Михаил Прудников - Особое задание
Алексей встал у входа, принял позу молящегося и стал украдкой осматривать, скользя взглядом по затылкам и спинам. Перед ним розовела лысина немецкого офицера. Когда офицер склонялся в поклоне, поскрипывала портупея. Рядом с Алексеем вздыхала и вытирала слезы высокая старушка в черном;.
Приглядевшись в темноте к сидевшим на скамейках, разведчик увидел слева знакомый четкий профиль. Готвальд, видимо, почувствовал на себе пристальный взгляд Алексея, обернулся. Глаза их встретились.
Валентин еле заметно двинул подбородком: подходи, мол, поближе.
В левом приделе, перед статуей богородицы с младенцем, горело с полдюжины свечей. От одной из них Алексей зажег свою, приклеил ее у основания статуи и, подняв глаза на каменное, бесстрастное лицо богородицы, неловко осенил себя католическим знаменьем.
"Должно быть, я выгляжу со стороны вполне лояльным гражданином, посещая храм, ставлю свечки святой деве", — вновь усмехнулся Алексей.
Между тем хор смолк. Ксендз скрылся за занавесом. Толпа стала редеть. На каменных плитах застыли в земном поклоне несколько старческих фигур.
Готвальд прошел мимо Алексея, не поворачивая головы, шепнул:
— Иди за мной.
У опустевшего клироса он скрылся за какой-то низенькой дверью. Алексей оглянулся — в костеле осталось с полдюжины молящихся — и двинулся по направлению к дверце.
В маленькой комнатке с низким сводчатым потолком Готвальд был один.
— Нечего сказать, нашел подходящее место, — Алексеи пожал Готвальду руку.
— Вполне подходящее. Мой начальник очень набожный, требует, чтобы мы посещали церковь Я назвался католиком и теперь по воскресеньям смогу приходить сюда.
— Ты думаешь, здесь безопасно?
— Вполне. Ксендз мой дальний родственник — мать у меня наполовину полька. К тому же ты пришел, чтобы загнать мне крупную партию табака. Ты спекулянт, человек солидный и, если кто войдет, держи себя соответственно. Правда, глядя на тебя, — смеясь, добавил Валентин, — не скажешь, что дела у тебя идут блестяще.
— Я только начинающий, — в тон ему сказал Алексеи, — подожди, у меня будет котелок на голове, манишка, сигара во рту и… что там еще полагается иметь солидному предпринимателю?
Валентин машинально достал пачку сигарет.
— Ты что, — остановил его Алексей. — Здесь же храм!
— Ах да!
Готвальд хотел было спрятать пачку в карман, но Алексеи попросил:
— Поделись, брат, со мной. Ведь я не на довольствии…
Валентин отдал ему всю пачку.
— Мне нужно сообщить тебе кое-что важное — Он перешел на серьезный топ.
— Догадываюсь, что не зря мы встретились.
— Я познакомился с одним немцем — Вилли Малькайтом. Он обслуживает офицеров связи, прилетающих из Берлина. Оказалось, что он, как и мой отец, из Дрездена. Несколько раз я его подбрасывал в город, тут у него живет какая-то зазноба. За это он снабжает меня сигаретами… Он приставлен к двум оберстам, которые по очереди раз в неделю прилетают в Ретунь. Фамилия одного Фукс, другого — Ланге. Запомни: Фукс и Ланге.
Алексей кивнул головой.
— Так вот… Через своего нового приятеля я узнал, что "юнкерс" с Фуксом или Ланге прилетает, как правило, в час дня. Я подаю машину прямо к самолету и везу к гостинице. Ты ведь знаешь, как у немцев все по строгому расписанию. Распорядок тут такой. В час дня прилетает самолет. Я жду на летном поле и везу в домик для приезжающих. Затем душ — двадцать минут, обед — пятнадцать минут, отдых — час.
— А после? — спросил Алексей, испытывая неожиданный прилив нежности к этому аккуратному, толковому человеку.
— Иногда я еду на Новые Выселки, знаешь? Это километрах в ста отсюда. Там, видимо, какой-то важный штаб. Какой, пока еще не знаю. Но чаще всего офицеры собираются в большом здании на самом аэродроме…
— Кто они, эти Фукс и Ланге?
— Точно не могу сказать. У каждого всегда при себе большой желтый портфель… Скорее всего офицеры связи из крупных штабов.
— Вот оно что!
— Думаю, что именно так. Судя по тому, с какой почтительностью к Фуксу и Ланге относятся даже генералы…
Алексей пристально посмотрел на Готвальда и медленно проговорил:
— Ты принес очень важные сведения, Валентин.
Ты даже сам не подозреваешь, как они важны…
* * *В знойный июньский полдень к шоссе, ведущему на аэродром, в трех километрах от контрольно-пропускного пункта, вышел немецкий офицер в новом, видимо, только сшитом мундире со знаками отличия майора. Сосновый бор начинался прямо от обочины дороги.
Подтянутый, чисто выбритый и даже благоухающий духами, офицер посмотрел в обе стороны пустынного шоссе, затем нырнул в кусты, нагнулся и, достав из кармана кусок сукна, старательно, до блеска начистил запылившиеся сапоги.
Солнце палило. Дышать было трудно. От сосен тек горьковато-терпкий смолистый запах. В покойную полуденную тишину тревожной нотой вплетался далекий, еле слышный рокот самолетов.
Офицер вытер носовым платком блестевшее от пота лицо и еще раз оглядел шоссе.
Над раскаленным асфальтом дрожало марево.
Ю-52 приземлился в 13.03 и подрулил к краю летного поля. По трапу неторопливо сошел полковник Фукс, седой краснолицый офицер в блестевших на солнце очках. Фукс выкинул руку, приветствуя военных, столпившихся у трапа, и направился к черному "опель-капитану". Валентин почтительно открыл перед ним дверцу.
Фукс кивнул ему как старому знакомому.
Десять минут спустя "опель" остановился у домика для приезжающих.
Готвальд снова услужливо распахнул дверцу машины и на отличном немецком языке пожелал оберсту хорошего отдыха после утомительного полета.
Однако Готвальд не повел машину в гараж. Он поднял капот и принялся возиться в металлических внутренностях автомобиля, дышавших жаром. Руки слегка дрожали, нервы были напряжены; когда рядом послышался шорох шагов, он обернулся слишком резко.
К счастью, проходивший мимо обер-лейтенант не обратил на незадачливого шофера внимания.
Валентин закончил осмотр машины, закурил и пошел в гостиницу. В вестибюле, застланном коврами, было прохладно и тихо. Журчал, приемник в углу: скрипка плела капризное кружево мелодии…
В коридоре Валентин столкнулся с добродушным румяным Вилли. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что Малькайт — любитель пива, карт и девочек. Осторожно ступая, он нес перед собой поднос с кофейником, маленькую чашку, какие-то тарелки, прикрытые накрахмаленной салфеткой.
Упитанные щеки Вилли раздвинулись в улыбке.
— Скучаешь? — подмигнул он Готвальду.
— Что делать? — пожал плечами тот. — Хоть бы переброситься с кем в картишки…
Лицо Вилли приняло озабоченное выражение.
— Сейчас не могу, сам видишь, — он показал глазами на поднос.
— Понимаю, — Валентин сочувственно вздохнул. — Такая жарища, в горле пересохло. Совсем сморило!
Эх, неплохо кофейку выпить, а то заснешь еще в машине.
— Пожалуйста, — Вилли не растерялся.
Поставив поднос на маленький столик, денщик достал из кармана складной металлический стаканчик, снял крышку с кофейника. Из него вырвалось облачко горячего пара. Валентин с наслаждением втянул запах, зажмурил глаза.
— Какой аромат!
— Настоящий мокко, только что помолотый, — пояснил Вилли, наливая кофе в стаканчик и передавая кофейник Валентину.
И вдруг крышка кофейника выскользнула из рук Готвальда и, гремя, покатилась под диван.
Валентин извинился за свою неловкость и продолжал мелкими глоточками отхлебывать кофе.
— Подержи-ка! — Малькайт нагнулся, чтобы поднять крышку. — Эх, черт, далеко закатилась! — И полез под диван.
Готвальд неотрывно глядел на Вилли, а тот все никак не мог дотянуться до упавшей крышки.
Валентин проворно сунул руку в карман. В ладони у него оказались таблетки, которые он торопливо бросил в дышащий паром кофейник.
Отдуваясь, Вилли вылез из-под дивана.
Водворив крышку на место, он заторопился.
— Побегу, — бросил он приятелю и, еще на мгновение задержавшись, спросил: — В субботу подбросишь к девчонкам, а?
— Обязательно! — заверил его Валентин. — А ты не знаешь, когда сегодня потребуется машина твоему начальству?
— Думаю, через час с четвертью. Полковник собирается отдыхать. А что?
— Да что-то капризничает карбюратор. Хочу заехать в гараж.
— Валяй, дружище! Да смотри не опоздай.
Как только Малькайт скрылся за дверью второй справа комнаты, Валентин выскочил на улицу, сел в свой "опель" и рывком взял с места.
* * *Гостиница для приезжающих находилась метрах в пятистах от контрольно-пропускного пункта. Готвальд до конца утопил педаль газа. "Опель", разрывая в куски свистящий ветер, торопливо глотал серую ленту шоссе. Мелькали красноватые стволы сосен. Охрана хорошо знала Валентина в лицо, тем не менее при выезде за ворота у него тщательно проверили пропуск.
