Дмитрий Алкар - Черная Кровь Победы
Треснул одиночный и трубопроводчик схватился за плечо, сбитый с ног. И хорошо, что упал. Потому что через две секунды рванула противопехотная граната и всякая жизнь в «будке-станции» прекратилась.
Оглушенные, израненные, Василий и Артамонов облокотились на камень стены, и Рябов наскоро их перевязал, чтобы остановить сильное кровотечение. Оставив их снаружи, он заскочил внутрь и понял — дело швах. Рядом с двумя иссеченными осколками фрицами стоял радиоприемник и искрил. Оторванный наушник болтался на шее у одного. Значит, скоро здесь будет целый взвод, если не рота. Пора взрывать и уходить. Быстро, быстро и еще раз быстро!
Майор выскочил под звездное небо и вкратце, в нескольких емких фразах и выражениях, обрисовал ситуацию.
У них было, по самым оптимистичным подсчетам, минут двадцать. И они использовали их с умом. Пока Рябов ставил растяжки, где это было возможно, и подыскал хорошее место в ложбинке за парой деревьев для засады, спец, покачиваясь тыкал пальцем в какие-то точки и сыпал терминами, понятными взрывнику. Василий же, уже белый как мел, внимательно слушал. Пару раз ругнулся. Что-то переспросил. И начал распаковывать свой рюкзак. Когда вдали послышался шум моторов, Артамонов уже подполз к майору, но тот отослал его с пистолетом в сторону, метров за пять от себя. Вручил ему одну гранату.
Василий же… Он уже просто молчал, лежа в «будке» и держа в руке три провода. В другой — у него была граната. Он ждал. Под ним расплывалась лужица крови, вытекая из-под торопливо наложенных бинтов. Однако сейчас ему было уже все равно. Не долго этому неудобству его беспокоить осталось.
Два авто и две бронированных машины с пулеметами остановились метров за двадцать до домика. Прожектора на бронированных машинах ловили «будку» в прицел своих лучей. Двери авто распахнули и из них высыпало по три человека в черной эсесовской форме. Издалека не разобрать символику, но понятно, что это «Викинг». Скорее всего — пятые мотострелковые. Кому же еще здесь быть? Разведка наша работает хорошо.
Бронемашины открывают беглый и давящий пулеметный огонь. «Будка» крошится. В ней все взвизгивает и поднимается столпами пыли. Эсесовцы мелкими перебежками, взяв здание в клещи, подбегают.
Майор подает Артамонову едва заметный знак. Тот также отвечает. Готовность.
Наконец, пулеметный огонь смолкает и эсесовские солдаты, пригибаясь, залезают в будку. Взрыв. Крики. Выстрелы. Беспорядочные.
Василий взорвал гранату.
Бронемашины вновь начинают плеваться ядовитым свинцовым дождем, размалывая «будку-станцию» в пыль. Один из эсесовцев, окровавленный, на мгновение показывается в оконном проеме и очередь тяжелых пуль, выпущенных своими пулеметами, срубает его, кидая обратно внутрь. Через семь минут должны взорваться заряды, заложенные Василием. Он даже не узнал его фамилию…
Значит, до этого момента, им нужно успеть уйти. Ему и Артамонову. Он вновь делает жест. Спец чуть заметно шевелится в ответ и срывает чеку с гранаты. Тоже делает и сам майор. Чуть выждать. Бросок!
Одна граната угодила точно под колеса бронемашины. Другая — ближе к одному из авто. Оглушительный взрыв, треск, еще один взрыв, какие-то вопли и пронзительный визг. Выстрелы. Из четырех прожекторов (по два на каждом броневике) три тухнут. Один судорожно мечется, вылавливая куски черного бездонного неба и клубы дыма вперемешку с пылью.
Рябов вскакивает и, пригнувшись, оказывается рядом со спецом.
— Вставай! К целому! Авто! Живо!
Тот не может ничего ответить. Не видно его лица. Но нет времени разглядывать сантименты, «Викинг» — это не хортисты и усташи, и даже не вермахт — опомнятся в два счета и раздавят. Пока им помогает только фактор внезапности и самопожертвования Василия, вечная ему память.
Спец вскакивает, кричит от боли, но они бегут оба, рядом, напролом, потому что времени уже нет. Вот они уже прямо перед уцелевшим авто — другой автомобиль просто горит, разбрасывая искры и разгоняя вокруг себя мрак. Майор замечает шевеление. Отпрыгивает, хватая за руку Артамонова…
Сухой щелчок выстрела и на Рябова падает уже не герой-трубопроводчик, а мертвое тело. Это же «Викинг»! Они на заднем сиденье каждого авто оставили по водителю. Не спереди, за баранкой, а лежа на заднем сиденье. На всякий случай. Удобно и незаметно. Как раз для таких случаев. И теперь осназовец остался один. А времени совсем мало, потому что один броневик, кажется, повторил судьбу горящего автомобиля, но второй, с единственным уцелевшим прожектором, уже начал разворачиваться и осмысленно рыскать своим гигантским фонарем.
Холодная ярость накатила на майора. Он уже ни о чем не думал. Сняв с себя труп своего товарища, он убрал пистолет в кобуру и вытащил нож. Рывком оказался у задней дверцы, тихо прошелестев под днищем машины. Таким же рывком ее открыл и одним росчерком ножа вскрыл горло эсесовцу, притаившемуся на заднем сидении и чутко поводившему дулом пистолета по сторонам, и лишь успевшему удивленно вскинуть брови.
Еще один рывок и Рябов уже за рулем. По газам!
Дикая свистопляска в глазах и ушах. Сзади раздается очередь тяжелых пулеметных пуль. Роем разъяренных шмелей они пронеслись параллельным с авто курсом. Только несколько побили стекла и поцарапали корпус. Но майору было все равно. В нем кипела ненависть и плескалась боль за очередных товарищей, которых даже не успел узнать. Позади рвануло. Раз. Другой. Третий. Над степью поднялось зарево и постепенно опало.
Майор осназа Рябов дернул головой и пришел в себя. Пока он тут вспоминал — уже подобрались сумерки. Впрочем, судя по ориентирам, до цели — точки эвакуации — осталось всего пятьсот метров…
— Вот мы снова и встретились, Посланник. — Раздался шелестящий голос в полутемном помещении, освещаемом только настольной лампой.
— Что вы сказали? — Подобострастно спросил адьютант в накрахмаленной черной формой со знаками отличия лейб-дивизии СС.
— Узнал о продолжении деятельности одного моего старого знакомого. — Тихие слова отдались низким эхом.
— Надеюсь, хорошего, оберштурмфюрер? — Поинтересовался адьютант, недавно принесший в кабинет документы для своего шефа.
— Своеобразного. Вы свободны. — Отозвался вкрадчивый голос.
Адьютант кивнул и аккуратно притворил за собой дверь. Такая почетная должность даже для члена СС, как прислуживать таинственному оберштурмфюреру Гансу Фрицу только поначалу радовала его. Ровно до тех пор, пока он не понял, что каждое мгновение в обществе не значащегося ни в каких реестрах Рейха офицера Фрица вводит его в состояние душевного трепета и кое-где даже панического ужаса. А этого с ним не бывало никогда, даже в самых жестоких мясорубках еще во времена его службы на фронте. Самом страшном для Германии — Восточном фронте. Поэтому он чувствовал облегчение, покидая его кабинет, в котором всегда были задернуты шторы и солнечный свет не проникал внутрь. Лишь настольная лампа освещала в полутьме неясным светом незапоминающееся лицо оберштурмфюрера.
Он не знал, что по прошествии пары минут в абсолютном молчании, Ганс Фриц вдруг бледно улыбнулся:
— Я же говорил, что мы еще с тобой встретимся, Посланник Рябов? — Впрочем, он бы не понял не только смысл фразы, но и само предложение. Оно было сказано на латыни.
