Владимир Жарко - Воздушные разведчики
8 апреля 1945 года Ракова перевели в город Кореосбат, где сформировали колонну из 1800 человек и погнали на юг через города Мариенбат и План. Из последнего города вышли уже в сумерках. Александр Раков и еще один военнопленный – Степан Осташенко совершили побег. Конвоиры открыли огонь из автоматов, но судьба смилостивилась над смельчаками – пули не задели их. С рассветом Раков и Осташенко перешли на территорию Чехословакии и встретились с партизанами. Те отнеслись к ним с большой теплотой. С одним из них Александр Раков по-настоящему сдружился, и долгое время они переписывались. 30 апреля 1945 года чешские партизаны перевели Ракова и Осташенко на территорию, занятую советскими войсками.
Трагически сложилась судьба экипажа старшего лейтенанта Анатолия Шкуто. Его сбили под Либавой. На земле схватили гитлеровцы. Доставили в лагерь, допрашивали, истязали, потом водворили за колючую проволоку. В этом же лагере находился и его штурман капитан Виктор Волков.
Следует заметить, что потеря этих двух разведчиков оказалась для полка ощутимой не только в моральном отношении. Это был сильный, слетанный экипаж с отличной подготовкой. Анатолий Шкуто к тому дню выполнил более 100 вылетов на разведку. Его дважды сбивали, но он снова возвращался в полк. Награжден тремя орденами.
Капитан Виктор Волков был старше Анатолия Шкуто. До прихода в 11-й ОРАП сражался в бомбардировочном авиаполку. И у него на гимнастерке тоже сверкали три ордена. Он был бессменным секретарем партбюро эскадрильи. Немало совершил Виктор Волков боевых вылетов. Расскажем об одном из них.
Было это осенью 1942 года. Самолет, штурманом на котором летел Виктор Волков, оказался в зоне интенсивного огня зенитчиков врага. Осколком снаряда летчика тяжело ранило, он потерял сознание. «Петляков» стал неуправляем. Но и прыгать с парашютом нельзя – внизу территория, занятая противником. Волков не растерялся, взял штурвал в свои руки, вывел машину в горизонтальный полет и взял курс на свою территорию.
На Пе-2 летчик и штурман находились, как известно, в одной кабине. И летчики часто давали возможность штурманам вести «пешку» на свой аэродром после пролета линии фронта: авось, мол, пригодится. Имел такой опыт управления самолетом и Виктор Волков. Поэтому до своей территории довел «пешку» благополучно. А что же дальше? Покинуть самолет? Но летчик-то жив, надо попытаться спасти Пе-2. И Волков решил посадить машину. Стрелку-радисту он дал команду покинуть самолет, но тот отказался.
Решение Волкова было рискованным. Конечно, находясь в одной кабине с летчиком, он видел все тонкости посадки. Но одно дело – видеть, другое – сделать это самому. Тем не менее иного выхода Волков не находил. Отодвинув раненого летчика, он занял его кресло, сообщил по радио на КП о случившемся и своем решении. Руководитель полетов помог ему советами, и Волков благополучно приземлил машину. За этот вылет Виктора Волкова наградили орденом Красного Знамени.
В полете над Либавой он ничем не мог помочь командиру. К порту экипаж подошел с юго-востока на высоте 5500 метров. Внезапно со стороны солнца разведчика атаковала шестерка ФВ-190. В первом заходе они убили стрелка-радиста. Во втором фашисты подошли к Пе-2 поближе и снова открыли огонь. Взорвался центральный бензобак. Шкуто и Волкова выбросило из кабины. Летчик не был даже ранен, а штурман очнулся в большой комнате на топчане. Ощутил боль в правом плече (оно было забинтовано) и правой ноге – она оказалась сломанной, завязанной какой-то тряпкой, под которой была шина. В комнате собралось еще 10 раненых.
– Товарищи, где мы находимся? – спросил Волков. Один из раненых тихо ответил:
– Ты, браток, пока остерегись товарищами нас называть. В плену мы. А здесь, так сказать, госпиталь…
На следующий день утром услышали разрывы бомб – это наносили удар советские бомбардировщики – и стрельбу зениток. Одна бомба взорвалась неподалеку от барака, где находились пленные, – он располагался вблизи железнодорожной станции.
Сосед Волкова так же тихо произнес:
– Эх, летчики! Могли бы ошибиться да по этому вонючему госпиталю врезать. И нашим мучениям был бы конец.
– Бомбы-то фашистам предназначены…
В конце сентября пленных погрузили на баржу и морем отправили в Германию, где разместили в одном из лагерей. Еще на барже Виктор Волков встретился с Анатолием Шкуто, который был весь в кровоподтеках и ссадинах, полученных во время допросов. По прибытии в лагерь Шкуто стал готовиться к побегу. Волков не мог присоединиться к нему – он с трудом передвигался на костылях. Шкуто с группой товарищей бежал. Но через несколько часов их поймали, избили и поместили в барак особого режима. На вечерней перекличке фашисты предупредили, что при следующей попытке побега виновные будут расстреляны. Это не испугало Анатолия Шкуто и его товарищей. Через 10 дней они бежали снова. Поймали их через четыре дня. Фашисты выполнили свою угрозу – расстреляли за побег каждого второго. Анатолию и на этот раз повезло: он остался жив.
Через месяц по лагерю пронесся слух, что бежало три человека. Среди них был и Шкуто. Шли дни. Волков уже начал думать, что товарищу все-таки удалось уйти. Но через неделю всем приказали собраться па построение. На лагерной площади в окружении гитлеровцев стояли два изможденных, избитых до неузнаваемости человека. В одном из них Волков узнал своего командира.
Фашист по-русски зачитал приказ о расстреле. Но прежде чем раздался залп, Анатолий Шкуто успел сказать:
– Товарищи, кто меня знает, прошу передать нашим, что я не стал на колени перед фашистами. Смерть им! Победа будет за нами! Прощайте, товарищи!
Так погиб мужественный летчик, которого однополчане давно считали погибшим над Либавой.
Да, все это стало известно потом. О судьбе же экипажа лейтенанта Степановича узнать не удалось. По всей вероятности, этот экипаж был сбит над морем огнем корабельной зенитной артиллерии, так как заход на Либаву он делал со стороны моря.
А тогда, 3 сентября 1944 года, экипажам 11-го полка предстояло все-таки сфотографировать порт Либава. Летчики, штурманы и стрелки-радисты обсуждали эту задачу. Многие из них неоднократно летали туда, фотографировали и порт с внешним и внутренним рейдом, и железнодорожный узел. По разведчикам стреляли из орудий, их атаковали истребители, но экипажи возвращались. А тут – сразу три остались там. Кто полетит следующий?
– Экипаж капитана Глебова на КП! – объявил посыльный.
Михаил Максимович к тому времени стал уже заместителем командира эскадрильи, ему и штурману Петру Шаповалову присвоено очередное воинское звание капитан.
На командном пункте их ждал майор Г. А. Мартьянов:
– Догадываетесь, зачем вызвал?
– Да, товарищ майор, – ответил Глебов. – Либава?
– Она самая, – вздохнул командир полка, посмотрев на развернутую на столе карту с нанесенной наземной и воздушной обстановкой. – Главная задача вашего экипажа – выяснить воздушную обстановку на подходе к Либаве. Если будет возможность, сфотографируйте внутренний рейд порта и железнодорожный узел. Но главное – выяснить, почему наши экипажи не возвращаются оттуда. Маршрут полета и цели выбирайте сами. Высоту советую набрать максимальную. На крайний случай, если моторы выйдут из строя, хоть планировать будете дольше.
Глебов и Шаповалов решили произвести заход на Либаву со стороны моря. Тем более что склонившееся на запад солнце помешает фашистам своевременно обнаружить разведчика.
Небо было безоблачным, видимость – хорошая. После взлета Глебов установил наиболее оптимальный режим набора высоты. Береговую черту экипаж пересек в 50 километрах южнее Либавы и ушел в сторону моря километров на 20. Затем летчик развернул Пе-2 вправо на 90 градусов и повел его на север вдоль береговой черты, которой, впрочем, уже не было видно. Когда Шаповалов определил, что самолет вышел на траверз Либавы, он дал летчику команду взять курс на восток. Береговая черта и внешний рейд военно-морской базы Либавы начали просматриваться лишь с расстояния 10–12 километров. И тут Шаповалов прямо под собой обнаружил огромную самоходную баржу. Она двигалась в западном направлении. Ее прикрывали торпедные катера. С высоты почти 8000 метров они были видны только по белым бурунам. Стрелок-радист Василий Погорелов передал обо всем увиденном на КП.
В этот момент Глебова осенила идея – он установил разные обороты в работе моторов, и они стали звучать примерно так, как моторы вражеских Ю-88 и Хе-111. Это требовалось для того, чтобы ввести гитлеровских зенитчиков в заблуждение. Возможно, летчику и удалось перехитрить врага. Когда до цели оставалось не более 5 километров, на фоне воды, ниже полета Пе-2, Глебов обнаружил шестерку истребителей ФВ-190. Они барражировали на высоте 6000 метров над внешним рейдом порта. Летчик немедленно предупредил об этом штурмана и стрелка-радиста. Погорелов сообщил о замеченном на КП. Но по маневрам фашистов можно было определить, что они не видят разведчика или же принимают его за своего, а может быть, хотят усыпить бдительность экипажа Пе-2, чтобы дать возможность другой группе атаковать его внезапно. Экипаж усилил внимание. Глебов на глаз определил, что в порту Либава находились не менее 20 кораблей различного класса. Экипажу удалось сфотографировать порт, железнодорожный узел. И тут старшина Погорелов сообщил, что сзади с набором высоты идут «фоккеры». Зенитки не стреляли: то ли гитлеровцы все еще принимали Пе-2 за своего, то ли давали возможность истребителям атаковать разведчика. «Фоккеры» приближались медленно, так как шли с набором высоты, а «пешка» находилась в горизонтальном полете. Скорости почти уравнялись. И Глебов решил не применять маневр ухода от истребителей противника со снижением. Ведь в таком случае преимущество окажется на стороне фашистских истребителей. Они могут догнать разведчика, навязать бой.
