Эдуард Володарский - Штрафбат
— Захотелось скрасить скуку госпитальным романом, да?
— Ты мне очень понравилась. — улыбнулся Савелий и поцеловал Светлану в кончик носа.
— Так я тебе и поверила…
— А я тебе понравился?
— Совсем-совсем чуточку…
— Неправду говоришь. Так страстно целуются, когда парень очень нравится.
— Ты-то откуда знаешь?
— Опыт большой, — важно ответил Савелий.
— Ой, не могу — опыт! — прыснула в ладонь Светлана. — А целоваться не умеешь.
— Что значит не умею? — обиделся Савелий.
— Хочешь, научу? — лукаво прищурилась Светлана.
— Ну, если тебе хочется… — Савелий смущенно отвел взгляд в сторону, а девушка вдруг прильнула к нему и осторожно коснулась губами его губ, и кончик языка нежно прошелся по обветренным, потрескавшимся губам Савелия и мягко проник внутрь…
В глубине ночи послышался рокот моторов, потом сверкнули огни автомобильных фар, и по большаку, разделявшему скверик и здание госпиталя, проехали одна за другой три полуторки. У входа в госпиталь машины уже ждала группа санитаров и медсестер с носилками.
Со скрежетом упали борта, осторожно вылезали ходячие раненые. Санитары забирались в кузов, им подавали носилки, и санитары укладывали на них лежачих, осторожно спускали вниз. Во мраке молочными пятнами проступали белые халаты медсестер, белые куртки санитаров, слышались глухие голоса, громкие стоны.
Светлана высвободилась из объятий Савелия, вскочила:
— Ой, мне влетит! Я же знала, что раненые должны прибыть!
— А когда продолжим обучение? — Савелий задержал ее за руку.
— Ну ты и настырный… — она вырвала руку и побежала через дорогу к машинам и толпившимся вокруг них людям.
Когда Савелий приковылял в свою палату, все давно спали и даже капитан Бредунов был на месте и тоже, казалось, спал. Но едва Савелий заскрипел койкой, Бредунов приподнял голову, спросил глухим шепотом:
— Савва, ты?
— Ну, я…
— Ну, как ты?
Савелий сел на кровати, глаза его ярко блестели в темноте.
— Нормально…
— Чего-нибудь получилось?
— А что должно было получиться?
— Ну ты даешь… — Бредунов коротко гоготнул. — А у меня получилось! Капитан Бредунов отстрелялся по полной программе.
— Ладно врать-то… — поморщился Савелий.
— Да ты че? Когда Слава Бредунов врал про это дело? Она сама легла сразу. Они ж тут, бедняги, сердобольные… жалеют нас… — снова рассмеялся Бредунов.
— Поздравляю с победой, товарищ капитан. Спать давайте. Сил набираться для новых побед… — И Савелий закрыл глаза.
Когда окровавленное солнце свалилось за западный край неба и темнота сделалась плотной, разведчики подползли к рядам колючей проволоки.
Антип Глымов и Жора Точилин, лежа на спинах, широкими кусачками резали проход в проволочном заграждении. Остальные придерживали прикрученные к проволоке консервные банки, чтоб не звенели, когда проволока дергалась. В черном небе, шипя и разбрызгивая искры, взлетели три ракеты, на несколько мгновений осветив землю. Начал накрапывать дождь, через секунду полил сильнее.
Миновав первый проход, разведчики двинулись к следующему ряду, и Глымов с Жорой вновь принялись резать проволоку. Снова взлетело несколько белых ракет, осветило позиции немцев. Через минуту вновь раздалось металлическое клацанье кусачек, тихое позвякивание пустых консервных банок. Разведчики замерли, прижавшись к земле.
И вдруг в правой стороне от них, почти у горизонта, зажглись лучи прожекторов, застыли горизонтально, и застучали автоматные очереди, к ним присоединились стук пулеметов и разрывы гранат. Следы трассирующих пуль полосовали темноту. И с каждой минутой грохот боя нарастал.
— Небось, другая наша группа напоролась… — проговорил вполголоса Глеб Самохин.
— Зато нам пофартило, — ответил Глымов, — немцы сейчас все туда кинутся. — И он быстрее стал работать кусачками. — Эй, Шутов, от меня ни на шаг.
— Я тут, тут… — поспешно отозвался Степка Шутов.
Они миновали последний ряд колючей проволоки и медленно поползли к окопам.
К изумлению разведчиков, окопы были пусты. Лишь в глубине за поворотом маячил красный огонек и над бруствером торчал ствол крупнокалиберного пулемета. Еще дальше, в плотной темноте, мерцали частые огни, вспыхивали белые всполохи взрывов, вздрагивала земля. Разведчики сбились в кучу, не зная, что делать. И дождь лил, не ослабевая.
— Че стоим, как бараны? — спросил Леха Стира. — Щас нас застукают.
— Во-он блиндаж. Небось все там прячутся, — сказал Жора Точилин.
В глубине позиций пробежала, громко переговариваясь, группа солдат — они удалялись в сторону гремевшего боя. А из-за поворота хода сообщения показался солдат в шинели и надвинутой на глаза каске. Он что-то крикнул, всматриваясь в темноту. Разведчики присели. Немец медленно пошел к ним, хлюпая сапогами по лужам и бормоча под нос ругательства.
— Всем сидеть, — прошипел Глымов и бесшумно двинулся навстречу немцу, вытягивая из-за голенища нож.
— Га-а-анс! — снова прокричал немец. — Куда ты провалился? Мне за кипятком надо сходить! Проклятый дождь — в сапогах полно воды… — Немец посмотрел на свои сапоги, утонувшие по щиколотку в грязи, а когда поднял глаза, оцепенел от ужаса — на него уставилась небритая звериная рожа, с рожи лилась вода, а глаза отсвечивали сатанинским блеском. И таким же дьявольским блеском сверкнуло лезвие ножа…
Они быстро содрали с немца шинель, в которую тут же облачился Самохин. Он первым двинулся по ходу сообщения до поворота, заглянул, обернулся:
— Там дзот. И под укрытием солдаты сидят.
— Офицера не видно? — спросил Леха Стира.
— В блиндаже небось. Будет тебе офицер под дождем прохлаждаться…
Справа от них все еще гремел бой. Огненные трассы пуль перекрещивали горизонт, ухали разрывы гранат, стучали пулеметы.
— Наши-то еще дерутся… — прошептал Степка Шутов.
— Слава богу, — ответил Глымов и сплюнул. — Пока их до одного не перебили, нам языка взять надо, поняли, выродки лагерные? — Глаза Глымова смотрели с яростью. — Или я сам вас тут всех положу, к едреной фене…
В блиндаже было жарко — горели две бочки-буржуйки. Трое офицеров — капитан и два обер-лейтенанта — в расстегнутых мундирах играли за столом в карты. Яркая электрическая лампочка освещала горку денежных ассигнаций, две початые бутылки вина и одну шнапса, высокие узкие стаканы, деревянные чашки с солеными огурцами и пирожными, две новенькие нераспечатанные колоды и пару пистолетов системы «Вальтер».
На топчане у стены, рядом с рацией и полевым телефоном, на толстом матраце спал на спине, раскинув руки, толстый человек в кителе с майорскими погонами, тихо похрапывая и причмокивая во сне толстыми губами.
И сквозь толстые стены блиндажа смутно доносился грохот боя.
Один из лейтенантов налил из бутыли шнапса, выпил, и другой с улыбкой протянул ему соленый огурец.
— Солененького хорошо, — сказал второй, доставая пирожное, — а теперь сладенького.
Прожевав огурец, первый взял пирожное и с удовольствием откусил:
— Это вы замечательно придумали, Курт. Словно после парильни окунуться в ледяную воду.
— Вы давно могли заметить, что Курт в закуске и выпивке кое-что понимает. Ваш ход, Гельмут.
Гельмут посмотрел свои карты и бросил одну на стол. Оба посмотрели теперь на капитана. Тот некоторое время думал, нервно барабаня пальцами по столу и глядя в карты, веером раскрытые в левой руке. Неожиданно зазвонил телефон. Капитан шепотом выругался, взял трубку, некоторое время слушал, потом резко ответил:
— Сколько смог, столько людей я вам и послал. Вы хотите, чтобы на моем участке ни одного солдата не осталось? Мне жаль, Шредель, если вы целым батальоном не можете справиться с двумя десятками русских десантников, очень жаль. Рапортуйте об этом командиру полка! — Капитан бросил трубку, вернулся к столу и метнул на стол короля пик.
— Ваша взяла! — развел руками Гельмут. — Вам сегодня здорово везет!
— Это потому, что майор спит, — усмехнулся капитан, быстро сгребая со стола кучку ассигнаций. Потом движения рук сделались медленнее, потом совсем остановились.
В дверях стояли двое мокрых страшных русских, направив на них стволы автоматов.
Взвизгнули разом два выстрела — оба лейтенанта, не успев схватить лежавшие на столах «вальтеры», рухнули на пол. А из-за спин русских появился еще один, шагнул к столу, направив пистолет на капитана, сказал тихо:
— Хенде хох.
Ошеломленный капитан машинально подчинился. Ему заломили руки за спину, скрутили веревками, заткнули кляпом рот и силой усадили на стул. А в блиндаж ввалились еще трое русских. Один, увидев на столе карты и деньги, сморщился, как от зубной боли:
