Богдан Сушинский - Стоять в огне
— Разве это рана? — улыбнулся Беркут. — Так, царапина. Давно забыл бы о ней, если бы время от времени кто-нибудь не напоминал. Однако вернемся к делу. Вопрос у меня несложный. Но отвечать на него нужно честно. Раньше, до встречи здесь, в этой землянке, вы были знакомы с Романцовым, связным из отряда «Чапаевец»?
— Я уже говорил: впервые вижу его.
— В таком случае вы несерьезный человек. С вами просто неприятно иметь дело. — Беркут вынул из кобуры пистолет и положил перед собой. — Крамарчук, обыскать!
Николай подошел сзади к покорно поднявшемуся Петракову и быстро ощупал его.
— Садитесь оба, — сунул пистолет в кобуру, но руку продолжал держать на рукоятке. — Слушайте меня внимательно, Петраков. Вы продолжаете утверждать, что не знакомы с человеком, который называет себя Романцовым. Так? А вот он заявил, что знает вас. Вы — из отряда «Рыцарей Черного леса». Давний агент абвера. Кличка Сова. Направлены в отряд «Мститель» гауптштурмфюрером Штубером, вашим непосредственным командиром. Ваше задание… Мне продолжать? Или, может, сами соизволите раскаяться?
— Можете продолжать. Не знаю, что вам говорил Романцов, но то, что слышу от вас, — какая-то нелепость.
— Возможно. Тем не менее Романцов утверждает, что видел вас в крепости. И готов подтвердить это в вашем присутствии. Вы не знаете, почему он так настойчив в своих обвинениях? Ведь мы не заставляли его давать сведения о вас.
Сова умоляюще поднял глаза на Беркута. Он понял, что проиграл. Проиграл именно тогда, когда поверил, что все опасности позади. Его предали. Подло предали!
— Я не знаю этого сволочного человека, — покачал он головой.
— Даю вам десять минут. Если за это время вы не расскажете все, что знаете о Романцове, мы применим к вам те же методы дознания, которые вы, фашистские холуи, применяете к пленным партизанам.
— Ты имеешь дело с Беркутом, — добавил Крамарчук. — Молчать не советую.
— Если все честно расскажете и захотите хоть чем-нибудь помочь Родине, которой так преступно изменили, мы не только не казним вас, но и сможем поговорить о сотрудничестве, — уже менее жестко добавил Беркут.
Прошло десять минут. Сова молчал. Несколько раз он поднимал голову, порывался что-то сказать, но так и не сумел выдавить из себя ни слова.
— Ну что ж, приговор вы себе уже подписали, — произнес Беркут, пряча в карман трофейные швейцарские часы. — Однако прежде чем вас расстреляют, хочу рассказать об одной забавной операции, задуманной гауптштурмфюрером СС Штубером. Думаю, она развеет ваши тяжкие предчувствия.
— Да уж, развеет… — вяло ухмыльнулся.
— На какое-то время, естественно. Так вот, этому Штуберу, вашему шефу, очень хочется завербовать Беркута, то есть меня. Очевидно, крайне необходим такой агент. С этой целью он уже приглашал меня к себе. В башню крепости. И я побывал там. Правда, появился несколько неожиданно для него. В форме оберштурмфюрера. Да вы, наверняка, видели меня в крепости, когда мы беседовали со Штубером. Поняв, наконец, что Беркут не продается, Штубер решил заслать ко мне в отряд своего агента. Того, который назвался Романцовым. Воспользовавшись тем, что в цитадели оказались пленные, привезенные для тренировок, он организовал «побег» одного из «пленных». То есть «побег» своего агента. Инсценировка получилась, правда, неудачной. Романцову не повезло. Он вышел не на нашу группу, а на отряд «Чапаевец». А теперь рвется сюда, к нам. Однако Штубер учел, что Романцова могут подозревать и проверять. И знаете, каким образом Романцов должен был окончательно убедить нас, что действительно является бежавшим пленным? Он должен был разоблачить перед партизанским командованием агента Сову. То есть вас.
— Как ему это удалось бы?
— Заявил бы, будто видел вас на тренировках. Ведь вы же тренировались на пленных, правда? Что именно будет рассказывать о своем задании Романцов — ответить пока трудно. Ведь мы его еще не допрашивали. Но уже сейчас ясно: Штубер, этот недоученный психолог, рассчитывал на ваше молчание. Пока вы будете молчать, у вас остается хоть какой-то шанс. Если ж вы разоблачите агента Романцова — то погибаете с ним вместе. Я доходчиво изложил вам суть операции?
— Да, — кивнул Сова. И замолчал. Лейтенант ожидал иной реакции. Однако, выждав немного и поняв, что Петраков не собирается что-либо отрицать или уточнять в его рассказе, продолжил:
— Штубер не учел лишь одного. Что мы организуем вам эту встречу. Наверно, планировалось, что он сам выдаст вас или сразу же убьет, заявив, что убил предателя. И еще он не учел, что мы можем подарить вам жизнь, если вы, конечно, чистосердечно во всем признаетесь и согласитесь помогать нам, помогать своему народу. Итак, повторяю: вами пожертвовали для того, чтобы внедрить другого агента. Пожертвовали, как последней бездарью, которая уже ни на что не годится. А теперь отвечайте. Только быстро. Кличка Романцова?
— Звонарь. Вы что, в самом деле?…
— Понятно, звонарь, — прервал его вопрос Беркут. — Настоящая фамилия?
— Полонский. Из белогвардейцев он. Профессиональный шпион. И, говорят, очень жестокий во время расправ.
— Вы знали, что его должны заслать сюда?
— Нет. Это они от меня скрыли. Я хочу спросить: вы в самом деле сохраните мне жизнь и я смогу?…
— Не будем торговаться. Как ваша настоящая фамилия?
— Гуртовенко. Никифор Семенович.
— Сколько человек в отряде Штубера?
— Было пятьдесят семь. Но должны были набрать еще столько же. Из полицаев.
— Сколько среди них специально подготовленных агентов, имеющих опыт агентурной работы?
— Человек двадцать. Самые опытные там — фельдфебель Зебольд, клички не знаю, и Карл Лансберг — кличка Магистр. Есть еще Ангел, Волк… Их фамилий не знаю. В основном мы называли друг друга по кличкам.
— Что вам известно о группах, которые Штубер направил в леса и которые должны выдавать себя за партизанские?
— Почти ничего. Говорили, что таких групп должно быть две. Какое они получали задание и где будут базироваться — об этом мне не докладывали.
— Стало быть, серьезных секретов вам не доверяли?
— Теперь мне кажется, что Штубер, этот зверь, вообще не доверял мне. Я же не из их кодла. Я ведь на самом деле был красноармейцем. Попал в плен. Еще в начале войны. Узнали, что местный, — поставили перед выбором: или расстрел, или идти в полицаи. Ну я и смалодушничал. А недавно меня зачислили в отряд Штубера.
— Понятно. Кто командует группами, засланными в лес?
— Не знаю. Думаю, назначат Зебольда и Лансберга. Они — немцы. Больше всего Штубер рассчитывает именно на них.
— Хорошо. Подробности потом. Крамарчук, отведи его. И возвращайся со Звонарем. Интересно, в какие колокола он станет бить теперь?
30
Утром на окраине села Заречного, — той, что подступала к самому лесу, — остановилась машина с немецкими солдатами. Немцы сразу же разбрелись по дворам. Каждый из них немного владел русским или украинским. Офицер раздавал детям и женщинам плитки шоколада. Солдаты вежливо просили молока и расплачивались оккупационными марками. В одном из дворов мальчику подарили губную гармошку, в другом — одарили новым галифе старика. Люди брали подарки неохотно. С недоверием косились на немцев и старались поскорее скрыться в доме или в сарае. Неизвестно, чем бы закончилась эта «идиллия», если бы из лесу не донеслось несколько выстрелов. Затем над самой машиной воздух прошила автоматная очередь.
Раздалась команда офицера. Солдаты быстро сели в машину. Некоторые вскакивали уже на ходу. Машина понеслась к шоссе.
Не успела машина скрыться за ближайшим холмом, как в село ворвалось десятка два партизан.
— Что, фашистам продались?! — орал один из них, видимо, командир. — Поите молоком?! А своим, партизанам, куска хлеба жалеете?!
— Э, да вы, дед, уже и подарки от фашистов принимаете?! — слышалось в другом дворе.
— Кто их принимает? — пытался оправдываться старик. — Я сидел тутычки вот, на крылечке. А он бросил галифе на колени и побежал к машине.
— Бросил?! — оскалился «партизан». — С каких это пор фашисты начали вас по-родственному обмундировывать?! Ты о Беркуте слышал?! Так вот, приказ Беркута: таких, как ты, вешать на сухих ветках. Без всякого суда.
Расправа была скорой и жестокой. Почти в каждом дворе этой окраины «партизаны» обнаружили шоколад и консервы. Все это было немедленно конфисковано, будто бы по приказу самого Беркута. Руководствуясь этим же приказом, они тащили из хат все, что попадалось на глаза. Старика, которому офицер «подарил» галифе, повесили прямо во дворе, на яблоне. Женщину и подростка, пытавшихся защитить свое добро, пристрелили. Нескольких человек избили. Даже тяжелобольной, прикованной к постели старухе досталось от какого-то верзилы в разорванном ватнике, таскавшем с собой ручной пулемет.
