Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-4
Поначалу все казалось прекрасным, война кончилась и сдавшиеся в плен казаки сдали свое оружие, хотя англичане позволили офицерам оставаться при пистолетах и шашках. В Пеггеце жизнь приняла нормальное течение: открылась школа, в барачном храме начались регулярные богослужения, скоро русские беженцы со всей Австрии начали тянуться в Лиенц. Генералы Краснов и Доманов с семьями и штабами поселились в гостинице «Гастхоф гольденер фиш», а генерал Шкуро был расквартирован в гостинице «Таубэ» на главной площади города.
Но скоро начались слухи о возможной насильственной репатриации русских в СССР. Эти слухи приняли волнующий характер, из-за чего последовало много споров и даже драк. Но генерал Петр Николаевич Краснов, несомненный авторитет среди казаков и как личность, и как прекрасный полководец, старался утихомирить положение, уверяя казаков, что его старый друг по Белой армии британский генерал-фельдмаршал Александер, зная, во что казаки верили, не позволит их насильно выдать большевикам.
Но когда англичане по команде майора Арбуфнотта конфисковали большое количество казачьих лошадей, предчувствие беды охватило казачий стан. Только много лет спустя, когда английский военный архив был открыт и деклассифицирован, а Советский Союз развалился, стало возможным доказать, что английские и советские власти договорились о насильственной репатриации всех русских в СССР. Даже Ялтинское соглашение указывало специфически на возвращение советских граждан, а англичане охотно выдали всех русских, не проверяя, были ли они советскими гражданами или старыми эмигрантами.
27-го мая события стали развиваться.
Сначала генерал Шкуро был неожиданно взят из гостиницы «Таубэ» и отправлен в неизвестном направлении. Распространились слухи, что англичане арестовали его за какие-то прегрешения. В тот же самый день был издан приказ о сдаче личного оружия по причине его разноличности. Якобы несколько позже офицерам будут выданы стандартные английские револьверы.
Казаки сдают англичанам оружие в Лиенце.
Несмотря на то, что этот приказ не вызвал особого беспокойства в среде казаков, некоторые из них решили спрятать револьверы, а не сдавать их.
Что действительно давало повод для беспокойства, так это второй приказ, предписывающий 2605 казачьим офицерам быть готовыми в 1.00 пополудни следующего дня присутствовать на конференции с фельдмаршалом Александером, посвященной вопросу выбора предстоящей страны проживания для казаков. Большинство удивлялось, почему столько людей должны ехать на конференцию. Наверно было бы легче для Александера приехать в Лиенц и встретиться с казаками?
Некоторые не могли понять, почему все офицеры должны ехать, а не только одни генералы.
На следующий день большинство офицерских жен были настроены против «конференции» и не хотели, чтобы их мужья покидали лагерь. Англичане продолжали всех уверять, что еще до наступления ночи офицеры вернутся домой. На заданный прямо вопрос: «Офицеры будут сданы Советам?» — британские офицеры дали слово чести, что этого не произойдет. Генерал Науменко, Кубанский войсковой атаман, позднее написал в своих мемуарах: «Это было в традициях русских военных — верить слову офицера, и они не могли даже представить себе, что англичане предадут их, поклявшись в том, что насильственной репатриации не будет».
Казаки верили в понятия о чести, которые союзники предали. Когда казаки в своих парадных формах покидали Лиенц для встречи с британским фельдмаршалом Александером, мало кто из них понимал, что их Голгофа была ухе совсем близка.
В этот роковой день 28-го мая наш отец был дежурным офицером в гражданском лагере Пеггеца. К моменту окончания его дежурства грузовики с казачьими офицерами уже отбыли. Отец не был особенно обрадован таким поворотом событий и считал оскорблением, что его, одного из старших офицеров, оставили в лагере. Это не отняло много времени — послать грузовик вернуться за ним и еще двумя офицерами, оставленными в лагере. Мама умоляла отца спрятаться и не ехать на «конференцию», но отец был непреклонен — это его долг и право!
Когда грузовик тронулся с места, мама быстро дала золотые часы молодому британскому солдату на мотоцикле, умоляя его везти ее следом за грузовиком. Солдат, очевидно, был тронут мольбой и, подхватив мою мать, пустился вслед за уехавшими. Когда они догнали грузовик, мама начала кричать отцу, чтобы он спрыгнул и бежал в лес. Отец был поражен ее советом и выкрикнул в ответ: «Что вы, женщины, понимаете в этих вещах?»
Это были последние слова, сказанные отцом моей матери.
Оказалось, что моя мать и мой брат Николай видели отца в последний раз! Я же сам встретился с ним только через долгих тридцать лет.
Когда офицеры не вернулись к вечеру, как было обещано, лагерь Пеггец забурлил слухами и самообвинениями. Инстинктивно все почувствовали, что какая-то беда случилась с офицерами. На следующий день английский связной офицер майор «Расти» Дейвис подтвердил наши самые худшие опасения: офицеры были выданы Советам. Он старался убедить оставшихся, что с офицерами обойдутся гуманно. Но все знали, я думаю, включая майора Дейвиса, чего офицеры могли ожидать от своего самого лютого врага.
30-го мая в Пеггеце появились черные флаги. Все, что было черное, вывешивалось в знак протеста против действия англичан. Плакат на ломаном английском языке выражал общее мнение всех: «Лучше смерть, чем отправка в СССР». Оставшиеся казаки и их семьи твердо решили не быть репатриированными. Писались петиции королю Георгию в Лондон, Международному Красному Кресту, Королю Югославии Петру, Папе Римскому и, наконец, самому фельдмаршалу Александеру. В лагере объявили голодовку. Но все это оказалось бесполезным.
На следующий день майор Дейвис объявил лагерю, что все оставшиеся в Пеггеце будут репатриированы в советскую оккупационную зону 1-го июня. Эта новость, хотя и не совсем неожиданная, прозвучала в лагере, как смертный приговор. Реакция на сказанное была разная: одни ругались, другие обвиняли себя за то, что поверили англичанам, третьи подготавливались к неизбежной смерти, раздавали свои принадлежности, а несколько человек сумели исчезнуть из лагеря в надежде спастись.
Наша мать, Ольга Николаевна Грудзевич-Нечай, дочь царской службы генерала, была отважной женщиной, прекрасной не только обликом, но и душой.
В этот день она забрала моего брата Николая и меня и поселила нас в доме австрийцев рядом с лагерем.
Ольга Николаевна Протопопова (урожденная Грузевич-Нечай). 1944 г.
Наша мать, учившаяся до войны на медицинском факультете Белградского университета, работала в лагерном лазарете и часто оказывала медицинскую помощь местному населению, что у них вызывало симпатию к казакам. Это давало ей возможность свободно покидать пределы лагеря. То, что она смогла отвести нас, детей, в относительно безопасное место, развязало руки ей и бабушке, которая недавно приехала к нам из Вены, позволило принять необходимые решения, чтобы избежать репатриации.
1-го июня лагерь поднялся рано. Божественная литургия была назначена на пять часов утра, чтобы все могли приобщиться Святых Таинств Христовых. Походный Престол был устроен на ящиках с нетронутой провизией, нетронутой во время голодовки. Главная площадь лагеря была окружена с трех сторон деревянным забором, а посреди площади возвышался Престол. Женщины и дети толпились вокруг него, казаки и молодые юнкера охраняли толпу живою цепью.
Картина С. Г. Королькова. Выдача казаков в Лиенце. Австрия — июль 1945 г., Кубанский казачий музей, Нью-Джерси, США.
Во время богослужения англичане подвели грузовики и загородили ими оставшийся выход из лагеря. Где-то после 7.00 часов утра у англичан лопнуло терпение ожидать конца службы. Им казалось, что служба никогда не кончится и у казаков нет намерения репатриироваться. Полковник Малком и майор Дейвис, посмотрев на толпу, решили применить силу, если жертвы их предательства откажутся уезжать. Был отдан приказ грузиться по машинам. Реакция казаков выразилась в том, что они еще плотнее сомкнулись вокруг Престола. Богослужение приняло возбужденный тон. Верующие начали петь «Отче Наш», и молодые казаки еще крепче взялись друг за друга, охраняя грудью массу женщин и детей.
Поначалу британские войска старались отделить небольшие группы казаков от общей массы. Для этого они применяли приклады винтовок и рукояти. В результате этого, по словам майора Дейвиса: «создалась пирамида истерически кричащих людей, под которой некоторые оказались задавленными… Каждого из них пришлось нам насильно нести в грузовики».
Забор, окружавший лагерь, рухнул, от того, что эта огромная человеческая масса дала отпор насилию солдат, и люди разбежались во все стороны. Солдаты приложили еще больше усилий, чтобы погрузить людей. Они нападали, беспощадно били женщин, детей и стариков — кто ни попадал под руку. Началась стрельба, в ход пошли штыки. Многие бежали на мостик через реку Драу, но английские войска загородили дорогу со стороны села Триста и возвращали казаков. Некоторые женщины, не видя возможности спастись, бросались со своими детьми в ледяные воды Дравы.
