Комбат Найтов - Вторая мировая после перевёрнутой лодки
— Не совсем так, хотя это и входит в те инструкции, которые я получил от товарища Сталина. Товарищ Сталин обеспокоен поисками мира, которыми озадачился Гитлер. Он даже нам прислал предложение о перемирии.
— Вот как!
— Товарищ Сталин поручил мне передать вам его озабоченность этими вопросами. Он считает, что нам следует воздержаться от необдуманных шагов, могущих иметь необратимые последствия. Наша цель, которую мы преследуем в этой войне, это уничтожение фашизма и нацизма, денацификация Германии и Италии, и невозможность, в будущем, возрождения этих правых течений, где бы то ни было. Особенно в Европе. Других целей мы не имеем. Хотелось бы обратить ваше внимание на то обстоятельство, что Советский Союз ни в одной из захваченных стран, в течение этой войны, не ввёл иных государственных форм правления, кроме существовавших.
— А Болгария?
— Там произошёл дворцовый переворот. Наших войск на территории Болгарии не было. Новое правительство объявило войну Гитлеру и пропустило наши войска для освобождения Югославии и Греции.
— А Литва, Латвия и Эстония?
— В результате выборов победили компартии этих стран и через парламенты присоединились к Советскому Союзу.
— Но без ваших войск этого бы не произошло!
— Все три государства были полицейскими государствами. С жесточайшей цензурой. Как только цензуру отменили, так местные компартии и победили. Мы не вмешивались в эти процессы, но и не препятствовали им. Мы готовились к войне. Режимы этих стран были профашистскими. Это угрожало нам свободным приближением к нам войск Гитлера. Это нас не устраивало, слишком близко к границам находился важнейший, в промышленном отношении, город Ленинград. И, милорд, позвольте напомнить вам, что мы присоединились к объединённым нациям тогда, когда уже начал сыпаться фронт в Африке.
— Я хорошо помню это, милорд Эндрю. И уже высказывал вам лично и всему русскому народу свою признательность за этот решительный шаг. Это говорит, в том числе, и о широте русской души. Но, в данный момент меня беспокоит отсутствие документального подтверждения наших отношений. Несколько, ничего не значащих, листков договора о намерениях, и всё.
— Товарищ Сталин сказал, что лучшим выходом из сложившейся ситуации было бы скорейшее создание института Организации Объединённых Наций, взамен распавшейся Лиги Наций. Это предложение президента Рузвельта полностью нас устраивает.
— Второй момент, который меня беспокоит, это то, что мы не готовы сейчас к высадке в Европе, а события развиваются стремительно.
— Красная Армия слишком быстро наступает? Но мы не хотим затягивания войны. Как я понимаю, вас беспокоит вопрос о репарациях с Германии.
— Несомненно! Расходы на ведение войны просто огромны!
— Мы также понесли очень большие расходы. Один такой самолёт за вылет съедает 5 тонн горючего!
— О да! Это большие деньги! Вы устроили просто революцию в авиации!
— А вы считаете, что революции не приносят пользу!
— Вовсе нет, мне революция помогла залечить язву желудка. Ваши чекисты посадили меня в тюрьму и морили голодом, и моя язва зажила. Но меня беспокоит ваша экспансия на Запад.
— Я думаю, сэр премьер, что вы находитесь в заблуждении относительно нас. У вас устаревшее отношение к нашей стране. Лозунги о мировой революции давно в прошлом, и рекламируются небольшой кучкой сторонников Троцкого и IV-м Интернационалом.
— Но вы же поддерживаете контакты с другими компартиями.
— А как иначе дать информацию о том, что у нас действительно происходит? Если остальная пресса обычно пишет о нас просто гадости?
— Да, сэр Эндрю, господин Сталин не ошибся, поручив именно вам вести эти переговоры. Вы интересный собеседник. Но, вернёмся к репарациям.
— Милорд, ваша страна, вне зависимости от того произведёте вы высадку на континент или нет, получит репарации с Германии в полном объёме. Мы же не заинтересованы ни в малейшей задержке наступления мира в Европе, и продолжим наступать в том темпе, в каком нам позволяет сделать это противник. Мы не настаиваем на каких-то дополнительных усилиях с вашей стороны. Но, для увеличения количества репараций, необходимо изменить тактику воздушных ударов по Германии. Перейти от ударов по площадям к точечным ударам по войскам противника. Потому что с полностью разбомбленной Германии мы будем получать эти деньги совсем не скоро! Не правда, ли?
— Не лишено здравого смысла, сэр Эндрю. Перед прилётом сюда вы были на Южном Фронте. Как дела в Ливии?
— Там жарко, и хорошо, что бои закончились. Я встречался с генералом Эйзенхауэром, и мы пытались согласовать усилия на Южном фронте, но я не знаю, пока, о принятых командованием США решениях.
— Генерал Эйзенхауэр хочет изменить место высадки. Он хочет высаживаться во Франции.
— Это целесообразно. Я обещал ему поддержку в этом случае, т. к. это ведёт к сокращению сроков войны в Европе.
— А Италия?
— Италию возьмёт 2 Украинский фронт с гораздо меньшими потерями. Без Севера Муссолини быстро сдастся. Экономика у него там. Идти с Юга бессмысленно, милорд.
— А авиацией вы эту высадку поддержите?
— Если дотянемся! Радиус действия у них не очень большой: 300–400 км. А сбрасывать топливные баки – довольно дорогое удовольствие.
— Это те две огромные сигары, которые вы отсоединили от самолётов сегодня? А я думал, что это бомбы и вы не хотите о них рассказывать. — я улыбнулся предположению Черчилля.
— Это подвесные танки с топливом для дальних перелётов. Они не бронированы, и на боевых вылетах не используются.
— Осталось три вопроса, о которых необходимо выяснить позицию вашей страны: судьба Польши, Франции и самой Германии. — сказал Черчилль.
— Что касается Польши, то её правительство в Лондоне не признаёт новых границ по Бугу, эти территории получены Польшей в результате войны 20 года, то есть в результате агрессии. В 38 году это правительство поддерживало Гитлера, и присоединило себе Тешинскую область Чехословакии, не дав нам возможности выполнить свою часть договора с Чехословакией. Следовательно, мы, пока, считаем Польшу генерал-губернаторством Германии, и будем решать её судьбу, так же как и Германии. Франция, несмотря на своё поражение, получит обратно всю свою территорию, вне зависимости от того, кто осуществит её освобождение: вы, мы или американцы. В Германии останутся наши войска. Государственным строем останется парламентская республика, армии и флота у Германии больше не будет. Детям спички в руки давать опасно.
— Зоны оккупации?
— Нет, слишком велика угроза того, что единую Германию раздерут на части. Зоны ответственности, я бы так это назвал. Везде и нигде. И без вмешательства в политику. Кроме денацификации. Т. е. на парламентском уровне запрет на некоторые профессии для бывших членов НСДАП.
— По поводу Польши я с вами не согласен! Мы вступили в эту войну из-за Польши! Мы несём ответственность перед Польшей.
— Пусть правительство Польши признает наши новые границы по Бугу, тем более, что никакой промышленности в этих районах нет.
— А Львов? Это крупный город.
— Украинский, милорд. И перешёл к Польше в результате войны. Если вы помните, вся Польша входила в состав России. И именно Польша виновата в том, что началась эта война. Не захотели договориться о коридоре в Кенигсберг. Теперь коридор требуется нам, для того, чтобы контролировать Германию. Мы не хотим, чтобы наши поставки в наши войска в Германии шли через таможню и т. п… Слишком хорошо знаем поляков, и не испытываем к ним доверия. Я проезжал через Польшу в 38, в дипвагоне приходилось держать оружие наизготовку! Это никуда не ведущий путь. Проще признать границы Германии 40 года и остановиться на этом. Мы понимаем и признаём вашу ответственность перед Польшей, но реалии таковы, что без нашей общей границы с Германией вся Европа всё время будет сидеть на пороховой бочке. Вы же помните, что происходило в Мюнхене. Завтра, вместо вас, милорд, может прийти к власти другой человек и история вновь повторится. А вооружения меняются и быстро! Мы хотим установить мир надолго.
— Я понимаю, ваши опасения, дорогой сэр Эндрю, но я, пока, не готов урегулировать эти разногласия. Требуется время для их решения.
— Если у вас возникнут с этим сложности, то довольно значительная часть здравомыслящих поляков, авторитетных, могут составить более удобное для нас с вами, подчёркиваю: с вами, правительство. Мы, пока, не склонны идти на такие меры, предпочитаем договариваться с вами и с прежним правительством. Польская армия уже существует.
— Кстати, что произошло с генералом Андерсом?
— Отказался воевать. При аресте и обыске обнаружена переписка с немцами. После войны сам генерал и все улики будут переданы правительству Польши. Пусть оно решает его судьбу.
