Павел Автомонов - Каштаны на память
— Будем готовить ужин. Обещали прийти втроем. Илья Гаврилович, Опенкин и Рубен, — сказала Полина Ивановна.
— Придут, — вздохнула Леся.
— Что так грустно?
— А потому что завтра или через несколько дней и мы отправляемся «в командировку».
Полина Ивановна чуть не выпустила нож из рук.
— Не хотела вас огорчать. Тем более со мной еще вопрос не решен. Хотят, чтобы я еще училась. Но вроде все в порядке, — оживилась Леся. — Может, встречу там маму.
Раздался звонок. Лида, только прибежавшая со двора, кинулась открывать дверь. Из коридора донесся ее голос:
— Это Илья Гаврилович с пограничниками!
— Да какие же мы пограничники в гражданском, — возразил Опенкин, здороваясь и вручая Лиде кулек с конфетами.
— Здравствуйте, Полина Ивановна! Чувствовали, здесь жарится картошка, и поэтому спешили. А были на аэродроме, — поцеловал руку хозяйке Веденский.
— Заходите, заходите, дорогие гости.
Веденский не только обучает минеров. Под его руководством вокруг Харькова создают минный пояс. Уже организована оперативно-инженерная группа, в распоряжение инженера выделен саперный батальон. Есть и личный дерзкий замысел у Веденского. Он хочет впервые применить мины, которые можно взрывать на расстоянии, послав им радиосигнал. Эта работа кропотливая. Заряды надо закапывать в землю глубоко. Лопатами тут не управишься. Илья Гаврилович заказал на заводе специальные буры. Саперы уже начали бурить скважины. Радиоминирование инженер доверил надежным людям. И среди них Опенкин и Рубен. События на фронте торопят. Успеть бы заминировать аэродром, участки шоссейных дорог, важнейшие объекты в самом Харькове. Илья Гаврилович убедился, что ему минозаградительную работу надо осуществлять в контакте с действиями партийного подполья.
— Удалось бы! — подумал он вслух.
— О чем это вы? — спросила Полина Ивановна.
— Это от усталости. Много приходится сидеть над схемами и чертежами. А еще больше ездить. Дело всегда прикипает ко мне, и я хожу под его впечатлением. Так что не удивляйтесь, что сам с собой разговариваю. Я даже иногда ругаю себя вслух! — усмехнулся Веденский, хотя в эти дни было не до улыбок. Он сурово посмотрел в лица друзей и сказал: — Известия неутешительные. Противник осатанело штурмует Киев. Гитлер кинул с центрального фронта целую армию. Киеву тяжело. Сейчас Киев как родной брат прикрывает Москву с юга. — Илья Гаврилович взял чарку и тихо сказал: — За мужество киевлян, всех защитников города.
— За Семена Кондратьевича и Андрейку! — со слезами добавила Полина Ивановна.
— За Оленева, за Колотуху! — сказал Артур Рубен.
— За Рябчикова, Мукагова, за всех бойцов заставы, где бы они ни были, — взволнованно сказала Леся.
— За всех родных, матерей, жен, любимых, которые думают о наших бойцах днем и ночью, — тихим голосом сказал и Опенкин.
— Давайте, друзья, и за вашу дорогу! — предложил Веденский. — Я еще в Испании почувствовал, как важно, когда партизаны помогают армии.
9
Маланка Гутыря прятала Рябчикова и Мукагова сперва в зарослях малины, а потом перевела их на чердак. Переодеться и выйти в село было рискованно, и они пока отсиживались в укромном месте. Старшим полицаем в селе был Вадим Перелетный, знакомый Василию и Шмелю еще по «Уманской яме». Теперь он стал верным приспешником немцев. Он везде утверждал, что немцы и украинцы близки по духу. Он еще не убивал людей, но охотно вешал на трупы таблички: «Партизан», «Коммунист» и всячески выслуживался перед немцами.
Первые два месяца оккупации были трагическими для многих партизанских отрядов, созданных в каждом районе еще до прихода врага. Многие базы продовольствия и оружия стали известны оккупантам, как и руководители отрядов, которые больше прятались в родных местах. Рябчиков, который собирался связаться с партизанским отрядом, слышал сообщения о провалах и расстрелах. Он чувствовал, что местные партизанские руководители жили категориями времен гражданской войны, а ведь перед ними был теперь совсем другой враг — опытный, вероломный, хитрый и жестокий. И поэтому на сельских площадях поднялись виселицы и затянулись петли на первых, часто неопытных партизанах.
Рябчиков и Мукагов сдружились так, как могут сдружиться люди в беде. Ночью они выходили в поле, на дорогу, искали оружие. Без него они не могли себя считать полноценными мстителями. Первым добыл автомат Василий. Утром у соседнего села он увидел прицеп, нагруженный бочками с горючим. У него отлетело колесо. Шофер оставил плюгавого солдата охранять прицеп, а сам на машине уехал в село, где был небольшой гарнизон. Незаметно подойти к солдату было невозможно. Василий прикинулся пьяным, вытащил бутылку с водой. В ответ на грозное; «Хенде хох!» — Рябчиков постучал стаканом по бутылке.
— Пьем, гуляем, господин солдат. Меня назначили попом… или, как там у вас, пастырем. Выпьем, господин солдат… За Иисуса и за меня, нового попа, — дурачился Рябчиков, наливая воды.
Солдат отмахнулся от него. Рябчиков выпил и, не моргнув, снова налил. Солдат с удивлением посмотрел на ополовиненную бутылку. В это мгновение он и получил прямой удар в челюсть. Еще секунда — и автомат был в руках Рябчикова. Из кустов выскочил Шмель:
— Ну, лейтенант, и артист же ты! Я таких еще не видел!
Обыскали карманы потерявшего сознание солдата, забрали документы, нож и две гранаты и шуганули в придорожные кусты, которыми и подкрались сюда.
Шмель сразу же предложил прикончить Перелетного.
— На его место поставят нового. Да еще убьют полсела. В другой раз, в другом месте, — сказал Рябчиков. — Пожалуй, нам надо тихонько смываться и держать курс на восток. Хорошо бы к своим в Лютенки заглянуть. Наверное, там Зина и ребята.
— Много ты хочешь сразу.
Вечером к ним на чердак поднялась Маланка. Она пригласила Рябчикова и Мукагова на ужин к Марине. Но Рябчиков был непреклонен: надо идти!
— Боишься? — с укором спросила Маланка.
— За тебя боюсь.
— А может, все-таки останетесь? — настаивала Маланка.
Рябчиков взял ее за руку.
— Нет, пойдем. Я до смерти не забуду тебя, свою спасительницу.
— Ну тогда прощай, Шмель Бибоевич! — пожала руку Мукагову, потом подошла к Рябчикову. — Может, где и моего встретишь? Скажешь, что мы тут пока живы.
— Обязательно скажу, Маланка, — заверил Рябчиков.
— Счастья вам.
— Спасибо.
Они обнялись. Когда Маланка ушла, на душе у Рябчикова стало тревожно.
Вскоре на чердак заглянула Марина:
— Плачет Маланка.
— Да и нам невесело. Помолчали.
— Идемте к нам, — первой прервала тишину Марина. — Окна занавешены.
— А может, не нужно? — возразил Рябчиков.
— Да мама хочет посмотреть на вас.
Тихо, поодиночке они вошли в гостеприимную хату.
— Здравствуйте, матушка! — поздоровался Василий и снял фуражку.
— Садитесь, садитесь, — засуетилась старушка. — Вот, чем богаты, тем и рады.
На столе уже стояли помидоры, соленые огурцы, свежие яблоки, кусок старого сала.
— Зачем ночью печь топите? — спросил Рябчиков.
— Марина вашего друга хочет угостить варениками. У вас же, Шмель, их нету на Кавказе?
— Нет, мама. У нас пекут чебуреки.
— Никогда не ела.
— На блинчики с мясом похожи, — объяснил Рябчиков.
Марина поставила на стол вареники, залитые сверху салом со шкварками.
В дверь громко постучали.
— Я же закрыла калитку, — испуганно сказала Марина.
— Через плетень кто-то перелез. Отведи, господи, напасть от вас, — перекрестила всех мать.
— Марина! Открывай!
Беды не ищи: она сама найдет тебя. В двери стучал Перелетный. Он уже не раз задерживал Марину на улице, заходил в хату.
Что делать? Бежать через окно. На столе ведь останется еда. Впустить полицая и схватить его? А потом? Придут немцы и сожгут хату, убьют мать, Марину. Что делать?
Ходики на стене неумолимо отстукивали «тик-так, тик-так». И каждое мгновение было против тех, кто был в хате.
— Открой! Успокойся и будь вежливой, — сказал наконец Рябчиков, поправив под немецкой шинелью автомат, висевший на груди.
Марина вышла в сени и крикнула:
— Да сейчас. Ишь разошлись…
В хату неторопливо вошел Перелетный с винтовкой на плече и пистолетом на боку. Он тут же вздрогнул, отступил и стал снимать винтовку.
— Будь гостем, — улыбнулся Рябчиков. — Садись, господин Перелетный! Чтобы не быть должниками, угощаем чаркой с варениками. Ты нас раньше хотел салом и хлебом угостить, а мы вот… — Он кивнул на стол.
Всего мог ждать Перелетный, но никак не ожидал встретить здесь Рябчикова и Мукагова, которых, полагал, давно нет на этом свете.
— Поужинайте, господин Перелетный! — вдруг пригласила Марина. — Забрели к нам эти люди, ищут, где бы перезимовать.
