Людмила Харченко - Шел ребятам в ту пору…
Потом мы скоро уходили в горы. Под утро услышали разговор, чужой разговор: «Шнель, шнель». Мы засели. И увидели такое… Впереди шли женщины, дети, старики. В их спины упирались автоматы фашистов.
Разве мы могли стрелять в своих? Командир приказал — без выстрела уйти в глубь ущелья.
Мы шли. Мы быстро шли. Мост в Красный Карачай был взорван отступавшими частями Красной. Армии. Мы пустили под откос весь автотранспорт и на бричках стали подниматься по лесной тропе мимо Караулки.
Плохой день был пятнадцатого августа. Аман день. На Малом Карджаумасе нас опять обстреляли. Тяжело ранили нашего лейтенанта из управления КГБ, возле дома лесника. Нельзя бросать товарища. Командир сказал: «Кто пойдет добровольно?» Ответили — все пойдут. Нас было четверо. Среди нас и Дима Юрченко.
По-пластунски поползли к домику лесника. Фашисты заметили и не подпускают к лейтенанту. Тогда я сказал, что возьму огонь на себя. И пополз вниз, к берегу Аксаута. Пусть стреляют в меня.
Фрицы кинулись в мою сторону. Но преграда им река. Через нее не переплыть, не перейти. Бурная и глубокая река. «Рус, сдавайся!» — кричали с берега. Стали пилить сосну, чтобы перебраться на мой берег.
Но я стрелял. Я не давал им возможности перейти.
Я не слыхал, как ко мне подполз Дима.
«Почему вернулся?» — кричу ему.
Дима молча показал на свои ноги. За ними тянулся кровавый след.
— Спасайте лейтенанта, а я свою жизнь дорого отдам, — и потряс противотанковой гранатой.
Я перевязал ему одну ногу, на другую наложил жгут. «Дима, ты стреляй, — сказал я ему, — я вынесу с ребятами лейтенанта, и мы придем за тобой. Продержись, друг!».
Мы перенесли лейтенанта и тут же поползли вниз, на выручку Диме. Но почему наступила тишина? Нет выстрелов. Только ветер в ветвях да шум злого Аксаута. Почему перестал стрелять Дима? Мы торопились. И вдруг сильный-сильный взрыв. Я в ужасе смотрел на товарищей — я уже знал, что произошло. Как мы тогда стреляли в фашистов! Подползли совсем близко и стреляли. Они по натянутой веревке переправлялись через реку. А мы пулями сбивали их в бурную реку. Оттуда никто никогда не выходил.
Якуб замолчал, долго шевелил угли в догорающем костре.
— Подползли мы совсем-совсем близко к месту взрыва и оцепенели. Там, где я оставил Диму, была лишь одна воронка и в небо уходила гарь. По земле расползлись бурые пятна крови. Некого было нам спасать, — с трудом заговорил Якуб снова. — Там, где оставался Дима, была лишь одна воронка. Нашего бесстрашного джигита не было в живых.
* * *Томилов вернулся с завода вечером. Он только сел за стол, как постучали в дверь. Взяв костыль, Геннадий подошел к двери, распахнул ее. Перед ним стоял человек, напомнивший ему детство, его друга Диму. Он сразу узнал Михаила Дмитриевича Юрченко и кинулся к нему.
— Я прочитал твою статью в газете, Гена. Прошу тебя, расскажи все, что знаешь о Диме.
И когда Михаил Дмитриевич узнал все о сыне, он попросил Гену рассказать о себе.
— После того, как приняли шестичасовой бой в Гоначхирском ущелье, мы взяли курс на Марухский перевал. Там мы должны были соединиться с Зеленчукским отрядом «За Родину». Путь через горы был трудным. Ведь в лесистых горах был враг. Сколько раз приходилось прикрывать отряд — я был вторым номером пулеметчика.
На Марухский перевал мы прибыли в конце августа. Наше командование связалось со штабом армии, действовавшей в горах. После совместного партийного собрания нам объявили: «Кто хочет остаться на перевале и действовать по особому заданию штаба 46-й армии, оставайтесь». Осталось нас восемнадцать человек.
Двадцать седьмого августа под командованием Виктора Ивановича Панаева наша группа повела роту бойцов через Марухский ледник к Шеелитовому руднику. По данным разведки там высадился вражеский десант. Надо было уничтожить его.
По пути наткнулись на отряд фашистов, в перестрелке был убит Виктор Иванович. Командование взял на себя Аркадий Дятлов.
Бой с фашистским десантом продолжался с утра до темна. Позиция у нас была не совсем удобная, и Владимир Жаров вызвался поискать позицию получше. Пошел и не вернулся.
С темнотой пришло новое несчастье. Тяжело ранило Дятлова. Валя Доценко подползла к нему, чтобы оказать первую помощь, но вражеский снайпер ранил и ее в правую руку. Решено было уйти с места боя. Здоровых, кого не задела фашистская пуля, нас оставалось трое: Ольга Короткевич, Эльза Андрусова и я. Несли с собой Дятлова. Добрались до ледника. С него надо было прыгать метра три. Мы-то прыгнем, а как быть с раненым Дятловым? Мы оставили его наверху, обложили камнями, чтобы не заметили немцы, и обещали прийти за ним. Потом с Эльзой мы спустились в балку за убитым Панаевым. Перенесли его на горку, сделали каменную могилу. Искали Жарова. Но не нашли.
Мы вернулись к товарищам, поджидавшим нас. Залезли под лед, как под стол, чтобы прокоротать ночь. Утром увидели роту бойцов, которая, как мы после узнали, была послана к нам на выручку.
* * *В светлом коридоре Усть-Джегутинской средней школы № 2 русоволосая девочка читала статью о Диме Юрченко.
— Ребята, а в нашей станице живут Юрченки. Может, это родители Димы?
— Пошли узнаем!
В тот же день в доме Юрченко слушали пионеры рассказ Варвары Николаевны о сыне.
— А что если поехать на место гибели Димы и поставить обелиск?! — неожиданно предложил кто-то.
— А если списаться с пионерами Хасаут-Греческой школы?
— Давайте спишемся и поедем!
— Весной! — дружно предлагали пионеры.
…И вот весна, буйная и яркая.
Грузовая машина остановилась у большого дерева. Из кузова выпрыгнули девочки и мальчики в красных галстуках.
Одни из них сразу подбежали к воронке, заросшей травой, другие вместе с Михаилом Дмитриевичем выгружали из кузова кирпич, лопаты, мастерки, кули с цементом, известкой.
Якуб осмотрелся, шагнул к одинокому дереву, украшавшему своей пышной кроной крутой косогор.
— Да, здесь погиб Дима.
Он снял шапку.
Варвара Николаевна стала на колени, потом упала, обнимая землю, навеки скрывшую ее сына. Платок сполз с ее головы, давным-давно побелевшей от горя.
Ребята начали строить обелиск. Вокруг посадили деревья.
Председатель отряда имени Димы Юрченко Тая Лучанинова выстроила пионеров на линейку у обелиска с красной пятиконечной звездой. И каждый по-своему представлял, как разгорелся здесь бой, как Дима стрелял в фашистов, засевших за рекой, как взорвал себя и фашистов последней гранатой.
Будто в солдатском строю, начала Таня перекличку:
— Правофланговый Дима Юрченко!
— Погиб смертью героя в августе тысяча девятьсот сорок второго года, — ответил стоявший первый пионер.
После переклички мальчики дали торжественный салют из ружей. Снова по горному ущелью прокатилось эхо от выстрелов, но теперь уже в честь того, кто остался в вечном строю героев.
Тая Лучанинова торжественно произнесла:
— Слушайте нас, матери!
Мы клянемся, что будем
достойной сменой наших героев!
— Клянемся! — подхватили горы.
— Через века, через годы
Помните!
О тех, кто уже не придет никогда.
Помните!
Не играйте в войну, мальчишки
В ПЕРВОМ ПРИКРЫТИИ
Между возами, на которых громоздились узлы, чемоданы, сумки, корзины, а сверху и с боков сидели малолетние дети, женщины и старики, пробивался мальчишка лет пятнадцати. Он то и дело озирался по сторонам, будто прятался от кого. Иногда из-за какого-нибудь воза были видны его шелковистые русые волосы. Часто его зоркие серые глаза смотрели из-под темных, сдвинутых бровей в сторону Дома Советов, где были партизаны отряда «Мститель». Среди них мальчишечьи быстрые глаза искали отца, Федора Томашенко. У Васи были противоречивые желания: ему хотелось объявиться отцу и честно сказать, что по дороге в Зеленчукскую сбежал от матери, чтобы вместе бить захватчиков-фашистов, и в то же время боялся встречи с ним. Конечно, лупить он его не станет, да отец никогда его и не бил, потому что учился он прилежно, вел себя хорошо. Но знал Василий, что отец долго будет смотреть на него своими добрыми серыми глазами, смотреть с болью и укоризной за его ослушание.
Вася увидел сослуживца отца, конюха дядю Петю. Он сидел на возу и затягивался цигаркой. Обычно улыбчивое лицо старика было хмурым, кустистые брови насуплены.
— Ты почему здесь, Василь?
— Сбежал от мамы. — От волнения Вася глотнул слюну. — Мы на семейном совете решили, что я пойду с отцом. А потом он передумал, а я не передумал.
Дядя Петя молчал.
— Я же умею стрелять из винтовки и пистолета, дядя Петя!
