Вильям Козлов - Тайна Мертвого озера
Клавдия Михайловна убирала дощатый летний домик, когда впервые увидела его. Нет, она не сразу узнала в пожилом, хорошо одетом, седом мужчине Гривакова, мельком посмотрела на него и продолжала перестилать кровати. Мужчина пристально глядел на нее, а потом поспешно вышел из домика. В этом ничего удивительного не было: когда убирают, все норовят освободить помещение. Если Клавдия Михайловна и не узнала сразу Гривакова, то он ее вполне мог узнать: у женщины над верхней губой было небольшое родимое пятно. Оно было и у той самой восемнадцатилетней партизанки Клавы, которую в 1942 году схватили каратели и больше месяца держали у себя… Она видела, как мужчина пошел на пляж. У нее было такое впечатление, что ему хочется побежать, но он сдерживает себя…
Клавдия Михайловна закончила уборку в этом доме, перешла в другой и поймала себя на мысли, что ее гложет какая-то смутная тревога… Сразу она даже не поняла, в чем дело. Еще раз — когда шла домой через пляж — увидела мужчину рядом с блондинкой. Они загорали и негромко разговаривали. «Пожалуй, они не муж и жена…» — подумала Клавдия Михайловна. Придя в деревню Замошье, она наконец поняла причину своего беспокойства: седой мужчина чем-то напомнил ей фельдфебеля Гривакова! Чем? Очевидно, этим быстрым, будто прицеливающимся взглядом. О, как она ненавидела этот взгляд!.. Интуитивно чувствовала, что это Гриваков. Беспокойство все больше овладевало ею, нужно еще раз увидеть этого человека, — внешне-то он совсем не походил на фельдфебеля… Она бросила домашние дела и отправилась на турбазу. Седого мужчины и блондинки там уже не было. Директор Владимир Зыкин сказал, что отдыхающие вдруг заторопились и на ночь глядя уехали. Как она кляла себя, что даже номера машины не запомнила! Знает только, что это были светлые «Жигули», — в марках автомашин она не очень разбирается, но тут надпись запомнилась, и еще у машины много фар впереди.
Вот и все, что ей известно о неожиданном посетителе турбазы «Солнечный лотос». Путевок в папке регистрации отдыхающих не было: одно дело, если бы они приехали на месяц, а тут всего на два дня… Когда турбаза пустовала, Зыкин принимал желающих пожить здесь и без путевок. Известно лишь, что приезжий назвал себя Николаем Семеновичем, на турбазе был впервые.
А потом эта ужасная катастрофа… Местная ГАИ молоковоз нашла, шофера допросили, но он утверждает, что в тот вечер не садился за руль, потому что был в гостях у приятеля в соседней деревне, а грузовик оставил, как обычно, за домом. Свидетели подтверждают его показания. Есть подозрение, что, воспользовавшись ротозейством шофера, подростки угнали грузовик и совершили наезд…
— Все это, Павел Петрович, и предстоит вам на месте выяснить, — подвел итог сообщению подполковника генерал, обращаясь к худощавому мужчине, которому можно было от силы дать лет тридцать.
— У тебя отпуск, кажется, в сентябре? — взглянул на капитана Рожков.
— Так точно, с пятнадцатого сентября, Николай Евгеньевич.
— Павел Петрович — заядлый охотник, — ввернул подполковник. — А в сентябре открывается сезон.
— Где охотитесь? — заинтересовался генерал. В прошлом он и сам любил на досуге побродить по лесам с ружьем.
— На Карельском перешейке, товарищ генерал, — ответил Шорохов.
— С собакой?
— У меня сеттер, товарищ генерал. Поднимает куропаток, рябчика.
— Мелкая дичь, — усмехнулся генерал. — Придется вам теперь, Павел Петрович, поохотиться на крупного зверя. Я даже не знаю, с кем его, Гривакова, и сравнить. Волк и тот обидится на такое сравнение.
— На волка я ходил, — сказал Шорохов.
— Не думайте, капитан, что задание из простых, — посерьезнев, сказал генерал. — У вас есть ко мне вопросы?
— Есть, товарищ генерал, — сказал капитан. — Почему все-таки Гриваков надумал «породниться» именно с графом Потемкиным, а, скажем, не с князем Долгоруким или Волконским?
— Бедные аристократы прошлых веков, наверное, перевернулись бы в гробах, узнав, какие объявились у них в сороковых — пятидесятых годах нашего столетия кровавые родственнички! — рассмеялся генерал. — Вы что же, думаете, в этом есть какой-то тайный смысл?
— Гриваков явно тяготел к петербургской знати, — без улыбки заметил Шорохов. — И еще один вопрос, товарищ генерал. Вы рассказывали про командира партизанского отряда… Почему его прозвали Хромым Филином? Он был хромой?
— Хромым Филином его прозвали враги, в народе же уважительно величали Филином. Филин — птица умная, осторожная и наводит страх на пернатых, — ответил генерал, — В тех же краях партизанил совсем молодой старший лейтенант — танкист Краснов, а прозвище у него было Дед… Храмцов был ранен в ногу; когда я последний раз виделся с ним на Псковщине, он немного хромал.
— Ты ведь родом из тех мест? — обратился к Шорохову Николай Евгеньевич Рожков. — Чего бы тебе не отдохнуть у дальних родственников? Не и сентябре, а прямо сейчас?
— Отдохнуть? — впервые улыбнулся капитан.
5. КАПИТАН ШОРОХОВ
Лежа на лужайке, Павел Петрович Шорохов смотрел на проплывающие в ослепительно голубом небе пышные кучевые облака. У покосившейся изгороди негромко кудахтали куры, пчелы перелетали с цветка на цветок, их ровный гул не мешал размышлять. Нежный звон кружащихся высоко в небе ласточек серебристым дождиком просыпался над деревней. Приятно было вот так лежать в траве за двести километров от дома и смотреть на небо — такого никогда в городе не увидишь. Странно, но почему-то в городе на небо и не смотришь — все больше на часы…
Середина июля, самый разгар лета. Уже четыре дня здесь Павел Петрович, а еще ни разу не было дождя. Вчера вечером где-то вдалеке прогрохотал гром, потянуло прохладой, но туча обошла деревню стороной. Каждый день Шорохов набирает ведром из колодца воду в ржавую железную бочку, а к вечеру, когда она согреется, поливает грядки. И эта работа ему нравится. Переколол все дрова, у забора сложил в ровную поленницу, в субботу будет первый раз сам баню топить. Вон она стоит у спрятавшейся в камышах неширокой речушки. Чуть поодаль чернеют на песчаном берегу две деревянные лодки. Бабка Дарья удивляется: чего это ее родственник — кажется, он приходится ей внучатым племянником — не рыбачит? Но Павла Петровича не тянет на речку, вот на охоту он бы с удовольствием сходил. У бревенчатого сеновала притулился его старый «Москвич», сверху от солнца накрыт куском добела выгоревшего брезента. По утрам, пока не выскочит из сеновала на лужайку и не начнет энергично делать зарядку, по брезенту и соломенной крыше сеновала неторопливо разгуливают сороки и вороны. Их острые коготки царапают солому, первое время он просыпался от этого непривычного шороха, потом привык.
Генерал прав: задание оказалось не таким простым, как могло показаться с первого взгляда, — уйму времени Шорохов убил на анализ материалов, разоблачающих карателей, действовавших на временно оккупированных территориях Ленинградской, Псковской, Новгородской областей и в Прибалтике. Теперь Павел Петрович имел полное представление о ГФП. Подразделения тайной полевой полиции были полицейским исполнительным органом военной контрразведки в действующей армии вблизи от линии фронта. Начальником ГФП, где командовал взводом фельдфебель Гриваков, являлся оберштурмфюрер СС Рудольф Барк. Обычно подразделения ГФП состояли из десяти-одиннадцати взводов и эскадронов, в каждом взводе — двадцать восемь — тридцать человек, в отделениях — десять — двенадцать. Отделениями командовали унтер-офицеры, взводами — фельдфебели. Предателей учили ремеслу убийц, вешателей, палачей. Изучали они самое различное советское и немецкое оружие, натаскивались для совершения диверсионных актов, провокаций. Каратели, выполнявшие полицейские функции, носили немецкую форму со знаками отличия. Гриваков всегда щеголял в офицерском мундире. Те же, кто выслеживал партизан и сочувствующих советскому строю, носили гражданскую одежду или военную форму бойцов и моряков Красной Армии. Фашисты всячески поощряли бандитскую деятельность карателей, отдавали на разграбление деревни, поселки, а поводы, чтобы обвинить ни в чем не повинных мирных жителей в сочувствии партизанам, ничего не стоило найти или придумать…
Многих изменников Родины отыскали и вывели на чистую воду чекисты, но вот еще и через сорок лет нет-нет и снова всплывет очередное дело бывшего карателя…
Несколько раз Шорохов выезжал в районный центр, где дал кое-какие поручения по сбору нужных для него сведений двум сотрудникам райотдела КГБ. Договорился, как поддерживать с ним постоянную связь.
Бабка Дарья только удивлялась: приехал родственничек в такую даль отдохнуть, а сам мотается по пыльным дорогам туда-сюда… Вот они, городские, и в отпуске им не сидится на месте.
Хотя капитан Шорохов и выглядит молодо, на самом деле ему двадцать девять лет, он женат и имеет двух детей. Ему не пришлось ничего и выдумывать: бабка Дарья ничуть не удивилась, когда его «Москвич» остановился возле калитки ее старого дома, сразу признала в нем родственника, как она выразилась, по «шороховскому носопету». Павел Петрович привез бабке продуктов; холодильника у нее в избе не было, зато имелся просторный и холодный в любую погоду подпол. Там у нее хранилось все, что она заготавливала с огорода и приносила из леса. Таких соленых груздей, которые бабка выставила в первый же вечер его приезда, он еще не пробовал!
