Э. Кордер - Охотник на оленей
— Здорово, — сказал Стэнли.
Прошло ещё несколько минут, прежде чем они добрались до выезда. У ворот висел знак «Осторожно!», но никто никогда не обращал на него внимания, и Майкл вылетел на узкую Дивижн-стрит по левой стороне.
Тут все они вздрогнули от резкого сигнала. Огромный тягач с прицепом выезжал из-под переезда прямо за ними, там, где железная дорога, шедшая параллельно Дивижн-стрит, поворачивала в сторону. Грузовик попытался свернуть в сторону, чтобы не столкнуться с «кадиллаком».
— Поддай! — крикнул Аксел.
Справа была каменная стена, грузовик шёл слева, занимая полосу встречного движения. Майклу надо было затормозить и пропустить грузовик. Иного выхода не было.
— Поддай, — повторил Аксел.
— Не выйдет, — резко выдохнул Стэн.
Майкл надавил на газ.
Аксел резко обернулся и сердито посмотрел на Стэна.
— Ты что, споришь со мной?
Майкл крепко вцепился в баранку:
— Заткнитесь, к черту! Дайте сосредоточиться!
— Давай, детка! — сказал Ник.
— Дави, дави!
— Наддай, парень!
Правые колёса «кадиллака» вкатились на тротуар, всех подбросило а затем кинуло назад на пружинное сиденье. Машина накренилась, два колеса шли по тротуару, едва не задевая каменную стену, а два по дороге. Слева от них неслась махина грузовика с отчаянно ревущей сиреной. Они приближались к телеграфному столбу.
Ник сбросил перчатку и стал следить за секундной стрелкой на часах.
— Ну и как? — с натугой спросил Майкл.
— Ничего не выйдет, — ответил Ник. — Не получится!
— Да? — Майкл нагнулся и шепнул машине. — Ну же. Ну!
Ник бросил Майклу через плечо какую-то картонную карточку.
— Что это? — спросил Майкл.
— Техпаспорт. Мой «универсал» за твой «кадиллак».
— Ого, ого, — произнёс Аксел, не отрывая взгляда от телеграфного столба.
Майкл и глазом не моргнул:
— У тебя сегодня счастливый день?
— У меня всегда счастливый день.
— Сейчас воткнёмся, — прошептал Аксел, упираясь руками в приборную доску.
Майкл даже привстал, нажимая на газ. Он надавил рукой на сигнал и метнулся влево, слегка зацепив боком грузовик и увернувшись от столба буквально на волосок. Затем вновь вывернул на тротуар, выскочил перед грузовиком и снова вернулся на дорогу.
— О, Господи! — с облегчением выдохнул Ник.
Майкл крутанул влево и ударил по тормозам. «Кадиллак» пролетел между встречными машинами, развернулся несколько раз и остановился, брызнув грязью на окна с вывеской «Бар Джона Уэлча».
Грузовик пронёсся мимо, ревя сиреной, шофёр грозил им кулаком, а лицо у него было перекошено от гнева.
Стив, Ник и Стэн весело болтали на заднем сиденье.
— Ети твою в корень, — сказал Аксел и показал фигу вслед удалявшемуся грузовику.
Майкл вернул Нику техпаспорт:
— Получилось бы нечестно. Тебе нужно было дать фору. Ты ведь предлагал живые деньги за верное дело. — И он слегка улыбнулся Нику.
— Верных дел не бывает, — ответил Ник.
Зал торжественных мероприятий располагался в старом белёном здании с высокими арками окнами. Стены главной комнаты, длинной и прямоугольной, с небольшой эстрадой, были разрисованы пасторальными сюжетами: пасущиеся на лугах коровы, островерхая церквушка зимой, горные пейзажи. У входа стоял стенд с трофеями, похвальными грамотами и фотографиями молодых людей в форме прежних времён, обнимающих друг друга, сидящих около пушек, снимками танков на фоне руин каких-то зданий. На сцене с потолка свисал большой американский флаг.
Над нею красовались большие увеличенные фотографии Майкла, Стивена и Ника.
Волосы у них были очень короткие, лица тоньше и моложе, чем сейчас. То были выпускные фотографии из школьного альбома. Печатными буквами над фотографиями сделана надпись: «С честью служим Богу и Отечеству».
Двое седовласых мужчин стояли на стремянке и держали красно-бело-голубую ленту, которую пытались приладить к рамкам фотографий.
Двое других старичков, сухоньких, с узловатыми пальцами и в очках, смотрели снизу на первых. У одного одно стекло было тёмным.
— Повыше, пожалуй, — произнёс старик с тёмным стеклом. — Как по-твоему?
Его товарищ согласился:
— Повыше.
Мужчины на стремянке подняли ленту выше.
Группа седых женщин расстилала белые бумажные скатерти на столах, установленных на козлах, и расставляла раскладные стулья.
— Ближе к портрету Стивена, — сказал ветеран с тёмным стеклом.
Его приятель произнёс:
— Чуть пониже, пожалуй. Что ты скажешь?
— Пониже.
— Да, чуть пониже, — сказал первый мужчина.
Старики на лестнице опустили ленту. Открылась входная дверь, и внутрь ворвался поток холодного воздуха с вихрем снега. Вошло с полдюжины закутанных шарфами женщин лет по пятьдесят-шестьдесят, одетых в тяжёлые тёмные пальто, в галошах.
Две из них несли высокий слоёный свадебный пирог, на котором стояли фигурки жениха и невесты. Ещё одна женщина суетилась около, опекая их.
— Осторожнее.
— Смотрите под ноги.
— Не опрокиньте.
Они отнесли пирог к столу в центре комнаты, поставили его и отступили назад полюбоваться. Старики-ветераны и остальные женщины тоже подошли.
— Прекрасно.
— Ох, мне даже плакать хочется!
— Повезло им, что у них такой пирог.
Вновь пришедшие топали ногами, стряхивая снег с сапог, хлопали в ладоши и терли щеки. Вдруг старшая покачнулась и упала. Кто-то подал стул. Её усадили, расстегнули пальто, сняли перчатки и сапоги, стали растирать руки и ноги.
— Вот. Это поможет. — Одноглазый принёс рюмку вина.
Женщина взяла её, мгновенье подержала перед носом, нюхая, и закачалась на стуле взад и вперёд, приговаривая:
— Ах, ах. Такое холодное.
Она подняла рюмку к губам, наклонила голову и выпила все до дна несколькими шумными глотками.
— Так-то лучше, — произнесла она, широко ухмыльнувшись. — Так-то гораздо лучше.
Анджела пришла к Стивену рано утром, с чемоданами и небольшой картонной коробкой, наполненной безделушками и сувенирами детства. Отец Стивена умер несколько лет назад. Стивен был младшим ребёнком в семье и единственным, оставшимся жить дома. Поскольку Анджела была старшей из пятерых детей, и так как дом у неё был переполнен, решили, что переедет она к Стивену и будет жить с его матерью, пока он не вернётся со службы.
Комната была плохо освещена, обои старые и выцветшие. Анджеле это вовсе не нравилось, и она надеялась, что ей удастся заполучить другую комнату.
Но дело было не в комнате. Анджела была достаточно наблюдательной, чтобы понять это. Всё было не так в этом доме: запахи, к которым она не привыкла, повороты в коридорах, которые ей были внове, непривычные по форме подушки на диванах. Всё было не так. Всё незнакомо. И ещё — она была беременна. Она была напугана, расстроена и в полном смятении.
Анджела уже в свадебном платье. Она приподняла вуаль и пошла посмотреться в зеркало.
Хороша ли?
Она попыталась посмотреть на себя глазами Стивена, глазами его матери, его друзей.
Её охватило сомнение.
Анджела постаралась задержать дыхание, чтобы живот не слишком выпирал. Он и так уже стал довольно округлым. Ничего не вышло.
— О, Господи! — воскликнула она.
Позабыв про живот, она посмотрела сама себе в глаза.
— Да, — искренно произнесла она.
Покачала головой, на мгновенье зажмурила глаза, снова открыла их.
— Да, — сказала она с затаённой страстью.
Нахмурилась.
— Да, — робко, лукаво выдохнула она.
Глубоко вздохнула.
— Да, ох, да, да, да. Ох!
Она повернулась и бросилась на кровать.
Всхлипнула, скомкала покрывало и зарылась в него лицом, подавляя рыдания.
Поплакав пару минут, она почувствовала себя лучше.
Распрямившись, она села и начала искать в открытом чемодане пачку бумажных салфеток. Она наткнулась на квадратную картонку, примерно такую, какую вкладывают в новые рубашки. На ней было написано: «Вот примерно так. Более-менее. С любовью, мама.»
Она перевернула картонку. На нее была наклеена фотография картины Микеланджело «Давид». Гордый, мускулистый, прекрасный, обнажённый.
Бар Джона Уэлча был битком набит шумными сталеварами. Гремел музыкальный автомат. Спортивный комментатор по телевизору, установленному над дверью, объявил, что команда «Орлы» из Филадельфии выигрывает у оклендских «Наездников» со счётом 14:0. Сигарный и сигаретный дым тяжёлыми клубами вился между многочисленных оленьих голов, развешанных на стенах, у лакированных форелей и окуней, укреплённых на панелях красного и орехового дерева, у чучел фазанов и перепелов, а также рыжей лисицы, стоявшей лапами на ветке, уставившись невидящими стеклянными глазами в пустое пространство. В рамках висели фотографии мужчин в шотландских куртках с ружьями на фоне оленей, брошенных на капоты машин. Туша черного медведя была привязана к багажнику на крыше автомобиля.
