Иван Шамякин - Торговка и поэт
— Тебе чего бояться? — недружелюбно бросил Костя. — У тебя такие защитники…
— Ну, ты, брат, гостей так не встречай, — миролюбиво упрекнул сына старый Боровский.
Ольга отметила, что наборщик еще больше ссутулился, исхудал, полысел, но живости, веселости не убавилось ни в его движениях, ни в словах, ни в глазах, будто по-прежнему живет он зажиточно и счастливо. Мальчик и старик даже не прервали карточной игры. Костя кричал на весь дом, с размаху бил потрепанной, засаленной картой:
— А я вашего Гитлера лейтенантом козырным! Вот так! А что, сдался? Даже челка облезла. Будешь ты бит всегда, паразит!
— Костя, не распускай язык, — строго предупредила мать.
А Петр Илларионович смеялся:
— Лена, давай, что там у тебя есть. А то эти красные казаки теснят меня. Снова, смотри, генеральского подбросят.
— А-а, вы хотите на нас Геринга спустить, как собаку с цепи? Тоже мне туз! Чихал я на такого туза!
— Костя!
— Молчу, мама. А что, боишься, что Леновичиха донесет? Андрейка, сожжешь ей дом, если меня посадят… А-а, у вас еще восьмерочка? Побьем и ее!
Ольга вспыхнула, больно стало от такого приема, ведь ее сюда привели лучшие чувства. Очень захотелось ударить этого щенка — словами, признанием, что если и не сама она, то с ее помощью, ее оружием, сделали нечто большее, чем делает он, шляясь по городу. Но прикусила язык, надулась. Лена возмутилась:
— Поросенок ты, Костя! Ольга моя лучшая подруга.
— Да ну? — кажется, искренне удивился Костя.
— Надеру уши, Кастусь, — погрозила мать и, чтобы загладить как-то неловкость от сыновних слов, уступила Ольге свой табурет. — Садись, Олечка. Не обращай внимания на этого пустозвона. Ремень по нем давно не ходил. Как тебе живется, Олечка?
— Ах, тетечка, живется как гороху при дороге. Вон в чем меня Костя упрекает. А я красноармейца от смерти спасла. А ты что сделал, козел ты безрогий? — бросила Ольга Костику, но тот не принял вызова, даже за козла не обиделся, хотя это была его школьная кличка.
— А я тебе, дорогая сестричка, вот какую бубновую дамочку еще подсуну. А что? Мимо? Андрей, отдай им свою семерку, пусть радуются.
— Ну и бандиты же! — крутил лысой головой и смеялся Боровский. — Где только, черти, так насобачились? Седьмой раз в дураках оставляют.
— До десяти догоним — полезете под стол.
— Так я тебе и полезу, раскрывай рот шире, — сказала Лена.
— А уговор? — закричал младший, Андрей. — Как договорились?
Ольга расстегнула пальто, сбросила с головы платок. Несмотря на все, вдруг стало весело и проснулся картежный азарт: забыть в игре обо всем, как, наверное, забывают Боровские.
— А ну-ка, Лена, дай я партию скину. Покажу этим хлюпикам, как нужно играть.
— Ух ты, какая сила! — притворно ужаснулся Костя. — Сам фельдмаршал Бош, который вошь!
Играла Ольга в подкидного хорошо, как, кстати, и мать ее, лучших комаровских игроков когда-то в дураках оставляла. Первые же ее ходы заставили Костю задуматься, он перестал балагурить, засвистел мелодию песни «По долинам и по взгорьям…».
Лена стояла за спиной у отца и подсказывала ему ходы. Костя, почувствовав угрозу, взволновался.
— Андрей, не показывай ей карты. А ты еще раз подскажешь — прищемлю нос дверьми! — пригрозил он сестре.
Наверное, чтобы показать доверие к Ольге, Петр Илларионович напомнил, на чем был прерван их разговор:
— Так, говоришь, Костя, «приходи вечером»…
— Да, — засмеялся Костя, и вслед за ним засмеялись все Боровские, даже мать, которая пересела на диван и, делая вид, что нашивает заплату на рукав свитки, в действительности зорко следила за Ольгой, будто хотела по лицу ее, по глазам, по тому, как она играет, как смеется, разгадать ее мысли потаенные. Ольгу это немного смущало.
Старик объяснил, почему они смеются:
— Сегодня Костя гулял по Некрасовской и услышал, как одна тетка через улицу кричала другой: «Настя! Приходи вечером к нам, Антона в партизаны провожать будем!»
— Я даже сел под забором, — засмеялся Костя, — думал, спектакль какой-то. Нет, серьезно: «Хорошо, говорит, приду». — «И старика веди. Стаканы принесите, а то у нас не хватит на всех».
— Как тебе нравится? — спросил Боровский у Ольги со смешинками в глазах, но серьезно и пытливо вглядываясь в ее лицо, может, потому, что Ольгу это приключение не рассмешило так, как всех их.
— Глупая баба, — осудила незнакомку Марья Павловна.
Старик повернулся к ней, возразил:
— Глупая, говоришь? Ой, нет, мать! Люди живут по своим законам. Неосторожная — это правда.
Сказал он про неосторожность, и Ольга сразу же подумала об Олесе, о его поступке, и сердце тревожно сжалось. Зачем Боровские рассказывают ей, что какой-то Антон собирается в партизаны, да еще выставляют, как напоказ, свою веселость? Не очень она верит, что им так весело от этого случая, такой лгунишка, как Костя, может что угодно выдумать.
Ольга и старик влепили парням «дурака». По условию за первого «дурака» они должны были получить щелчки по носу. Андрей пробовал опротестовать законность экзекуции: играла не Лена, а Ольга. Но Костя согласился: раз они приняли такую замену, то вынуждены терпеть, ничего не поделаешь.
Щелчки давала Лена. Андрейку она пожалела и щелкнула легонько, для вида, а Косте влепила такого «желудя», что у того брызнули из глаз слезы и начался чих.
— Ну, зараза, и бьешь! Не пальцы, а рогатка. А я тебя называю своей любимой сестрой.
Старый Боровский откинулся на спинку стула, закинул голову и залился смехом, как ребенок. Теперь уже и Ольга поверила, что смеется он искренне, и ей тоже сделалось весело, хорошо, уютно в этой семье, она пожалела, что с начала войны почти никогда не гостила у Боровских вот так, по-соседски.
Мария Павловна любовно смотрела, как смеются муж и дочь, и укоризненно качала головой, как бы говоря: «Какие вы еще дети!»
Играли вторую партию. Костя стал настороженным, молчаливым, не болтал больше, только свистел, поэтому давал возможность остальным поговорить. Мария Павловна спросила:
— Как там твой бедняга, отошел немного?
— Гуляет уже. В город ходит. К людям рвется. Работу хочет искать. А я ему говорю: «Зачем тебе работать на немцев? Помогай мне».
Костя хмыкнул:
— Открой торговую фирму «Ольга Ленович и К°»…
— Костя, получишь по губам, — осек парня отец.
Ольга не обиделась.
— А что ты думаешь? И открою. Хочешь, в компаньоны возьму?
— Капиталов не имею.
— Зазывалой будешь. Крикуном.
— Ну что, съел, сын? — засмеялся Петр Илларионович.
А матери это не понравилось, — шутить шути, но знай меру, — потому отплатила ей:
— Не боишься, что Адась, когда вернется, приревнует? Люди могут наговорить, чего и не было.
— А все было, тетечка. — И сама удивилась такому неожиданному признанию, но была довольна собой, своей решимостью, даже порадовалась, что Боровские сконфузились, добавила: — И будет.
Лена даже застыла с картами в руках, без того огромные глаза на худом лице сделались с яблоко.
А Мария Павловна смотрела с удивлением и укором: как можно такое говорить?
«Что, съела?» — подумала Ольга о ней словами старого Боровского.
— Ой, Олечка! — подмигнула Боровская, показывая на ребят: не нужно при них.
Но даже Костя, занятый игрой, не понял, что к чему.
— А я уже ничего не боюсь!
Боровский посмотрел на Ольгу серьезно, в его глазах не было ни насмешки, ни укора — только интерес.
— Правда, такой смелой стала?
— А что мне!
— Смелость, Ольга, должна быть разумной.
— А кто знает, где она разумная, а где дурная, Разве о ней думаешь заранее? Она, как и страх, приходит, когда не думаешь, не ждешь. Заказать же ее нельзя, смелость. Никто ее не шьет, никто не продает.
— А ты все хочешь купить? — не выдержал Костя.
— На. Побей Черчилля. Ага, не можешь? Почему? Союзник! Антона провожаем… знаешь куда? То-то! Андрей! Заходи с левого фланга! Так, молодчина! Враг окружен. Ура! Последний, решающий удар. Хэндэ хох! Съели! Лезьте под стол все трое.
Костя по-детски радовался победе.
А Ольга поговорила о смелости, о страхе, и он тут же появился, страх, ударил в сердце: она играет в карты, веселится, а там, дома… что там? Не к добру такой смех, такое веселье. Подхватилась:
— Побегу. А то еще на патруль наскочу. Света не засыпала. Оставила Сашу качать… Нашла себе няньку! — Усмехнулась подчеркнуто откровенно.
Лена набросила на плечи клетчатый платок-плед и вышла ее проводить. На улице, убедившись, что вокруг ни души, спросила:
— Ты что-то хотела сказать, Ольга? По глазам твоим вижу.
— Я? Все, что хотела, сказала.
— И спросить ничего не хочешь? — уже совсем таинственно зашептала Лена.
— А что?
— Есть такая новость!
— У тебя? — усомнилась Ольга.
