Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое
Остальные члены республиканского кабинета переносили свое положение молча и с подобающим демократам хладнокровием, за исключением генерала фон Бренделя.
Генерал изменил республике, генерал предал демократию, обратившись к королю также с письмом, убедившим его бывших товарищей в низости этого беспринципного человека.
Он писал, что с самых юных лет был горячим приверженцем роялизма, перечислял все свои заслуги перед покойным монархом Ассора Микеле, припадал к стопам Максимилиана, прося забыть его преступное участие в крамольном правительстве республики, так как был принужден к столь гнусной измене тяжелым материальным положением и безработицей, и напоминал, что безупречная деятельность по обороне отечества доставила ему благосклонность сэра Чарльза.
Благодаря этому предательству, генерал фон Брендель немедленно был освобожден из-под ареста и сохранил портфель военного министра и жезл главнокомандующего при королевском правительстве.
Два дня в столице прошли в усиленных приготовлениях к торжественному коронованию Максимилиана I и не были отмечены какими-либо выдающимися событиями.
Но на третий — явившийся утром в новый королевский дворец адъютант сэра Чарльза потребовал у гофмейстера маркиза Атанаса допуска к его величеству.
Маркиз попросил адъютанта обождать и отправился к премьер-министру, которого нашел на террасе дворца.
Премьер лежал, развалившись в шезлонге, и навязанным на ниточку протоколом заседания совета министров дразнил пушистого сибирского кота.
— Коста! — позвал гофмейстер.
Премьер дернул бумагу вверх, кот подпрыгнул и распластался на полу всеми четырьмя лапами, вызвав довольную улыбку на лице государственного мужа.
— Коста! Я тебе говорю, черт побери!
Премьер лениво повернул голову и разгневанно поджал губы.
— Послушайте, маркиз, — сказал он, — я положительно возмущен вашим поведением. Во-первых, я не потерплю, чтобы мне мешали в то время, когда я обдумываю проблемы международного равновесия, а во-вторых, ваш титул и древность вашего рода обязывают вас к знанию этикета и владению слогом порядочного общества.
Гофмейстер всплеснул руками.
— Подумаешь!.. Тогда я должен довести до сведения вашей светлости, что адъютант заморского стервятника просит свидания с нашим курчонком.
— Ну и что же?
— Что делать?
— Что делать? — премьер протяжно зевнул и погладил кота против шерсти, — главное — не торопиться. Его нужно выдержать в приемной.
Гофмейстер покачал головой.
— Коста! — произнес он с горечью, — я вижу, что власть портит всех людей. Я никогда не думал, что ты можешь стать такой скотиной, чтобы заставлять ждать подневольного человека.
— Молчи! — вскрикнул быстро премьер, — молчи, старый дурак, или я заткну тебе горло хвостом этого кота. Можно подумать, что этот адъютант из нашей породы, если ты так близко принимаешь к сердцу его ожидание. Успокойся! Он сделан из того же теста, что и его хозяин. Довольно они тешились над Аткиным, и пусть меня пекут на том свете, как карася на сковородке, если я не покажу этим напыщенным шарлатанам, что Итль очень горячая игрушка, которую нельзя хватать голыми руками. Пойдем к нему.
Премьер пощекотал кота за ухом и направился к ожидающему адъютанту.
— Вы желаете видеть его величество? — спросил он, небрежным кивком ответив на поклон офицера.
— Да, и как можно скорее. Я жду уже четверть часа, — ответил адъютант с явным неудовольствием.
Премьер изобразил на своем лице презрительное сожаление.
— К несчастью, его величество сейчас занят и не может принять.
— Но я имею приказ сэра Чарльза Орпингтона лично повидать короля.
— Милый юноша, — наставительно ответил министр, — приказы вашего начальства исполняются на ваших кораблях, здесь могут исполняться только приказы моего повелителя. Благоволите передать мне поручение лорда Орпингтона.
Офицер покраснел.
— Если вы настаиваете — пожалуйста. Но я передам сэру Чарльзу, что я не был допущен…
— Так в чем дело? — переспросил премьер, рассеянно смотря на свои ботинки.
— Сэр Чарльз желает видеть короля и просит его приехать.
— Передайте лорду Орпингтону, что его величество будет ждать его у себя в полдень.
— Но я сказал, что лорд Орпингтон желает, чтобы король приехал к нему…
Премьер сурово посмотрел на офицера.
— Короли не ездят! Ездят к королям! Я считаю дальнейший разговор на эту тему излишним.
Офицер закусил губу, поклонился и удалился.
— Ты с ума сошел? — вскрикнул Атанас.
— Что? Мне жаль тебя… Ты можешь смеяться надо мной, как над дураком, и все же… Я знаю, что это не королевство, а шантан, что это не король, а швабра, я ненавижу всех королей в мире, но… тут и есть но… Я чувствую сейчас себя представителем народа… Да… да, хохочи, лопни от смеха, но, пока я здесь, я не позволю, чтобы этот скулодроб плевал в лицо нации. И пока я здесь, я, бывший шулер, бродяга, пока я на посту премьера этой страны, — я не допущу, чтобы зарвавшийся бурбон командовал нами, как новобранцами.
— Что с тобой? — спросил изумленный гофмейстер, — ты разволновался, как селедка, попавшая в сеть. Откуда у тебя такой патриотизм?
— Патриотизм? Осел!.. Если я и стал премьер-министром, то только для того, чтобы покончить с этой игрой в государство, чтобы облегчить путь сюда тем, идущим с севера, к которым лежит моя душа. Но я не хочу, чтобы вся нация лежала под генеральским сапогом. Иногда жизнь требует пафоса отечества, и он у меня появился. А твой кругозор узок, как ушко иголки…
И премьер отправился в покои короля, покинув озадаченного гофмейстера.
Вскоре он снова вышел на террасу и возобновил свою игру с котом.
Но в полдень его занятие было прервано докладом о прибытии генерала Орпингтона.
Сэр Чарльз мерял приемную дворца огромными шагами, и в такт шагам шпоры его звенели быстро и грозно.
Он взглянул на вошедшего премьера, как лев на падаль.
— Где король?
— Вы изволите спрашивать о его величестве?
Сэр Чарльз пристально взглянул в лицо премьеру. Оно было спокойно и сурово.
— Да! Я спрашиваю, где король?
— Его величество ждет вас в угловой приемной. Я прошу вас последовать за мной.
В угловой приемной, венецианское окно которой выходило в густую синеву залива, король Максимилиан, в том же белом мундире, в котором он был на историческом заседании парламента, поднялся из-за письменного стола и сделал два шага навстречу сэру Чарльзу.
Лицо у него было смущенное, но держался он твердо. Премьер дал ему инструкции, как вести себя.
— Я очень рад посещению вашего превосходительства, — сказал он, протягивая руку с радушной улыбкой.
Сэр Чарльз остановился перед ним и скрестил руки на груди.
— Это что за комедии? — сказал он, дрожа от гнева, — на каком основании вы отказали в приеме моему адъютанту?
Король вздрогнул, но, встретив за спиной разгневанного представителя Наутилии твердый взгляд премьера, сказал тихо и вежливо:
— Я прошу простить меня, ваше превосходительство, но я был занят докладом военного министра.
— Что? — спросил сэр Чарльз, — вы были заняты? Вы? Вы, кажется, не на шутку вообразили себя великим монархом? Вы, кажется, забываете, что вы были всего неделю тому назад безработным шалопаем и что я сделал вас королем?
Максимилиан поднял голову. Одутловатые щеки его порозовели, он сжал пальцы рук.
— Ваше превосходительство! Здесь вы разговариваете не со мной, а с королем Итля. Из уважения к вашему монарху вы должны помнить об этом.
— Как? — вскрикнул, отступая в изумлении, сэр Чарльз, — вы осмеливаетесь сравнивать себя с моим повелителем? Вы? Вы забыли, что завтра же я могу отправить вас подметать улицы так же просто, как я возвел вас на престол… Я смахну вас с трона, как пылинку с мундира.
— Ваше превосходительство! Я вынужден вмешаться. Я не могу позволить в моем присутствии говорить таким образом о моем короле, — вступился премьер.
Сэр Чарльз повернулся к непрошеному заступнику. Лицо его побагровело от гнева.
— О вашем короле? Каков пастырь — таково и стадо! Вы тоже вообразили себя настоящим министром? Тем хуже для вас! Убирайтесь вон отсюда!
— Что? — спросил в свою очередь премьер, и его почтительная до сих пор фигура распрямилась, как пружина. — Бросим вежливости. Если судьба дала вам, господин, ослиную глотку, — все же вы не слишком петушитесь. Когда-то я сворачивал одним ударом и не такие лошадиные челюсти, как ваша. Думаю, что с тех пор я не очень постарел и не очень ослаб…
Сэр Чарльз шагнул к премьеру и поднял хлыст.
Премьер легко поймал его и вырвал с такой же легкостью, как перо из чернильницы, и в то же время сэр Чарльз услыхал за спиной у себя насмешливый женский голос: