Игорь Всеволожский - Неуловимый монитор
И вдруг — удар! Треск… Катер вздыбился. В пробитое днище начала хлестать вода. Мотор сразу заглох, будто захлебнулся. Катер завалился набок и быстро затонул. Ермаков едва успел выскочить из рулевой кабинки.
Очутившись в воде, Ермаков поплыл к левому — нашему берегу. Он был отличным пловцом, и это его спасло. Вдали замаячило какое-то темное неподвижное пятно. Сейнер. Наши! Николай поплыл к нему, но с сейнера послышалось: «Хальт!» — и два выстрела. Пуля пропела над головой. Немцы! Один из них стал ругаться. Наверное: «Чего стреляешь, дурак? Привиделось тебе, что ли?» — потому что больше никто не стрелял и не окликал Ермакова.
Ермаков плыл в темноте, боясь опять напороться на сейнер. Он устал. Где же берег?.. Неужели он сбился?.. Силы совсем покидали его. Нет, врешь, доплыву!
Наконец Ермаков нащупал ногами каменистое дно. Вот он, берег! И вдруг навстречу длинная очередь. Над головой свистнули пули. Ермаков плюхнулся в воду и закричал:
— Товарищи! Не стреляйте! Я — свой!
— А ну, выходи, коли свой, — послышался голос. — Руки кверху, оружие бросай!
— У меня оружия нет!
Спотыкаясь и падая, Ермаков выбрался на берег и, совсем обессилев, упал к ногам солдата, державшего автомат наготове. Разглядев на Ермакове тельняшку, солдат спросил:
— Откуда же ты взялся, матрос?
— Из моря, — счастливо улыбнулся Николай.
Пехотный командир, поговорив с Ермаковым, оставил его в своей части:
— О «Железнякове» ничего, брат, не слышно. Может, и погиб твой «Железняков». Служи у нас. Нам нужны мотористы.
Николай Ермаков остался у армейцев и стал перевозить на мотоботе людей, продовольствие, вооружение. Его мотобот совершил много рейсов. Ермаков восторженно рассказывал о подвигах десантников и команд катеров. О себе говорил мало. Если надоедали с расспросами, — отвечал коротко: «Ну, воевал и все. Я же железняковец».
Прослужив несколько месяцев на мотоботе, Николай как-то прочел в «Красном черноморце» статью о своем мониторе. Она называлась: «Под счастливой звездой».
В статье рассказывалось о том, как монитор пришел в дальний порт прямо по минным полям, чем несказанно удивил моряков.
Армейский командир сказал:
— Поскольку твой корабль объявился, направляю тебя в распоряжение его командира. Спасибо за службу, Ермаков.
В тот же вечер Ермаков попутной машиной выехал в дальний порт…
Матросы и офицеры монитора не сидят без дела. Они помогают рабочим в ремонте корабля и учатся, учатся упорно и настойчиво, много и жадно читают. Каждая весть о подвигах моряков-черноморцев — великая радость, молнией облетающая корабль.
Вместе со всей страной, со всем флотом, они живут победами Советской Армии, стремительно наступающей на запад.
Близится к концу ремонт монитора.
«Железняков» опять становится голубым, как морская волна. Во всех отсеках пахнет свежей краской…
…Закончены и приведены в порядок и мои записи. Быть может, будущий историк, в чьи руки они когда-нибудь попадут, сумеет увидеть в них образы рядовых моряков, самоотверженно несших трудную службу, — моряков, громивших врага не только силой оружия, но и несокрушимой мощью всепобеждающего духа народа. Я собирался написать быль без всяких прикрас — и написал ее, как сумел.
Настает и час расставания. Я сжился с железняковцами, сам стал железняковцем. Я не хотел расставаться с кораблем до самой победы. Но человек предполагает, а начальство располагает, как шутя говорил насмешник Миша Коган. Начальство послало меня служить на другой корабль.
— Ну, что же, Травкин, — утешает меня Алексей Емельянович. — Гора с горой не сходятся, а человек с человеком непременно столкнется. Надеюсь, приедешь к нам на Дунай…
— Надеюсь, — говорю я уныло. Так трудно обещать…
Я прощаюсь и с матросами, и с Мишей Коганом, и с Володькой Гуцайтом (он повзрослел, возмужал), и с Кузнецовым, и с Алексеем Дмитриевичем, а Кушлак, растрогавшись, приводит меня в лазарет и тайком угощает стопкой лечебного спирта…
Мне — грустно расставаться с друзьями… Грустно до слез… хотя я и получаю в подарок десятки добрых пожеланий и… восемь пар самых прекрасных очков!..
И вот для железняковцев наступил наконец счастливейший день: монитор снова на плаву, покачивается на волне у пирса, и на солнце сверкает золотая вязь, которой выведено его славное имя!
Наступил день, которого железняковцы никогда не забудут.
Корабль отдает швартовы и медленно отходит от пирса. Гавань кишит кораблями, и он проходит вдоль высоких бортов транспортов, срезает корму мощному крейсеру, огибает нос линкора, на баке которого он весь мог бы свободно уместиться.
На палубе монитора выстроен его небольшой экипаж — статные моряки, все с орденами на синих кителях и фланелевках.
«Железняков» идет самым малым ходом.
На борту линкора заливаются дудки. Матросы и офицеры выстраиваются во фронт на палубах крейсеров и эсминцев. Становятся во фронт немногочисленные команды катеров. Из глубоких люков подводных кораблей выскакивают подводники и тоже замирают в строю. Над бухтой висит торжественная тишина.
— Смир-р-р-но!
Протяжно поют трубы сигналистов.
Это эскадра салютует «Железнякову». Она приветствует его, отдает дань уважения и восхищения легендарному речному кораблю, который с жестокими боями прошел по морям и рекам, три года дрался с пехотой и с самолетами, с батареями и с танками врага, прошел через весь ад, который могла создать против него гитлеровская армия. По пяти русским и украинским рекам и по двум бурным морям этот корабль высоко пронес гордое знамя русского флота, овеянное славой величайших морских сражений.
Ветер колышет тяжелое полотнище Военно-морского флага, развевает черные ленточки бескозырок. Тысячи черноморских матросов, стоя в строю, провожают глазами уходящий в дальний поход монитор.
«Железняков» срезает корму неуклюжего серого транспорта и выходит за ворота порта.
Еще несколько минут на блестящей поверхности моря виден его темно-голубой силуэт. Потом «Железняков» — корабль, ставший живой легендой флота, — растворяется в яркой солнечной дымке, плывущей над морем…
Часть 6
СНОВА ДУНАЙ
18
Осенью 1945 года я получил бандероль — несколько тетрадей, исписанных знакомым почерком Алексея Емельяновича Харченко.
«Дружище Травкин! — писал он. — Выполняю свое обещание. Говорят — лучше поздно, чем никогда. Ну, что ж? Лучше — поздно! Посылаю тебе свои корявые записи. Может, и пригодятся. Все хлопцы шлют тебе пламенный железняковский привет! Корабль наш, как видишь, жив и здоров и на Дунае встретил день великой победы».
Я раскрыл первую тетрадь.
«…Сколько радости, — писал Алексей Емельянович, — было на душе у каждого из нас: мы шли помогать нашим войскам освободить Дунай от фашистских захватчиков! Советская Армия подходила все ближе к гитлеровскому логову.
Мы идем морем на Дунай. Справа медленно проплывают необычайно красивые берега Кавказа. Над вершинами гор клубится туман. Море, спокойное, ласковое, слегка покачивает монитор. Я стою на мостике рядом с рулевым, а на палубе матросы, собравшиеся возле башни, поют под баян песню. Это наша — «железняковская песня». Слова к ней сочинил капитан-лейтенант Кононенко, а музыку написал большой друг нашего корабля композитор-черноморец Юрий Слонов. Матросские голоса дружно выводят песню, и мелодия ее, подхваченная утренним бризом, летит над кораблем, словно птица.
От прохладных волн Дуная
До азовских берегов
Шел, атаки отбивая,
Монитор «Железняков».
В штормовую непогоду
Вдоль знакомых Крымских гор,
Тяжело взрывая воду,
Шел отважный монитор.
Разрывая цепь блокады
У кубанских берегов.
Не считая, без пощады
Бил врага «Железняков».
Не забудет враг и ныне
Как, ведя огонь в упор,
Узким Керченским проливом
Шел бесстрашный монитор…
Мы атаки отразили
И средь тысячи смертей
Вместе с флагом проносили
Гордость Родины своей!
На Тамани, на Кубани
Славу русских моряков
Отстоял в боях с врагами
Монитор «Железняков».
Эх, море любимое,
Широкое, синее,
Дунаю привет передай!
Эх, горы далекие,
Эх, степи широкие,
Любимый, приветливый край!
За кормой монитора на буксире идет зенитная плавучая батарея. Она предназначена для противовоздушной обороны освобожденных от противника баз. «Железнякову» прежде никогда не приходилось буксировать большие суда на длительном морском переходе. Буксировка уменьшает наш ход, снижает маневренность. А ведь война еще не закончена. Гитлеровские подводные лодки нередко нападают не только на боевые корабли, но даже и на рыболовецкие сейнеры.
