Владимир Першанин - Штурмовая группа. Взять Берлин!
Затем этот горящий танк станет памятником для них. Русские расстреляют развалины прямой наводкой, и вряд ли кто из двенадцати сумеет спастись. Но выхода нет. Придется принять неравный бой и дать возможность основным силам, обороняющим эту улицу, приготовиться к отпору. Ефрейтор услышал шаги и невольно сдвинул предохранитель автомата. Хотя по характерному цоканью сапог угадал фельдфебеля, который возвращался из штаба батальона, куда был вызван час назад.
— Все спокойно? — спросил фельдфебель.
— Так точно.
— А спокойно быть не должно. Русские обязательно проведут разведку. Я это чую. Наступать вслепую они не станут.
— Я тоже так думаю. Но разведка может двинуться и по той стороне улицы.
— Возможно, — согласился фельдфебель, — но мы отвечаем за эту сторону. Если разведка проскользнет мимо нас, кто-то может угодить под суд. А суды сейчас быстрые, бумаги писать некогда.
— Какие новости в штабе?
Взводный фельдфебель не любил что-то обсуждать со своими подчиненными. Но обер-ефрейтор был исключением. Он считался заместителем взводного, и фельдфебель позволял себе иногда выпивать с эльзасцем и делился новостями.
— Русские пустили с северо-востока через Музейный остров новые тяжелые танки «Иосиф Сталин». Хотели прорваться напрямую к рейхстагу. Там весь день шел бой. Они потеряли десятка три танков, в том числе несколько новых. У «Иосифа» броня двенадцать сантиметров, однако «фаустпатроны» прожигают ее насквозь.
— Насчет подмоги ничего не слышно?
— На это не стоит надеяться, Пауль, — устало отозвался фельдфебель, доставая пачку сигарет. — Давай лучше закурим.
На самом деле у обер-ефрейтора было французское имя Поль, но фельдфебель переделал его на немецкий манер — Пауль.
— Ходят упорные слухи, что между Россией и Западом возникают серьезные противоречия по поводу послевоенной Европы. Конфликт наверняка случится, нам требуется удержать свои позиции до этого момента.
Фельдфебель вдруг замолчал. Чутьем опытного солдата он уловил что-то подозрительное. Осторожно затоптал сигарету и, снимая с плеча старый надежный автомат «МП-40», служивший ему последние два года, быстро шепнул:
— Пауль, приготовь гранату.
Не задавая лишних вопросов обер-ефрейтор отвинтил колпачок ручной гранаты «М-24», а фельдфебель вскинул автомат.
— За стеной кто-то есть. Наши наверху, что, заснули?
Савелий Грач тоже почувствовал опасность, уловил щелчок предохранителя, приглушенные голоса.
Фельдфебель знал, что главной задачей его взвода была не оборона развалин дома, а ночное охранение. Не пропустить вражескую разведку или штурмовую группу. Кажется, они проморгали русских. Что-то надо было немедленно решать.
— Пауль, обойди дом и осторожно выгляни. Если увидишь русских, бросай гранату.
Обер-ефрейтор кивнул и вышел из арки. В голове мелькнула мысль, что за те четыре с половиной секунды, пока сработает запал, его успеют изрешетить. Надежнее действовать автоматом с его усиленными патронами и магазином на тридцать пять зарядов. Он сунул гранату за пояс и стал снимать с плеча автомат.
В эти же секунды из-за угла сделал шаг сержант Иван Шугаев. Возможно, у эльзасца Поля был шанс спасти свою жизнь, если бы он поднял руки. Но сыграло свою роль чувство долга.
Ефрейтор надеялся опередить русского, но он не имел достаточного боевого опыта и не обладал нужной реакцией. Патрон был в стволе, предохранитель снят, однако ствол вражеского автомата смотрел на него. Вспышка показалась эльзасцу ослепительной, а треск короткой очереди оглушительным грохотом.
Четыре пули скорострельного «ППШ» вошли в грудь, смертельно ранили обер-ефрейтора. В отчаянной попытке спасти свою жизнь он сумел повернуться и нырнуть в арку. Автомат вывалился из рук, а следом упал его хозяин.
Фельдфебель не был трусом, но понял, что оставаться здесь ему нельзя. Либо также прошьют автоматной очередью из-за угла или поймает русскую «лимонку», которая рвет тело своими крупными осколками и мелким чугунным крошевом.
Он дал очередь и выбежал из арки. Добраться до подъезда он бы не успел, оставалось отступать к соседнему дому. Сверху ударили два пулемета, но стреляли они в темноту. Пулеметчики не видели цели и ничем не могли помочь фельдфебелю. Хлопали винтовочные выстрелы, из окон вылетали гранаты. Савелий понял, что гарнизон его малочисленному отделению не взять. Немецкий часовой ценой своей жизни предупредил остальных.
— Наверх не лезть! — крикнул Грач. — Бейте по вспышкам.
Требовался «язык», и командир разведки уже наметил цель — отступавшего фельдфебеля, стрелявшего на ходу. Старший лейтенант дал одну и вторую очередь. Пуля пробила ногу. Немец упал, снова поднялся и торопливо заковылял дальше. Автомат он уронил и достал из кобуры «вальтер».
— Убью, сволочь! — закричал Савелий и дал очередь под ноги раненому фельдфебелю.
Со стороны эта погоня на пустынной ночной улице выглядела странно. Долговязый русский офицер бежал, матерясь и посылая короткие очереди под ноги немцу.
Фельдфебель понял, достаточно сделать один выстрел из пистолета и русский его прикончит. Если догоняет, значит, хочет взять в плен. Не надо играть с судьбой. Плен лучше смерти.
Старый солдат бросил пистолет на мостовую и присел, не в силах стоять. Начиная с тридцать девятого года, он воевал в Польше, Югославии, России, был четыре раза ранен. Кажется, эта война для него заканчивалась.
Разведчики отходили. По ним вели огонь не только два пулемета из разрушенного дома, но и не меньше десятка стволов из окон дома напротив. Добраться до своих можно было только через пустырь.
Отвечать на выстрелы старший лейтенант запретил. Главное, выбраться живыми и дотащить на себе раненого фельдфебеля. Простреленную голень перетянули под коленом жгутом. Немец шел с трудом, его приходилось поддерживать с двух сторон.
На посту боевого охранения наконец сообразили, что русские взяли в плен их командира. Сразу пять-шесть человек бросились вдогонку. Хоть с опозданием, но довольно резво.
Савелий приказал Шугаеву:
— Бери с собой молодого и тащите побыстрее «языка» к нашим. Без него наша вылазка, считай, впустую прошла.
Иван кивнул:
— Дотащим, не сомневайтесь.
Трое разведчиков во главе с Савелием Грачом остались прикрывать. Знакомая ситуация. Такое случалось во время вылазок в немецкий тыл десятки раз. И почти всегда заканчивалась чьей-то гибелью. Тяжкая и смертельно рискованная штука — оставаться в прикрытии.
Все трое залегли в нескольких шагах друг от друга: лейтенант Грач, сержант Вишняк и разведчик из молодых, которого звали Геннадий, а фамилию запомнить еще не успели. Слишком большие потери нес разведывательный взвод в последние недели войны.
— Гена, огонь по моей команде.
— Так точно.
— Короткая очередь, и меняй позицию.
— Так точно, товарищ старший лей…
— Тише.
Погоня состояла из шести человек. Взлетающие ракеты время от времени высвечивали все шесть фигур, блестевшие каски, разгоряченные лица, массивный ствол пулемета. Там были и опытные, и недавно призванные солдаты.
Неуютно чувствовали они себя на этом темном пустыре, изрытом воронками. Кое-где лежали тела убитых, а из ближней воронки тянуло запахом разложения. Что ими двигало? Самолюбие или страх, что придется отвечать за ротозейство и командира, попавшего в плен.
В нервозной атмосфере последних безнадежных боев могут кого-то расстрелять без суда, в назидание другим. Шипя, взвились две ракеты, следом еще.
Шестеро солдат под прикрытием пулемета «МГ-42», готового открыть огонь, высматривали русских. Увидели. Шугаев с напарником, тащившие пленного фельдфебеля, были уже далеко, но в пределах досягаемости пулемета.
Знакомый рычащий звук скорострельного «машингевера» и пучки трассирующих пуль. Одновременно ударили автоматные очереди. Грач поставил флажок предохранителя на одиночный огонь, поймал в прицел вспышки пулемета и, тщательно целясь, выстрелил три раза.
Сразу переполз на другое место. Дав несколько очередей, его примеру последовал Сергей Вишняк. Геннадий, завороженный разноцветными трассами, нажимал на спуск своего «ППШ», мало уступающему по скорострельности немецкому пулемету.
— Генка! Уходи оттуда, тебя заметили.
Старший лейтенант пытался заставить увлекшегося разведчика сменить позицию. Но «ППШ» вдруг захлебнулся. А разведчик Геннадий, привстав на ладонях, пытался оторвать отяжелевшее тело от земли.
При свете очередной ракеты Грач и Вишняк увидели залитое кровью лицо товарища. Еще две или три пули ударили его в грудь, под горло. Смертельные шлепки о живую плоть были отчетливо слышны.
Перестрелка не могла длиться долго. Фрицы их прикончат, хотя стрелков стало меньше. Но три автомата и «МГ-42» продолжали рассыпать пучки пуль, а помощник пулеметчика выпускал ракету за ракетой, освещая все вокруг довольно ярким светом. Он потерял осторожность, этот солдат в массивной блестящей каске. Поднялся для очередного выстрела со своей ракетницей слишком высоко. Грач и Вишняк поймали его в прицел одновременно. Звякнула пробитая каска.
