Влад Ривлин - Палестинские рассказы (сборник)
– А через год, – продолжал Менаше, – наш караван сожгли. Скорее всего, это сделали из зависти соседи, и мы снова вернулись в палатку. Родители наши состарились рано. Когда они умерли, мы были ещё совсем детьми. После смерти родителей мы, пятеро братьев, разбрелись кто куда. Старшие ушли в Тель-Авив, помогали там в лавках, развозили товар, потом стали работать продавцами. Воровали потихоньку у хозяев и потом продавали уже как свой собственный товар. Один работал в мясной лавке, другой – в пекарне. Один из братьев продавал украшения, потом выучился на ювелира, другой – ушёл в армию и стал офицером. Он погиб в Ливане. А те, что торговали на рынке, по копейке собирали деньги, пока не открыли свои собственные лавки и духаны. Потом они разбогатели и улетели за океан. Меня тоже долго за собой звали. «Менаше, приезжай! Здесь настоящий рай! – писали они мне и взахлёб говорили по телефону, – какая тут чудесная жизнь, сколько возможностей!..» Фото своих вилл и машин мне присылали. – Менаше углубился в воспоминания и говорил негромко. Но вдруг голос его снова взлетел: – А мне их Рай не нужен! Я слишком дорого заплатил за эту землю! Ещё когда мы жили в палатках, я вместо школы ходил смотреть, как работает тракторист. Это зрелище заменяло мне любые игры и развлечения. Я только и мечтал о том, чтобы сесть за руль этой машины. И однажды моя мечта сбылась! Тракторист посадил меня за руль и позволил мне управлять трактором! Как же я счастлив был тогда! – Глаза старика засияли счастьем при этом воспоминании детства, и глубокие морщины на лице разгладились. Он как будто помолодел и воодушевлённо продолжал: – У меня здорово получалось! Даже тракторист, всю жизнь проработавший на тракторе, удивился, как здорово у меня всё получается. С тех пор он меня учил. Выучился я быстро, и с тех пор никто лучше меня не мог управиться с работой. «Ювелир», – так восхищённо меня называли те, с кем мне приходилось работать. И, правда, равных в работе мне никогда не было, – лицо Менаше приняло непривычно мягкое выражение. – Да я и сейчас бульдозером выровняю землю под дорогу так, что потом и каток не понадобится! – Он с вызовом посмотрел на присутствующих, и было в его взгляде что-то мальчишеское.
– Я что на тракторе, что на машине езжу лучше, чем хожу! – с гордостью заявил он, и глаза его сияли гордостью.
– Я и все войны здесь прошёл на тягаче да на бульдозере, – продолжал он свой рассказ. – Дважды на минах подрывался. Первый раз, во время шестидневной войны, осколок мины повредил мне кость ноги. И я год потом по госпиталям валялся. Еле спасли мне ногу. А во время войны Судного дня осколки мины усеяли мне спину как колючки кактуса. Когда я вышел из госпиталя, то ходить мог только на костылях. Мне дали хорошую пенсию как инвалиду войны, а я на полученные деньги купил трактор. Как только начал ходить, сразу начал работать. С тех пор и работаю как строительный подрядчик. На заработанные деньги я покупал трактора и бульдозеры и строил повсюду!
– Где только я ни работал, чего только ни построил! Я строю здесь уже тридцать лет! За эти годы я построил сотни домов и дорог. А что сделал ты, твой отец, твой дед?! – вдруг набросился он на пастуха.
– Там, где ты сейчас строишь, были цитрусовые сады и оливковые рощи моего отца, – спокойно ответил пожилой араб. – Каждый день мой отец отправлял две машины с овощами и фруктами в Хайфу. А потом пришли евреи и выгнали всю нашу семью, а наши сады превратили в пустырь.
– Здесь были убогие халупы посреди холмов, а я построил целые города, современные дороги, водонапорные станции, провёл сюда электричество. А что дал этой земле ты?! – не унимался Менаше.
– Мне не нужны твои дороги и города, – спокойно ответил араб. – Верни мне мою землю, и я сам устрою свою жизнь.
– Что ты можешь устроить?! – презрительно бросил Менаше. – Единственное, что ты умеешь, это пасти овец.
– Мне этого достаточно, – с достоинством сказал араб. – Мне не нужны твои города и дороги. Мне нужна моя земля.
– Твоя земля?! – снова рассвирепел Менаше. – Это моя земля, потому что она оплачена слезами и кровью моей семьи. – Вот, – он задрал штанину и показал ему огромный, белесый шрам на ноге. – И вот, – он указал рукой на ближайшие холмы, на которых за последние десятилетия, будто грибы, выросли новые города. – Всё свидетельствует здесь о том, что это моя земля! А что здесь говорит о том, что эта земля твоя?
В ответ старик достал огромные старинные ключи:
– Это ключи от нашего дома, который евреи разрушили сорок лет назад, – спокойно сказал пастух.
– Ключи?! И только-то?! – торжествующе ухмыльнулся Менаше.
Смуглый арабский подросток, стоявший вместе с остальными жителями лагеря беженцев и внимательно наблюдавший за спором двух стариков, стремительно исчез, и спустя минуту появился снова рядом с Менаше, показывая ему полные пригоршни оливковых косточек.
– Что это? – пренебрежительно уставился Менаше на протягиваемые ему пригоршни.
– Это косточки маслин, которые росли здесь, пока не пришли евреи и не вырубили деревья. Там теперь проходит дорога… Но след наших садов вам уничтожить не удалось. Здесь повсюду были наши сады, – уверенно сказал подросток.
– Это всё, что у вас есть? – снова усмехнулся Менаше. – Маловато для того, чтобы убедить суд.
– Нам достаточно, – с достоинством ответил пастух.
В ответ Менаше пожал плечами:
– Всё равно суд решит в мою пользу, – уверенно сказал он.
– Поживём – увидим, – так же спокойно ответил араб. Он тоже был уверен, что рано или поздно вернёт свою землю.
На том спор и закончился. Менаше, не оборачиваясь, пошёл к своей машине и через несколько минут уже ехал по дороге, ведущей к его дому в одном из новых кварталов Иерусалима. Вскоре и археологи завершили свою работу, так и не найдя следов Храма.
Разглядывая находки, Шимон хмурился, не находя ничего, что хотя бы как-то приблизило его к заветной цели. Площадка, где ещё недавно бушевали страсти, опустела.
Машина довезла рабочих до города, откуда они продолжили свой путь уже пешком, чтобы сэкономить на проезде. Шёл 1992 год. Суровый лик города в эти дни казался особенно угрюмым. От внезапного нападения палестинцев тогда никто не был застрахован. Не проходило и дня без жертв. Интифада была в разгаре, но жизнь в городе продолжалась, несмотря ни на что. Менаше всё так же строил, и рабочие с раскопок каждое утро как ни в чём не бывало торопились на работу, добираясь кто пешком, кто на автобусе до центральной автобусной станции, откуда подрядчик Шимона, вёрткий Ави, забирал их на своей машине и отвозил к месту раскопок. Он же отвозил их потом обратно после работы к тому самому месту, откуда утром забирал.
Рабочие миновали оживлённый центр города. В магазинах было много покупателей. Кафе и рестораны были полны людей, как будто это была совсем другая страна и Интифада не имела к этим людям никакого отношения. Впрочем, и работавших на раскопках эмигрантов гораздо больше волновали насущные житейские проблемы, а в первую очередь – заработок, и вскоре они забыли о споре Менаше с пастухом-арабом, оживлённо обсуждая главный вопрос эмигрантской жизни: как купить квартиру, где лучше брать ипотеку и сколько потом нужно будет за неё платить.
Новый год
– Новый Год – это особый день, и отпраздновать его нужно как положено, даже под ракетами! Ну, что тут удивительного? Нам не привыкать! Это особенность нашей жизни: то Ливан, то Газа… А до этого были две Интифады и ещё две иракские войны. Ну и что, что стреляют?! Что ж нам теперь, усраться и не жить?! Лично я не собираюсь в новогоднюю ночь сидеть в бомбоубежище!
– А где ты предлагаешь нам праздновать Новый Год? В городе всё закрыто. А дома толком и не посидишь как следует. Если каждый раз от праздничного стола бегать в бомбоубежище, то уже и не захочешь ничего праздновать.
– Можно просто не обращать внимания на сирену. Будем праздновать за столом так, как будто ничего не происходит.
– Нет уж, спасибо! А если ракета попадёт прямо в наш дом?
– Тогда нам и бомбоубежище не поможет. Эти бомбоубежища и существуют лишь для того, чтобы народ успокоить. Давайте махнём в Тель-Авив, там войны нет и всё открыто.
– Ты думаешь, что они туда не достанут своими ракетами?
– Нет, конечно!
– Я тоже раньше так думала. Вон они уже до Ашдода достали, а Тель-Авив совсем близко!
– Тогда поедем в Хайфу, туда они точно не достанут.
– А если и на севере начнётся? По телевизору говорят, что Хизболла может в любой момент начать обстрелы. И вообще, раньше нужно было думать. Наверняка в центре на Новый Год все кемпинги давно раскуплены. Про рестораны я уже и не говорю. И цены, небось, будь здоров. Тебе не жалко за одну ночь выложить полторы тысячи, даже если эта ночь новогодняя?
– Давайте тогда просто посидим у моря. «Горючее» и закуску возьмём с собой.
– Тебе уже давно все говорят, что нечего сидеть в этой дыре, где, кроме грязи и наркотиков, ничего нет! Даже дышать здесь нечем из-за химии. То ли дело центр, там всё есть, как в Европе! Все, кто перебрались, сейчас живут и Новый Год будут праздновать как люди!
