Анатолий Калинин - Товарищи
— Как, по-вашему, Середа, можно будет этот пулемет снять?
— Только не с земли, — Петр покачал головой. — Пулеметчик там, как в бункере.
— Я же говорил тебе, Хачим, что они туда в ведрах на веревках не шашлык поднимают. — Капитан Батурин с яростью оглянулся на Тиунова.
Хачим виновато кашлянул.
— Но можно его пощупать гранатами, — быстро сказал Петр, — если снизу…
Капитан Батурин догадливо подхватил:
— От балкона к балкону но выступам в стене. — Но тут же он решительно заявил: — По это невозможно.
— Как я понимаю, — сверху вниз глядя на капитана суровыми глазами, сказал Петр, — этот пулемет не дает нашей роте…
— Пересечь балку и выйти и соседнему дому, — быстро досказал капитан Батурин. Да.
По лицу Петра пошли белые пятна, и он, быстро взглядывая наверх, на угол пятого этажа, и снова опуская глаза к Батурину, почти беззвучно спросил:
— Разрешите выполнять приказание?
Капитан встретился с его взглядом. Давно не стриженный русый чуб Петра уже отрос, выбиваясь из-под пилотки.
— Выполняйте, — коротко сказал капитан.
Как только Петр двинулся по асфальтовой дорожке направо, вдоль стены, из соседнего дома тотчас же застучали выстрелы. Но капитан Батурин увидел, что тут же Петр и завернул за крыло дома.
Перейдя к другому окну в своем КП на первом этаже, увидел Батурин и то, как Петр, поставив ногу на кирпичный выступ под балконом второго этажа и закинув голову, смотрит вверх. Сняв и аккуратно положив у стены стеганку, он перевесил автомат за спину. Потом коротко оглянулся и, цепляясь руками и ногами за выступы в стене, короткими сильными движении ми стал подтягиваться кверху.
Длинная фигура его в выгоревших на солнце гимнастерке и брюках распласталась на красной кирпичной стене дома.
Увидел ее и Андрей, который давно лежал у подошвы дома в ожидании сигнала к новой атаке. Она откладывалась из-за того, что огонь немецкого пулемета из бункера на пятом этаже не позволял их взводу головы поднять. С той самой минуты, как только Петр начал подтягиваться от балкона к балкону на руках, Андрей уже не сводил с него глаз.
Когда Петр уже миновал третий этаж, из окна соседнего дома ударил миномет. Хорошо видно было, как рвануло Петра в сторону, но он все-таки удержался и, не останавливаясь, еще быстрее полез по стене наверх. Он спешил вплотную приблизиться к пятому этажу, чтобы немецкие минометчики прекратили огонь из опасения поразить своих в угловой комнате.
По крыше дома за коньком от трубы к трубе переползал немецкий снайпер. Добежав до трубы, он положил дуло винтовки на ребро крыши прямо против стены, по которой лез Петр. Капитан Батурин поднял с пола на подоконник ручной пулемет и приготовился дать очередь.
Но его опередили. Всего на секунду снайпер высунул из-за конька крыши пол-лица, высматривая на стене цель, но этого оказалось достаточно, чтобы из-под стены дома, под которым лежал Андрей, вспыхнул дымок. Снайпер поднялся из-за конька во весь рост и, кособоко хватаясь руками за трубу, пошел по крыше. У края крыши он на мгновение остановился, балансируя руками, и отвесно, как с берега в воду, нырнул вниз.
Капитан Батурин видел, как Петр, поравнявшись с угловой комнатой на пятом этаже, взмахнул рукой — кинул в окно гранату. По всему дому раскатился гул. Взявшись одной рукой за выступ, а другой скользя по стене, Петр пододвигал ногу к подоконнику и, отрываясь от стены, на секунду Оставшись без всякой опоры, прыгнул на подоконник.
Вслед за новым разрывом гранаты прострочил пулемет. Внизу рота поднялась с земли и бросилась в атаку.
По разбитым ступеням лестницы Андрей взбежал на пятый этаж. Петр лежал на лестничной площадке ногами в угловую комнату пятого этажа. Гимнастерка у него на груди быстро намокала кровью.
Андрей перевернул его на спину, поднял. Голова Петра, с крепко зажмуренными глазами, с кустиком отросшего чуба, свесилась с его рук. Вслепую нащупывая ногой разбитые ступени, Андрей начал медленно спускаться по лестнице.
9Все больше прибывало раненых. В офицерском училище капитана Батурина учили, исходя из опыта прошлого, арифметике смертей на войне. По этой арифметике пропорция раненых к убитым определялась как три к одному. Но эта война и тут сломала привычный порядок. Каждый день появлялись новые орудия истребления, сегодня действовали одни, а уже завтра вводились в бой другие. Соотношение раненых к убитым стало определяться когда как. Теперь уже а роте Ватурина на каждого убитого было ранено по пять человек.
Вскоре в подвале дома, куда сносили раненых, Ляля и другие санитарки уже не управлялись ухаживать за ними, и капитан Батурин послал к ним на помощь свою телефонистку Сашу Волошину. Под низкими сводами клубился полумрак. Мигали язычки коптилок, бросая на пол и стены текучий полусвет. Испарения от промокших кровью повязок сплетались в один удушливо сладкий запах. В сумерках подвала глаза раненых блестели горячечным блеском. Когда в верхние этажи ударял снаряд, по всему зданию проходила судорога. В такие мгновения ранеными вдруг овладевал страх быть заживо похороненными под обломками. Они начинали метаться, все сразу ползти к выходу.
— Сестрица!
— А-а-а-а-а-а…
— В окопы, братцы, придушит тут.
— Где командиры? Забыли нас!!
— Куда? — Саша Волошина заступала узкий проход. Голос ее едва пробивался сквозь гул их голосов. — Это же стальные балки. — Она дотрагивалась до железобетонных опор. — А ночью вас всех погрузят на паром и перевезут через Волгу на тот берег. Будете гам лежать в госпитале в лесу, в тишине.
Капитан Батурин, спускаясь в подвал и услышав ее голос, задержался на ступеньке лестницы. В конусе желтого света он увидел ее тонкую фигуру среди окровавленных тел, забивших проход, и почему-то она показалась ему совсем девочкой. Приподняв перебинтованные головы, раненые слушали ее, мерцая глазами. Их выступающие из полумрака лица были так доверчиво-внимательны, что капитан Батурин, боясь помешать, стал осторожно подниматься по ступенькам лестницы обратно. Уже на верхней ступеньке он прижался спиной к стене, пропуская в подвал Андрея, который нес на руках Петра. Голова его безжизненно свешивалась с рук Андрея.
Капитан Батурин увидел, как Саша Волошина, на полуслове оставив остальных раненых, бросилась снизу по лестнице навстречу Андрею.
10Тимофею Тимофеевичу приснилось перед рассветом, что он с маленьким Андрюшкой плывет на лодке по Дону. Встав в лодке во весь рост, Тимофей Тимофеевич стреляет из ружья в пролетающую над ними дикую утку. Она тяжело шлепается в воду, и Андрюшка, перегнувшись через борт, загорелыми ручонками втаскивает ее в лодку.
Проснувшись, Тимофей Тимофеевич еще долго продолжал в мыслях видеть Андрея то совсем маленьким, когда он на толстых, кривых ножках с хворостинкой гонялся по двору за петухом, то в коротких штанишках с помочами, то уже с темным пушком на губе.
И так живо проходили перед его глазами все эти картины, что Тимофей Тимофеевич в особенном расположении духа встал с постели и подошел к окну.
Но, глянув в окно, он увидел через улицу на площади возле станичного клуба солдата с примкнутым к винтовке плоским штыком и сразу все вспомнил. И сразу же то настроение, с которым он только что проснулся, безвозвратно исчезло.
Хутор лежал за окном, с детства знакомый каждым проулком, каждым листочком на ветках росших вдоль улицы пирамидальных тополей, — и все же был он теперь каким-то чужим, непохожим на себя.
Так же медленно и тяжело ворочался внизу, под яром, Дон, а посредине его, как всегда в начале осени, костром начинал полыхать лес на острове, но жизнь неузнаваемо изменилась. А скорее, она стала похожа на странный и неправдоподобный сон. Будто крепкая и густая сетка окутала ее. Все сразу так перевернулось, что начинало казаться — и Дон однажды взбунтуется и погонит мутную волну вспять от низовьев.
В новом кирпичном здании клуба, где раньше старшеклассники по воскресеньям всегда ставили спектакли, теперь вделаны в окна решетки, и за ними сидят: учитель Болотский, у которого учился в школе Андрей, фельдшер Анисимов и совсем уже старый агроном колхоза Сухарев. Их перед расстрелом за связи с романовскими партизанами поочередно караулят в паре с немецким солдатом первый хуторской вор и беспробудный пьяница Арьков вместе со своим таким же братом. Верховодит над ними Гришка Суслов, поставленный немцами в хуторе атаманом.
Ходит Гришка Суслов в шароварах с лампасами, хотя никакой он не казак, а хожалой бабенки подзаборный сын. Носит он на ремешке на кисти руки плетку с проволокой на конце, сбивая ею по дороге листья с лопухов. Но к Тимофею Тимофеевичу он подходит пока не с плеткой.
Все знают, что на деле старшим в хуторе не Гришка Суслов, который велит называть себя господином атаманом, а обер-лейтенант Зельц, который разместился со своей комендатурой в двухэтажном каменном здании правления колхоза, а сам со своей овчаркой живет в бывшем сиротском доме. Сирот немецкие солдаты повыбрасывали из дома на улицу, и сердобольные люди разобрали их по рукам. Около комендатуры и около квартиры коменданта всегда дежурят солдаты в касках и с автоматами, а серая овчарка всегда — и в комендатуре и дома — безотлучно находится при нем.
