Михаил Кожухов - Над Кабулом чужие звезды
Востротина спасла рука с сигаретой, поднесенная к лицу в ту секунду, когда граната прошила броню БМП. Рука и приняла самый крупный осколок. Мелкие посекли плечо, губы, нос, глаз.
— Очнулся, — ничего не помню, хоть убей! Трубка какая-то во рту торчит, дышать мешает. Потом сообразил: это же госпиталь. Наконец, стали снимать повязку. Левым, раненым, глазом не вижу ничего. И правым тоже не вижу!
— Да ты открой глаза-то, парень, — говорит кто-то.
Снова очухался уже в Ташкенте. К вам, говорят, жена с дочкой приехали. Смотрю через марлю, точно — Ирина. Оказалось, ей позвонили ночью, сказали, что я в тяжелом состоянии, без рук, без ног и глаза выбиты. Она и примчалась.
Что говорили тогда друг другу, не помню. Помню только, она дочку просит: «Юля, поцелуй папу». А Юля нос морщит: «Папа, ты почему не умывался?» Не умывался. У меня вся физиономия перебита, распухла: семнадцать швов. Ира потом на квартиру в Ташкенте устроилась, каждый день в госпиталь бегала.
Потом меня в Ленинград перевезли: осколок в глазу остался, начался воспалительный процесс в руке. Руку собрали по кусочкам, только палец указательный не до конца гнется, нормально, в общем. К тому времени я килограммов двенадцать веса потерял, волосы обгорели, стал страшный, как черт. Лежу в палате с тремя бойцами, их как на убой кормят, а меня три раза в день — баландой. «Почему?» — спрашиваю сестру. «Так ведь они из Афганистана, — отвечает. — Герои-интернационалисты, им дополнительный паек положен». — «Понял», — говорю.
А однажды во время обхода в палате появился врач, который меня еще в Ташкенте лечил. Увидел меня и говорит своим: знакомьтесь, мол, товарищи. Старший лейтенант Валерий Востротин, Герой Советского Союза! Я только и успел сказать, что я уже капитан, а что не Герой, что не утвердили тогда представление на меня, сказать не успел. Тут такой шмон начался! Меня в люкс переводят — опровержение уже поздно делать.
Востротина действительно представили тогда к званию Героя. Но начальство, говорят, представление отклонило: поймите, сказало начальство, нам сейчас нужны живые герои. Начальство можно понять. Надежды на то, что Востротин выкарабкается из той переделки, практически не было.
Через несколько месяцев он вернулся в Афганистан. В свой полк — уже командиром батальона.
И в апреле 1982 года за мужество и героизм, проявленные при исполнении воинского долга, был награжден орденом Красной Звезды.
Бойцов, которые находились в тот январский день на высоте 3234, на всех других высотах, охранявших подступы к дороге Гардез — Хост, он учил воевать так, как умеет воевать сам.
Больше того: 9-я парашютно-десантная рота — это та самая рота, которую девять лет назад Востротин вел за собой на штурм аминовского дворца. Его рота!
Из донесения:
«Следующая атака началась в 17.35. Была предпринята попытка обхода высоты с третьего направления, которую отразил взвод старшего лейтенанта Рожкова, выдвигавшийся для усиления 1-го взвода. Потерь у личного состава к тому времени не было. На усиление роты был направлен также разведвзвод под командованием старшего лейтенанта Смирнова А. И.
В 19.10 началась третья, одна из самых дерзких атак противника. Под прикрытием массированного огня гранатометов и пулеметов, на ходу ведя огонь из стрелкового оружия, несмотря на потери, мятежники шли на позиции роты в полный рост и сумели приблизиться к ним на бросок гранаты.
Шквальным пулеметным огнем встретил наступающего противника младший сержант Александров Вячеслав Александрович. Его решительные действия дали возможность бойцам выйти из-под обстрела и занять более удобные позиции. Вячеслав приказал двум своим товарищам, Аркадию Копырину и Сергею Объедкову, покинуть позицию и вызвал огонь на себя, стреляя до тех пор, пока его пулемет не был пробит пулями и заклинил. Когда противник приблизился к нему на 10–15 метров, Вячеслав бросил в наступающих пять гранат. Покинув пристрелянное противником укрытие, он сменил позицию. Озлобленные мятежники сосредоточили весь огонь стрелкового оружия и гранатометов в направлении младшего сержанта Александрова В. А. Гранаты рвались возле его укрытия и за ним, но мужественный десантник с криком: „За родной Оренбург, за погибших и раненых друзей!“ — продолжал вести огонь по мятежникам, которые наступали психической атакой.
Товарищи подоспели к нему, когда, смертельно раненный, истекая кровью, Вячеслав в последний раз нажал на спусковой крючок своего автомата. К тому времени у него оставалось 6 патронов.
Когда атака была отбита, на высоте 3234 состоялось комсомольское собрание. Личный состав дал клятву погибшим и раненым товарищам: высоту не сдавать до тех пор, пока будет жив хотя бы один боец. Комсомольская клятва передана по радиостанции и единодушно поддержана всем личным составом батальона…»
«Настоящие мужчины, не ища иной причины, думаю, меня поймут. Разве может боевая шашка в ножнах почивать, если есть — огнем пылает — край, что кровью истекая, продолжает воевать?»
Эти строки Востротин написал для тех, кто не понял, почему он вернулся в Афганистан после учебы в военной академии. И принял командование отдельным полком — тем самым боевым, геройским, гвардейским и так далее 345-м парашютно-десантным полком, где когда-то начинал взводным, где потом командовал ротой и батальоном.
Он завел здесь свои «неправильные», востротинские, порядки. Например, когда полк возвращается в расположение после боевых действий, ему навстречу выносят знамя. И тогда самый распоследний боец поднимает голову и расправляет плечи: это встречают его, победителя! Заведена и традиция прощания со знаменем при увольнении в запас — клятва на верность десанту, во время которой не произносится слов. Еще один из новых, востротинских, порядков: комсомольской организации части предоставлено право рекомендовать членов ВЛКСМ для награждения боевыми орденами и медалями. Конечно, окончательное решение примет, как и положено, командир, но уже на основе этой рекомендации.
Под его командованием полк провел десятки операций, о каждой из которых можно рассказывать особо. Хотя бы об Алихейле, где гвардейцы, реализовав точный замысел Востротина, в рукопашном бою разметали батальон наемников из Саудовской Аравии, сформированный из уголовников, которые были выпущены из тюрем. Можно рассказывать и о том, как командир, снова забыв свой курсантский погон в расположении части, был ранен вторично. Как в мае 1986 года за мужество и героизм, проявленные при исполнении воинского долга, был награжден вторым орденом Красной Звезды, а затем еще и орденом Республики Афганистан «За храбрость». Но я лучше расскажу о том, как служил в этом полку солдат со смешной фамилией Фляга.
Служил солдат Фляга не просто плохо — хуже некуда. Но однажды в бою он совершил подвиг. Вызывая на себя бешеный прицельный огонь, смертельно рискуя, Фляга искал путь для отхода роты, обложенной противником со всех сторон. И нашел его, сохранив товарищам жизнь.
И тогда вечером Востротин построил полк. Он сказал:
— Все вы знаете: Фляга был плохим солдатом. Очень плохим. Но это было вчера. А сегодня рядовой Фляга совершил подвиг. Сегодня Фляга объявляется личным другом командира полка!
Не было тогда на всем белом свете человека счастливее Фляги, стоявшего перед строем рядом с «кэпом», как за глаза называют в полку командира.
Это — метод Востротина. Провинившихся он наказывает, к примеру, так: докладывает о проступке перед строем всему полку. И уж если после этого не проберет нарушителя, если не воспользуется человек таким шансом, пощады не жди. Востротин будет жесток. Не помогут ни связи, ни звезды на погонах, командир не остановится ни перед чем, рассказывали мне офицеры полка. Сочтет нужным — добьется исключения из партии, увольнения из рядов Вооруженных Сил.
Еще рассказывали: решения Востротина при выполнении боевой задачи диктуются в первую очередь безопасностью людей. Поэтому потери в полку — минимальные. Он не будет спать ночь, трижды перепроверит данные, — в полку не помнят случая, чтобы решение, которое принял командир, было отклонено начальством. Его авторитет в полку — исключительный.
— Не задумываясь, отдам командиру кровь, — сказал мне один из офицеров. — Надо будет, отдам и жизнь.
Однажды в горах Пагмана «зажали» роту. Это было в самом конце операции — все остальные, измотанные несколькими днями боев, смертельно уставшие, только что спустились с гор. Востротин построил полк:
— Там остались наши ребята. Им нужна помощь. Кто со мной — шаг вперед!
Шагнул весь полк. Андрей Платонов сказал об этом однажды так: «Офицер есть образ Родины для солдат на поле боя. Никого иного нет ближе для солдата в час битвы, в час его возможной смерти».
Из донесения:
