Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое
Гемма выпрямилась и указала премьеру на огни.
— Я отказываюсь от них! Я была глупа и наивна. Я считала людьми тех, у кого белые руки и крахмальное белье. Но у них черные души. Среди них человек, из любви к которому я приехала сюда, и он бросил меня, как ветошь. Среди них человек, которого считают у меня на родине рыцарем долга и чести. Теперь я знаю, что он явился сюда обокрасть страну и что этот рыцарь чести оскорбил женщину, как апаш. Хорошо! Довольно! Моя мать работала на сигарной фабрике. Голос крови напомнил мне об этом. Они не получат того, за чем приехали.
Коста нежно положил руку на плечо отрекающейся королевы.
— Я же говорил, что вы молодец, барышня. Я думаю, что мы с вами испортим настроение генералу. Давайте работать вместе. Вот моя рука!
Он ощутил крепкое пожатие маленькой кисти и услыхал твердый голос:
— Согласна! Вступаем в союз.
— До конца? — спросил Коста.
— До конца! — ответила Гемма.
Глава восемнадцатая
КОРОЛЬ НЕ ВСЕГДА МУЖЧИНА
Старожилы Порто-Бланко рассказывают, что таких бурь, какие налетели на побережье в июле рокового года, никто не запомнит.
В летнюю пору берег Итля отличался тихой погодой, благотворным влажным климатом и славился своими делительными свойствами при легочных заболеваниях.
Республиканское правительство поднимало даже вопрос об устройстве курорта для поднятия государственных доходов, но проект, внесенный в парламент, провалился, так как оппозиция доказала, что средства, необходимые для постройки курорта, с большей пользой могут быть ассигнованы на организацию государственной опереточной труппы и что оперетка приносит гораздо больше облегчения всех сортов больным, чем скучный санаторный режим.
Но в это лето, в ближайшие дни за государственным переворотом, внезапно задули с непрекращающейся силой сухие восточные ветры.
Они свистели между известковыми скалами, носили песок по прибрежью, обдавали землю удушливым и томительным жаром.
Листья на деревьях блекли, сворачивались и опадали сухими шелестящими трубочками, которые с визгом носил ветер, кидая охапками на дома и людей.
Над всем побережьем стояла беловатая, едкая пыль, душившая горло, слепившая глаза, забивавшаяся в дома даже сквозь двойные рамы.
Люди ходили с пересохшими губами, красными, слезящимися веками и нигде не находили спасения от зноя, ветра и пыли.
От этого зноя вскипала кровь, и у самых добродушных и спокойных появлялась жажда убийства, желание кого-нибудь придушить или зарезать.
И даже пена, взлетавшая по берегу от мощных ударов тяжелых синих жгутов воды, взбуравленной ветрами, казалась сухой, как пыль.
Официальные документы, относящиеся к этому времени в истории Итля и сохранившиеся в архивах, таят под внешним покровом вежливых фраз и дипломатических любезностей смертельный яд накипающей злобы, и по ним внимательный историк может сразу установить, что страна шла к неотвратимой катастрофе.
Сэр Чарльз не появлялся более на берегу. Он диктовал свою волю со стальной громады «Беззастенчивого», под успокоительною сенью его шестнадцатидюймовых орудий.
Его флаг-офицер свез на берег и вручил во дворце плотный пакет, в который было вложено личное послание наутилийского дипломата королю Максимилиану.
Сэр Чарльз оправдывал в нем свою незыблемую репутацию лучшего политика великой морской державы. Несмотря на то что голос его прерывался от гнева в момент диктовки письма переписчику и он с гораздо большим наслаждением вместо трескотни клавишей «Ундервуда» услышал бы треск пулеметов, направленных на раздражавший его берег, закутанный удушливой пеленой, он нашел в своей душе достаточно самообладания и благородства, чтобы стиль его письма служил на века примером покорности лучшим традициям дипломатического стиля.
Мы не станем приводить текст полностью. Каждый интересующийся читатель может найти его в библиотеке государственного архива Итля, в деле иностранных сношений за № 172133/с. с. лит. О.
Мы обойдем молчанием изумительное по экспрессии вступление, излагающее краткую историю взаимоотношений народов Наутилии и Итля, не станем останавливаться на отечески дружеском напоминании королю Максимилиану о данных им обещаниях, равно как и указании на то, что монарх Итля обязан своим восшествием на наследственный престол в значительной мере стараниям и бескорыстной помощи лорда Орпингтона, и пройдем мимо осторожных и тонких упреков в недружелюбии, высказанных в изысканно вежливой форме.
Сэр Чарльз писал эту часть письма не для себя, а для истории, будучи человеком высокого ума и пророческой предусмотрительности.
Но последнюю часть письма нам стоит запомнить по ее краткости и напряженной энергичности, ибо она гласила, что, в случае неполучения в трехдневный срок от правительства Итля мандата на владение нефтяными промыслами на имя Островной компании, сэр Чарльз будет вынужден, с сердечным сожалением, высадить весь экспедиционный корпус для прогулки в район нефтяных источников; всякая же попытка противодействия вызовет сопровождение высадки музыкальной иллюстрацией оркестра тяжелой судовой артиллерии.
Вручив пакет у трапа посланцу, сэр Чарльз постоял на шканцах, где еще так недавно он беззаботно забавлялся бросанием монет, яростно плюнул в пенившуюся бурную воду и ушел в каюту.
Но флаг-офицер и на этот раз не удостоился личной аудиенции и вынужден был вручить пакет гофмейстеру. В ответ на настойчивые требования личного свидания ему было сообщено, что король занят чрезвычайно важной беседой с придворным столяром.
Гофмейстер без промедления передал письмо премьеру, который, не подумав даже обратиться к королю, отправился прямо на половину королевы и имел с ней получасовое совещание, после чего камеристка королевы была послана к его величеству с просьбой прибыть к ее величеству.
Гемма сидела, держа письмо сэра Чарльза двумя пальцами с таким брезгливым видом, как будто в руке у нее была лягушка. В глазах у нее играли опасные и зловещие огоньки.
Максимилиан вошел, как всегда, бочком, тихонько насвистывая легкую песенку.
— Зачем вы позвали меня, ваше величество? — лениво промямлил он, чмокнув руку Геммы, — опять политические дела? Ужасно! Ради бога, отставьте меня от всякой политики. Я только что начал сговариваться со столяром по поводу одной любопытной переделки в моем кабинете, и вы нарушили весь мой план. Как это скучно!
Гемма внимательно посмотрела на него. Щеки ее вспыхнули и губы дрогнули гневным нетерпением.
— Ваше величество! — сказала она сурово. — Я понимаю, что обстановка кабинета весьма существенная вещь, но иногда нужно уметь быть не только квартирохозяином, но и королем. Прочтите это письмо!
Максимилиан взял лист испуганным движением, втянув голову в плечи, как будто закрываясь от занесенного удара, и испуганно забегал по строчкам.
— Ну, что же вы думаете об этом? — спросила Гемма, постукивая о пол носком ботинка.
Максимилиан поджал губы и сморщил брови.
— Я? — начал он, растягивая слова, как резину. — Я полагаю, что оно написано очень недурно.
— То есть, как недурно? — переспросила ошеломленная Гемма.
— Я хочу сказать, что сэр Чарльз прекрасно владеет слогом. Какая изысканная форма! Я бы хотел уметь так писать.
— А содержание? Как вы относитесь к содержанию?
Максимилиан снова поджал губы.
— Ах, содержание! Опять политика? Я сказал вам, дорогая, что не имею никакого расположения к политике.
Гемма облила его презрительным взглядом.
— Если хотите — это уже не политика. Это вопрос чести! Что вы думаете о требованиях, изложенных в этом документе?
— Что вы прикажете ответить генералу Орпингтону, ваше величество? — вмешался в разговор Коста, до того неподвижно стоявший у стола.
Максимилиан помолчал некоторое время, потирая ладони зябким движением.
— Что же ответить? Напишите, что я согласен. Пусть берет промыслы, мне они совершенно не нужны. Я рад буду сделать удовольствие сэру Чарльзу. Я его, кажется, обидел, а он такой милый человек и такой джентльмен.
Гемма вцепилась обеими руками в ручки кресла и устремила на Максимилиана тяжелый, упорный взгляд.
— Вы серьезно говорите это, ваше величество? — спросила она таким тугим голосом, что премьер поторопился встать между ней и королем.
— Ну конечно, серьезно. Сэр Чарльз так много помог мне, он был так обязателен и любезен…
— Хорошо! — сказала Гемма и поднялась быстрым движением, — вы называете джентльменом человека, который в вашем присутствии нанес хамское оскорбление вашей жене, который явился с ножом в кармане, как бандит, чтобы схватить страну за горло и, задушив, ободрать ее как липку. Вы намерены согласиться на требования, на которые можно ответить только ударом! Если вы это сделаете, я буду презирать вас, ваше величество! И не только я — вся страна!
