Михаил Толкач - Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ
Отаборились роты на привале. Дымок сизый самокруток. Командир отделения Иван Пепеляев сидел на сваленной ветром осине. К нему – Куклин. Устало вытянул ноги, едва не соскользнув наземь. Пепеляев поддержал комиссара за плечи.
Батальон достиг намеченного рубежа – километров десять отмахали с полной боевой выкладкой. Ребята распарились в переходе по заболоченной впадине.
Ветер завихрял сухой лист, натужно посвистывал в голых ветках берез. Тяжелая туча наползала, казалось, зацепит верхушки высоченных елей. Падали редкие снежинки.
– О чем думаешь, товарищ Пепеляев? – спросил Куклин.
– Думаю, товарищ комиссар, про сына. В день отъезда народился, четвертого октября…
– Великан? В отца небось?
– Не видел… – Сержант вздохнул. – Какая доля выпадет ему… Неужто, как мне, воевать?.. А, товарищ комиссар?
– Не должно б…
– А жизнь так хорошо налаживалась… Сколько мы полос вдоль железной дороги насадили – загляденье!.. Уже зайчишки завелись. Придется ли с ружьишком сходить на охоту?..
– А чего ж, вернемся и сходим… Жить еще лучше станем. Разгрохаем фашистов. Другие враги притихнут, уверен…
– Отец погиб на гражданской… Хлебнули горького – целая рота осталась… мал мала меньше. А кормилица – мать одна…
Поземка заструилась белыми ручейками через прогалину, и еще тоскливее трубил ветер в безлистом лесу.
– И как же это мы его до самой Москвы пустили? Как по-вашему, товарищ комиссар?
Не знает что сказать военный комиссар. И внезапность нападения. И отмобилизованность дивизий фашистов. И резервы танков и самолетов… Обо всем этом сто раз говорено на политбеседах, на собраниях. А вот у солдата скребут кошки на сердце. Где же найти ему ответ?..
– Будем мы в Берлине. Пропасть мне на этом месте!
Вышло это по-мальчишески, и оба согласно улыбнулись, сержант и военный комиссар.
* * *Мачихин, сильно отталкиваясь палками, уходил к речке Чепцу. Михаил Куклин умел бегать на лыжах, но тягаться с быстроногим комиссаром бригады – дудки!..
Александр Ильич взял за правило в Зуевке раз в неделю с комиссарами батальонов тренироваться в ходьбе на лыжах. В длительных пробежках проверял он выносливость подчиненных, исподволь готовил их к дальним переходам.
Куклин нагнал Мачихина лишь на взлобке. Александр Ильич опирался на палки и с улыбкой наблюдал, как Михаил Сергеевич взбирался по склону к вершине.
– Лесенкой, лесенкой, комиссар! – подбадривал он громко.
Михаил Сергеевич отдышался и напомнил Мачихину о своем рапорте насчет отправки на фронт.
– Опять двадцать пять! – Комиссар бригады с силой воткнул лыжные палки в снег.
Насупился Куклин.
– За грибами с курсантами наведывались в Сходню, а теперь там фашистские солдаты. Понимаете, Александр Ильич, фаши-исты?!
– Понимаю! Понимаю, Миша… Думаю, на всех горячих войны хватит. Не торопись. Учись и учи других! – Комиссар бригады дотянулся кольцом палки до ветки, пригнул ее. Рдяно сияли ягоды рябины. Мачихин отломил кисть, поднес к носу.
– Непередаваемо!
Михаил Сергеевич притулил палки к дереву, быстрым движением рванул комиссара бригады за локоть и толкнул плечом. Мачихин вмиг очутился в снегу. Лыжи сорвались с ног и, заскользив, укатились вниз. Куклин смеялся ребячливо:
– Слабость стойки, товарищ старший батальонный комиссар!
– Одержим! Все приемчики, понимаешь… А субординация?..
– Мы десантники! – Куклин подал руку, помогая Александру Ильичу подняться.
Возвращались в Зуевку под завывание холодного ветра. Белая муть застилала небо. Мачихин бил лыжню без перемены. Куклин упрямо старался обогнать его, и две дорожки пролегали в снегу рядом.
Вот и первые дома городка. У избы под номером 24 по улице Урицкого Мачихин задержал Куклина – тут квартировал комиссар 4-го отдельного парашютно-десантного батальона.
– Два дыха в избе – и крой к десантникам! Гармонь не забудь! Служба не кончается…
Михаилу Сергеевичу хотелось побыть одному, написать письмо брату на фронт. И утомился за день. Не первую неделю занимаются обучением бойцов. Мачихин догадывался, о чем жалеет Куклин.
– Ребята подбились не меньше нашего. Сколько посадок в ТБ-три?.. Потом – марш с полной выкладкой. И про Москву думают так же, как мы с тобой. Не сомневаюсь. А завтра… Что же завтра? Это и гложет их душу. А где же комиссар?.. А комиссар вот он, с гармошкой, улыбающийся, уверенный в себе, сильный духом. Был в лесу за городом. Только что. На лыжах ходил. Не верите?.. Вот гроздь рябины. Как пахнет! Нашей землей пахнет, советской!
Мачихин вынул из-за пазухи ветку лесной рябины, понюхал ее еще раз и передал Куклину.
* * *«Здравствуй, Петя!
После многолетнего перерыва совершил свой 13-й прыжок. Здесь мои бойцы овладевают этой специальностью. А после прыжка всякий человек становится смелее и решительнее. Скоро со своими орлами начну истреблять вшивых фрицев. Вятские ребятишки сейчас совсем неузнаваемые, и думаю, что станут они гвардейцами.
Вот сейчас немного жалею, что я старый холостяк, что у меня нет сына, но жить хочется и хочется верить, что я побываю не в одной операции и увижу нашу полную победу над ненавистным врагом.
Твой брат Михаил Куклин».
Накануне
Кругом огни,
огни,
огни…
Оплечь – ружейные
ремни.
Александр Блок
Шли напряженнейшие недели битвы за Москву.
Гитлеровцы стучались в ворота Первопрестольной. Разведывательный танк фашистов был подбит прямой наводкой зенитчиками в районе Химок.
В полукольце врагов Тула.
Под Каширой советские бойцы сдерживали рвущихся к Рязани мотоциклистов и танкистов неприятеля.
Передовые отряды захватчиков переправлялись через канал возле городка Дмитрова, севернее столицы…
Москву нещадно бомбили враги. Попадание на Арбате в Театр имени Вахтангова, в пристрой Большого театра, в здание МГК на Ильинке, в памятник Тимирязеву на бульваре…
«Большие здания в городе Куйбышеве заняты правительством, наркоматами, московскими учреждениями, – писала в Зуевку Анна Федоровна Фокина, жена помощника начальника оперативного отделения штаба МВДБ-1 Ивана Феоктистовича Шебалкова. – Работаю на 4-м подшипниковом. За станками полно москвичей – эвакуировались с заводом вместе. Живу в Линдовском городке. Мерзнем в бараке – дров нет… Как же это, Ваня, Москву-то?.. Нет силы, что ли?.. Напиши, Ваня!»
«Что ответить жене?» – Иван Феоктистович и рад бы на фронт укатить… Бывая в поселках, где размещались батальоны и роты бригад, Шебалков видел смелых, сильных ребят – двинуть бы их защищать Москву!.. Но командование соединения жало на боевую физическую тренированность личного состава.
– Учить! Закалять! – требовал комбриг Н.Е. Тарасов.
– Воспитывать! Окружать заботой! – настаивал комиссар бригады А.И. Мачихин.
– Коммунисты и комсомольцы, быть в первых рядах атакующих! – наставлял начальник политотдела бригады Ф.П. Дранищев.
Напряжение советского народа передавалось десантникам – они упорно грызли науку войны. Шествие врага по родной земле ожесточало бойцов и командиров. И вызывало недоумение: «Почему сидим в тылу?» Научились владеть винтовкой, бросать гранаты – давай бой! На помощь истекающим кровью под Москвой братьям по оружию!..
– Война назначила нас на должности управлять людьми. Вести вперед, к победе. Вести, возможно, через смерть. – Комиссар бригады Мачихин строго оглядывал политруков, комиссаров, сотрудников политического отдела. – Война проверяет нас жестокостью и огнем. И тут за ценой не стоят! Только победить! Придет и наш звездный час, товарищи. Достойны ли мы назначения быть впереди сражающихся с фашистами?.. Вот вам весь текущий вопрос, товарищи мои боевые!..
И шли комиссары, политотдельцы в роты, взводы. В походе – рядом с бойцами. Несли на плечах боевой груз. Волокли минометы и пулеметы. Потели. Задыхались. Бежали изо всех сил. До последнего. Вместе с бойцами. Наравне с бойцами.
О жизни в Зуевке вспоминает Петр Максимович Черепов, бывший укладчик парашютов 4-го отдельного парашютно-десантного батальона, ныне работник Соликамского целлюлозно-бумажного комбината:
«Наша 10-я рота размещалась недалеко от железнодорожной станции, в двухэтажном доме.
Меня направили на курсы инструкторов укладки парашютов. Там я подружился с Кошафом Тезединовым из 12-й роты. Строгая была учеба. После прыжков парашюты нужно сушить. А где?.. Комбат придумал: в районном клубе! Командование бригады разрешило. Вот сперва идет кино или выступает наша самодеятельность, а к полночи зал занимали мы. Почти до утра возишься, а с рассветом – опять занятия. Комбат Вдовин и комиссар Куклин часто выводили роты в поле, в лес, учили ходить по азимуту, строить еловые чумы, разводить бездымные костры, владеть холодным оружием. И всегда рядом с нами командиры. Батальонный комиссар Куклин, наверное, успевал побывать в каждом взводе, побеседовать с бойцами, рассказать о фронтовых новостях. Помню, как после принятия присяги Михаил Сергеевич Куклин поздравлял нас, призывал дорожить честью советского воина, быть верными сынами своей Родины…
