгоревшую, пропыленную буденновку, вытер ладонью высокий вспотевший лоб.
Зная немногословность своего помощника, Кольчугин был вполне удовлетворен его коротким рапортом. В данном случае слова: «Все в порядке!» означали, что селение Ширин-Таш полностью окружено и что не только человек, но даже кошка или курица не смогут незаметно скрыться из села.
К помосту степенно подходила группа седобородых стариков.
Впереди важно вышагивал пожилой и толстый, словно весь налитый жиром, человек. На полном румяном лице с пухлыми красными губами зло и пренебрежительно поблескивали глаза. Несмотря на жару, толстяк был в стеганом ватном халате из полосатого ферганского шелка. Из-под распахнутого халата виднелась белая шелковая рубаха с глубоко вырезанным воротом и широкие штаны, заправленные в мягкие ичиги. На ичигах блестели новые остроносые калоши. В поясе рубаху перехватывал ярко-зеленый вышитый платок.
На голове этого человека красовалась небольшая, туго повязанная чалма из белого шелка. Видимо, из щегольства он заложил под нее стебелек огромной ярко-красной розы.
— Председатель нашего Совета, уважаемый Абдусалямбек, — негромко проговорил зобатый чайханщик, ставя перед командиром поднос с двумя чайниками чая, пиалами и небольшой горкой стекловидного местного сахара.
Следом за председателем, как гуси за вожаком, так же неторопливо шагали три старика.
«Видимо, члены Совета», — подумал Кольчугин, разглядывая стариков, шествовавших за председателем.
Подошедшие вежливо, с достоинством поздоровались. Кольчугин и Нияз Кадыров каждому из них по очереди протягивали руку, которую представители местной власти, по обычаю, пожимали обеими руками, придавая лицу своему выражение дружелюбия и чрезвычайного расположения.
Кольчугин, прекрасно знавший не только язык, но и обычаи узбеков, во всем придерживался принятой формы восточной вежливости. Пожимая руки председателю и членам Совета, он осведомлялся о здоровье самого приветствуемого, его жены, детей, дальних и ближних родственников и, наконец, справлялся о благополучии всего хозяйства.
Кадыров, предоставив командиру полка выполнять все предписываемые обычаем любезности, молча, испытующе разглядывал прибывших.
Наконец все расселись на ковре, и Кольчугин протянул председателю пиалу, налитую до половины зеленым чаем.
Считая, что необходимые процедуры традиционной восточной вежливости выполнены, Кольчугин прямо перешел к интересующему его делу.
— Могу вам сообщить, почтенные, — начал он по-узбекски, неторопливо отхлебывая из пиалы горячий чай: — сегодня утром мы полностью уничтожили шайку курбаши Кара-Сакала. Этот бандит больше не опасен для мирных жителей.
Слушатели выразили свое удовольствие восторженными кивками и одобрительным почмокиванием.
— Однако, — продолжал Кольчугин, — сам Кара-Сакал сумел скрыться. Мы преследовали его до садов вашего селения, но бандит успел забежать в чей-то двор.
Председатель горестно покачал головой и, вытащив из-под чалмы розу, стал пристально ее разглядывать. Его три спутника всем своим видом выражали сочувствие командиру полка в постигшей его неудаче.
— Кстати, ведь вы, товарищ председатель, местный житель. Всю жизнь живете в этом крае. Скажите, откуда родом Кара-Сакал?
— Откуда нам знать? — пожал плечами председатель. — Кара-Сакал совсем не из Ферганской долины родом. Разве красный командир не знает, что Кара-Сакал пришел с Курширматом из Каратегина?
— Слышал я и эту сказку, — усмехнулся Кольчугин. — А может быть, Кара-Сакал, как и Курширмат, происходит из ходжей шахимарданского святилища, из потомков Али Шахимардана?
— Откуда нам знать об этом, товарищ красный командир? — снова пожал плечами Абдусалямбек. — Мы, мирные крестьяне, во всем согласные с Советской властью, а война — это дело воинов ислама и ваше.
Данило Кольчугин искоса, не поворачивая головы, взглянул на своего помощника. Нияз Кадыров с недоброй усмешкой внимательно наблюдал за Абдусалямбеком, невозмутимо рассматривавшим цветок.
— Вы должны помочь нам поймать этого бандита, — сказал Кольчугин. — Он скрывается у кого-то из ваших соседей.
Несколько минут тянулось молчание. Наконец председатель Совета положил розу на ковер и, посмотрев прямо в лицо Кольчугина холодным, безучастным взглядом, ответил:
— Как мы его можем поймать, храбрый русский командир? Он один, но хорошо вооружен и притом закаленный воин. А мы? Мы мирные жители, и хотя в нашем селении много мужчин, но они безоружны и трусливы. Мы ничего не можем…
Тут Абдусалямбек услышал шум шагов, покосился на подходившую к чайхане новую группу людей, нахмурился и умолк, не окончив фразы.
Так же, как и в первом случае, впереди шагал вожак, а за ним шли остальные.
Вожаком был пожилой узбек, высокий и костлявый. Несмотря на чрезвычайную худобу, он не походил на хворого или малосильного: шагал широко, ноги ставил твердо. Из-под косматых, нависших бровей на командиров оценивающе смотрели глаза уверенного в себе человека.
Оборванные рукава серой бязевой рубахи открывали длинные руки с набухшими жилами и тугими желваками мускулов. Широкие штаны из мешковины, покрытые множеством заплат, довершали его костюм.
Человек был бос, но равнодушно ставил ноги в раскаленную солнцем пыль.
