Анатолий Хорунжий - Неоконченный полет
Тяжелой была для него дорога на тот край села, куда не однажды ходил с песнями в лунные ночи. До сего времени Сергей целиком, без каких-либо сомнений подчинялся твердой воле Дмитрия, потому что любил его, как родного брата, гордился перед другими своей близостью к нему и никогда не вникал мыслями в то, что советовал, что приказывал Дмитрий. Правильно или нет делает Дмитрий — такой вопрос не вставал никогда. Но вот сейчас Сергей с опасением посматривал на Дмитрия, он даже побаивался его: «Почему такой требовательный? Зачем ему втягивать в опасное дело Оксану? Разве нельзя обойтись без этого?»
Сергей вдруг понял, что его поступки, над которыми он нисколько не задумывался и которые приносили ему удовлетворение и даже радость, уже стали и еще станут чьими-то страданиями. Нет, он должен быть осмотрительнее, умнее.
Задумался Сергей... Впервые в жизни задумался юноша над тем, что он делает.
Вот уже и окраина села. Дмитрий и Бондарь, не понимая причины в перемене настроения товарища, посматривали на поникшего Сергея с недоумением.
— Куда же мы едем?
— Знаю куда. За селом тоже можно всегда найти одну-две хаты.
Действительно, миновав улицу, они вскоре увидели несколько длинных строений. Сергей остановил лошадей.
— Бригадный двор, — таинственно сказал он. — Сейчас здесь одни конюхи.
— Ты уверен, что нам не придется драпать отсюда пешими? — сонно спросил Бондарь.
— Никаких заверений не даю. Я обещал, что тебя в моем доме накормят жареным салом, а ты как раз остался голодным. Тут должен быть мой дядя. Если мы найдем его, большего нам желать не надо.
— Долго не задерживайся, — посоветовал Дмитрий, принимая вожжи из рук Сергея.
Ветер доносил теплый дух конюшни, и лошади возбужденно переступали на месте, нетерпеливо дергали вожжи. Было темно, холодно и тоскливо. Бондарь лежал в полудреме. Дмитрий прислушивался, ждал, думал.
Мысль о нападении на аэродром захватила Дмитрия, как, бывало, в школьные годы захватывала военная юношеская игра. Он уже продумал ее до подробностей. В практические расчеты — когда и как нанести первый удар (Дмитрий во всем руководствовался пока общими знаниями аэродромов) — то и дело врывались личные мечты и эмоции. Он уже переживал шальную радость тех минут, когда гранаты полетят в окна барака, где спят гитлеровские летчики, когда от зажигательных пуль будут вспыхивать самолеты. Дмитрий представлял, как он лично столкнется в темноте с каким-нибудь асом, возможно, с тем самым, который спокойно и методично расстреливал его самолет в воздухе, и расправится с ним со всей беспощадностью. От одной только мысли у Дмитрия пальцы сжимались в кулак и кровь приливала к голове.
Дмитрий хорошо понимал, что для такой операции нужны прежде всего данные о сторожевых постах, распорядке, размещении служб на аэродроме и еще десятки других сведений. Никто из партизан добыть этого не сможет.
Оксана... Оксана... Это имя звучало для Дмитрия, как надежда, как сама победа. Она, только она сможет достать все нужное для отряда. Только бы уговорить ее. Только бы не забыть посоветовать ей, куда надо смотреть, что примечать, как передавать.
Почему так долго нет Сергея?
Послышались шаги. Дмитрий толкнул Бондаря.
— Идут.
— Втроем, что ли?
Сергей возвращался с двумя конюхами, пожилыми людьми. Здороваясь, они подали крепкие шероховатые руки и с опаской заглянули в лица партизанам. Один из них взял лошадей и повел в ворота, другой молча пошел рядом с Сергеем. Дмитрий и Бондарь шли сзади. Протоптанная дорожка вела вдоль посадки.
Сергеев дядя не раз отправлял продукты в Гутчанский лес, не раз выручал партизан. И в эту ночь он послужил своим хлопцам, как мог. В его доме Сергей и Дмитрий встретились с Оксаной, а Бондарь полностью насытил свой голодный желудок.
Говорили допоздна. Оксана неожиданно быстро согласилась с предложением партизан. Когда вышли из хаты, Дмитрий и Бондарь подались за лошадьми. Сергей обнял Оксану и, только дотронулся до ее дрожащих губ, сразу же и отклонился, словно боялся, что их увидят. Не успели сказать друг другу слова, как хлопцы уже появились с санями. Поехали по следу.
Перевалило за полночь. Стало еще темнее. Лицо щекотали редкие невидимые снежинки. Лошади уходили из села неохотно, спотыкались раз за разом да мотали головами.
Дорога пошла лесом. Она была едва заметной. Шумели деревья, одолевала всех дремота. Бондарь уткнулся головой в пахучее сено. Дмитрий лежал, опершись на локоть. Сергей сидел молча впереди, боком к лошадям, закрываясь от ветра.
Уже за лесными хуторами, через несколько часов надоедливой езды, Сергей вдруг наклонился к Дмитрию, спросил:
— А ночью ты летал?
— Приходилось.
— Прямо вот так, в тучах?
— Нет, над ними.
— Значит, там и сейчас небо чистое?
— Конечно.
— Вот бы когда-нибудь полететь! Здесь темно, а там звезды... На востоке, гляди, уже рассветает. — Помолчав, он сказал: — Если все будет хорошо, возьмем Оксану в отряд?
— Обязательно.
Лошади сами бежали по узкой дороге, которая вела в табор.
3Дмитрий остался в отряде, как известно, из высоких побуждений. К ним тотчас же присоединились и чисто деловые расчеты: ему необходимо обжиться, обвыкнуть на оккупированной земле. Бондарь целиком поддержал его и тоже согласился с мыслью уйти из отряда, как только на реках спадут воды и каждая рощица сможет стать для них укрытием и защитой.
При каждом удобном случае Дмитрий с Бондарем выезжали вместе на разведку и на мелкие операции. Дмитрий со всей серьезностью относился к каждому поручению командира. Меж тем его первые неутешительные впечатления о деятельности отряда стерлись. Он теперь понял, что самая малая диверсия против гитлеровских войск требует от командира отряда тщательной подготовки, учета всех обстоятельств, осмысленного риска и от бойцов, от всех бойцов, беззаветной отваги. Хуторской отряд, вновь и вновь убеждался он, живет пассивно, действует нерешительно потому, что оторван от населения. Дмитрий искал новых связей, рвался в выезды, брался за все поручения так горячо, что другие временами даже посмеивались над ним. После того как он побывал с товарищами в Белице, мысль о нападении на аэродром стала для него смыслом всей жизни. Дмитрий поделился своими мыслями со всем отрядом. Партизаны хорошо знали, расположение Ямпольского аэродрома, не один из них проезжал мимо, видел, как взлетали длинные, приземистые, головастые самолеты с крестами на фюзеляжах. Нападение на аэродром будет самым чувствительным ударом, который можно нанести здесь по немцам. Эта мысль оживила, подняла боевой дух партизан, и они заговорили о выступлении, как о чем-то уже твердо решенном.
Дмитрий, Бондарь и Сергей, возвратись из Белицы, доложили о своем плане Куму. Он сводился к тому, что, вербуя надежных людей и нападая мелкими группами на обозы и транспорты противника, отряд должен беспрерывно пополняться бойцами и оружием. Весной же окрепшими силами ударить по аэродрому и этим навсегда покончить с оседлостью. Надо передвинуться на север, где базируются, как о том свидетельствуют слухи, крупные партизанские отряды, объединить свою деятельность с ними. Дмитрий и Бондарь в беседе так горячо отстаивали этот план, что Кум не решился при них сказать что-либо против.
— Подумаю, подумаю... Ну-ка, дайте, что вы там нарисовали.
Оставшись один, Кум повертел в руках схему аэродрома и, поскольку он хорошо знал все ямпольские поля, овраги и дороги, скомкал ее и бросил к плите.
Мысли Кума в эти дни работали совсем в другом направлении. Он знал, что лейтенант подстрекает партизан действовать, но был вполне уверен, что без него, без командира, самоуправно никто не рискнет затевать что-то большее, нежели делалось до сих пор, и что самые горячие головы охлаждаются, если им обещать поддержку, хвалить их, но в действительности не делать того, что они хотят.
Позволяя Дмитрию ездить в разведку по селам, Кум таил надежду, что Дмитрий все-таки наткнется на немецкую засаду и попадет в такую историю, что если и не погибнет, то, во всяком случае, опозорится, и тогда он, Кум, развеет этот его ореол храбрости и бесстрашия и осадит его. Если же такого не случится и лейтенант сгруппируется с другими и начнет встревать в дела отряда в большей, нежели ему положено, мере, Кум найдет в себе решимость попросить летчика, чтобы тот путешествовал дальше в избранном направлении.
Но тем временем не только присутствие лейтенанта влияло на оживление жизни в отряде и изменения во взглядах многих хуторских партизан. Слухи о наступлении советских войск под Москвой и на юге, в районе Ростова, хотя и с великим опозданием, но дошли до Гутчанского леса. Люди, оторванные от Большой земли, не знали подробностей, размаха, результатов наступления. Их радовало то, что наша армия крепка и способна на что-то неожиданное и желанное, большое и грозное. Хорошая весть затрагивала прежде всего патриотические чувства и гражданскую совесть людей. Под влиянием этих чувств не один из очутившихся на оккупированной территории задумался над тем, правильно ли он жил здесь до сих пор, сделал ли он хоть что-нибудь для победы над врагом.
