Нгуен Нгок - Страна поднимается
Вдруг в стороне ручья Тэлам раздается ружейная пальба. Все молча прислушиваются. Нупу кажется в этот миг, будто он видит крепыша Тупа с торчащим, угловатым подбородком, в руке у Туна граната: Туп принял бой!..
— Ладно, Гип, — говорит он, — давай поскорее. Туи-то уже дерется, врагов небось уложил немало. Слышишь — забрасывает француза гранатами. Ты смотри, не отставай от него…
Вскоре начинают палить ружья близ ручья Кэко. Потом завязывается бой у ручья Тхиом, здесь тоже грохочут ружья. Нуп подстрелил еще двух солдат. Вот как было дело. Француз все-таки прорвался к одному нолю. Солдат начал длинной плетью хлестать рис. Стебельки, подломившись, падали наземь, зерна разлетались по сторонам. Нуп прицелился получше: «Фьюить!» Попал! Бежите, гады? Он выпустил одну за другой еще две стрелы. Хоп, выскочив из засады, выстрелил следом. Солдаты бежали к изгороди, наверно, решили залечь и отстреливаться. Но тут под ними обрушились настилы трех волчьих ям. Пришлось девятерым солдатам уносить с поля боя троих раненых. Выдернуть из ступней острия не удалось, и раненых тащили вместе с кольями и досками…
Солнце припекает нещадно. Француз отвел всех солдат к горе Тэнго. Нуп лежит на спине, задрав ноги на торчащее из земли толстое корневище. Из-под сощуренных век он следит за красивой красной птицей: она раскачивается на ветке и кричит: «Лиу-ла… Лиу-ло!..»
А деревня-то уцелела. Солдаты, дойдя до околицы, провалились в две волчьих ямы, испугались засады, постреляли немного и отошли. Пуп и не заметил, когда успул. Солнечный зайчик прыгнул ему на лицо; губы его и во сне улыбались…
Кто-то берет его за руку. Он открывает глаза: это Мэй.
— Нуп, — говорит она, — вставай-ка поешь. Одними снами сыт не будешь!
Он садится:
— Ну, молодцы женщины! И под пулями куховарите. От дядюшки Хо вам первым похвала выйдет.
Мэй собрала поесть ему и Гипу. Тот, взяв обеими руками чашку с рисом, уходит в дальний угол поля. Нупу-то все ясно.
— Эй, Гип, — кричит он, — ты куда?
Все хохочут. Щеки у Мэй пунцовые. Нуп в душе ликует. Он знает, Мэй но уши влюблена в Гипа. Да и как его не полюбить: он и в поле работник хоть куда, и француза бьет — смерти не боится, и говорить мастер — слово у него верное. А ведь не будь Партии да дядюшки Хо, разве вышел бы он в люди? Вот так-то день ото дня на земле бана множатся добрые дела.
Под вечер уже со стороны Баланга доносится стрельба. Гип просится туда — рвется помочь партизанам, но Нуп не отпускает его.
— Там у них Са командует. А ты, брат, готовься. Француз скоро опять на нас полезет.
Стемнело. На небо выходит господин месяц. Партизаны возвращаются в деревню: у них собрание. Вспыхивают факелы, их свет выхватывает из темноты знакомые лица — одно за другим. Партизанские командиры из Баланга, Дета, Конгма, Талунга тоже здесь — все наперечет. Сегодня в Баланге француз потерял четыре человека, в Конгхоа — шестнадцать; он не заграбастал ни зернышка риса.
Встает Пун.
— Не сегодня завтра, — говорит он, — вернется Тхе, я расскажу ему все как есть про сегодняшний день. Он сообщит в уезд, а уезд доложит дядюшке Хо: есть у нас Са, Тун и Гип, дрались они с французом, не ведая страха, перебили много солдат и отстояли поля… Ну а пока отдыхать нам некогда. Француз под боком, надо всыпать ему по первое число.
— Драться ночью?
— Именно, ночью. Француз заночевал на горе Тэнго, чтоб завтра с утра напасть и забрать наш рис. Неужто мы дадим ему сладко спать?
— Нет уж!
— Или позволим ему завтра топтать наши поля?
— Нет, никогда!
— Ну тогда вот что: пусть каждая деревня выделит по пятнадцать партизан, а они наберут побольше отравленных кольев и поставят ловушки вокруг горы Тэнго. Когда все будет готово, забросаем француза гранатами и уйдем.
Нуп берет под свое начало все семьдесят человек. Гора Тэнго вся обрастает отравленными шипами и кольями. Среди ночи француз вскакивает: прямо посреди лагеря рвутся гранаты, в клапаны и двери палаток влетают стрелы. Он начинает палить наобум. По небу чиркают красные огоньки пуль. Гип разлегся на земле и хохочет:
— Что, француз, каково угостил тебя Нуп? Завтра небось глаз не продерешь!
* * *
Назавтра и на другой день… Четыре дня подряд француз не мог спуститься с горы Тэнго. Нуп собрал партизан из всех деревень. Они обложили подножие. Выйдет солдат — его и подстрелят. Выйдут несколько, напорются на колья — конец один! Вот и пришлось французу отсиживаться за своими мешками. Сидят, палят из миномета, да все впустую.
Нуп обошел пять окрестных деревень. Если где не хватало кольев, шипов, велел сделать побольше и поставить ловушки. Днем партизаны по очереди караулили поля и дома-тайники. А старики и женщины строгали и острили шипы да колья, подносили их партизанам. Если на каком поле созревал урожай, партизаны охраняли земляков, покуда те поскорее собирали рис. А по ночам бойцы снова шли на гору Тэнго и втыкали в землю отравленные колья…
В середине дня все отсыпались. Бодрствовали одни часовые на вышках. Нуп, раздобыв корзину, отправился на поле, где француз вчера начал было хлестать рис, и стал подбирать осыпавшиеся зерна. Это ноле сестрицы Зу. Гип — он спал рядышком — проснулся и, увидев, чем занят Нуп, тоже пошел за корзиной. Потом, вернувшись, молча присел собирать зерна рядом с другом…
На пятый день партизаны, что караулили на горе Тьылэй, увидали: солдаты французские разбирают свои мешки. Нуп послал оповестить все отряды:
— Француз скоро начнет отступать. Пусть парни делают колья — да побольше, а женщины наварят еды на два дня. Партизаны будут с боями преследовать француза до самого форта.
Утром шестого дня он привел пятнадцать партизан к горе Тэнго. Пригляделись: и впрямь, солдаты с оружием в руках собираются отходить. Нуп послал Гипа с пятью бойцами преследовать француза с тыла. А сам с десятью партизанами пошел в обход горы — ударить по врагу в лоб.
Едва неприятель спустился к подножию, сзади на него насел Гип. Солдаты, открыв частый огонь, остановились, подобрали убитых и двинулись дальше. Гип гнался за ними, то и дело пуская отравленные стрелы. Солдаты побежали. Наконец они добрались до ручья Кэло. Гип вскарабкался по круче — там стояла наготове ловушка-камнемет. Враг двигался дальше. Вокруг спокойно шумел лес, и француз решил: все, партизаны отстали. На дороге не было больше ловушек и кольев. Вдруг наверху, на горе, раздался непонятный грохот. Солдаты задрали головы — о боже! Прямо на них мчались, прыгая по уступам, камни. Лавина!.. Они бросились бежать. Камни устремились следом. Вырвавшись на торную дорогу, камни неслись огромными скачками, точно тигры. Врагов обуял ужас. Они сбились в кучу и кинулись вверх по склону, подальше от тропы. Кто-то зацепился ногой за веревку. Она лопнула, и вдруг четыре длинные сверкающие стрелы молнией устремились прямо на них. Одному стрела пронзила грудь. Луки-само-стрелы! Опять ловушка! Не смея больше соваться в кусты, они бежали дальше по тропе. Камни настигли их. Один из солдат оступился, камень с лету ударил его в спину. Солдат рухнул наземь, изо рта, из носа у него хлынула кровь…
Гип, спустив лавину из камнемета, скрылся в лесу. Французские солдаты, похоронив убитых, уселись перекусить. А Гип забрался на дерево — поглядеть любопытства ради. Что там ест француз? Нет, это не рис. Какая-то дрянь, решил Гип. Да и чего там удивляться, у него звериное нутро… Солдаты ели очень долго. Гип, дожидаясь, прямо извелся: «Сколько можно жрать? Скорей бы шли дальше! Нуп ждет вас не дождется».
Наконец один солдат встал, огляделся по сторонам. Вдруг он заметил Гипа. Схватив ружье, залопотал по-своему, тыча пальцем в сторону дерева, на котором сидел Гип.
— Ну ты, гад! — громко крикнул Гип. — Здесь наша земля, чего пальцами тычешь?
Солдат поднял винтовку. Гип с шумом спрыгнул наземь и бегом увел свою пятерку в лес. Враги погнались за ними. Еще двое провалились в волчьи ямы. Остальные, вы бившись из сил, прекратили погоню. Солдаты двинулись дальше: где-то там, впереди, долгожданный форт. Нуп везде понатыкал кольев, на дороге не осталось пустого места. Шедшие впереди солдаты увидели прямо посреди тропы четыре больших кола. Постреляв для острастки куда глаза глядят, они решили выдернуть колья. Вдруг прямо на них с треском обрушилось стоявшее у тропы высокое дерево. Весь ствол его был утыкан черными шипами. Пять или шесть из них вонзились в грудь придавленного деревом солдата. Изо рта у него пузырями пошла пена, лицо побагровело, как у обезьяны, руки задергались. Шины были отравлены. Вскоре он испустил дух.
Нупу — он стоял неподалеку в кустах — все было видно, как на ладони. Выждав, пока весь отряд собрался возле упавшего дерева, вытаскивая мертвеца, Нуп бросил в них гранату. Партизаны выпустили но толпе десяток стрел. Потом побежали дальше, втыкая за собою колья; они должны были устроить впереди новую засаду.
