Марина Чечнева - Повесть о Жене Рудневой
«Погибнуть, как те четверо, не долетев до фронта…»
Потом обе Жени признались друг другу, что у каждой мелькнула в тот момент эта мысль.
Истребители с воем унеслись вдаль, сделали боевой разворот и вновь устремились на беззащитные бипланы. Странно было только то, что ни один из них не стрелял.
— Психическая атака! Понимаешь? — крикнула в переговорное устройство Крутова. — А теперь держись — будут расстреливать.
И зло выругалась.
От волнения ни летчица, ни штурман не взглянули на опознавательные знаки истребителей.
Минут через пять из-за горизонта, с той же стороны, выскочила новая стайка истребителей. На этот раз Женя Руднева успела увидеть у них на фюзеляжах красные звезды.
— Ура! Наши! Прогнали гадов, — крикнула она. — Живем, Женечка, давай догонять своих.
— С боевым крещением тебя, штурман.
— И тебя.
Они поднялись выше, догнали свою эскадрилью, ведомые тоже вскоре пристроились сзади.
«Вот и я могла бы не долететь до фронта, — подумала Женя. — Было страшно. Пожалуй, «очень», как сказала девочка. Значит, я боюсь за свою жизнь? Сначала победить страх во что бы то ни стало!»
Но никаких вражеских самолетов не было. Это выяснилось на аэродроме. Под Сталинградом полк встретили истребители, выделенные для его прикрытия. Летчики, зная, что летят необстрелянные «птички», решили проверить их выдержку.
После их «атак» приземление было совсем не таким радостным, как в первый раз. Весть о случившемся разнеслась по всей воздушной армии генерала К. А. Вершинина, остряки получили благодатную пищу для новых шуток…
Поселок «Труд горняка» находится рядом с Краснодоном, в красивой, непохожей на заволжскую степь, местности: поля, перелески, овраги. После ровной пустынной степи, где взгляду не за что зацепиться, было приятно очутиться под деревьями, которые только что обзавелись ярко-зелеными листьями.
Женя сорвала три крепких листочка и, как когда-то в детстве, прилепила на нос и на щеки.
— Вон комполка идет, покажись ей, пусть полюбуется на штурмана, — смеясь сказала Женя Крутова.
— Мы в школе весной все лицо обклеивали листочками. На лоб, на щеки лепили и так бегали по двору. Очень уж здорово они пахнут. Я так люблю весну! Самое лучшее время. Весной, наверное, всюду хорошо, даже в пустыне. Я где-то читала, что весной пустыня тоже расцветает, появляются какие-то маленькие желтые и голубые цветы, цветет колючка и получается даже красиво. Да, «весна была весной даже в городе». Помнишь, как это у Толстого в «Воскресении». А тут: «весна была весной даже на фронте».
— Что-то не очень похоже, что мы долетели до фронта. Ничего не слышно.
— Затишье, должно быть, а вернее всего, дело в ветре. Ветер с востока, вот и не слыхать взрывов.
— Ох, и грамотный у меня штурман! Ладно, хватит лирики, давай маскировать машину.
Самолеты закатили под раскидистые деревья и поставили так, чтобы в любую минуту можно было запустить мотор, вырулить на взлетную площадку и подняться в воздух. Командиры эскадрилий проверили маскировку и остались довольны.
Когда в Энгельсе готовились к отлету на фронт, многие думали, что теперь придется жить в землянках, а может быть даже просто в окопах. Короче, внутренне девушки были готовы принять суровый военный быт. Но полк разместили в беленых, чистых хатах, кровати были застелены свежим бельем, на столах стояли в вазочках цветы. Хозяйки встретили своих постоялиц радушно, говорили по-южному быстро, старались чем возможно услужить необычным «солдатикам», таким красивым, молоденьким, но и, видать, серьезным: в ремнях, с сумками справа и слева, с большими пистолетами.
Обе Жени поселились вместе в совсем небольшой, низкой синевато-белой хатке. В комнате было прохладно, хорошо пахло травами. Над одной из кроватей висела картина, писанная, видимо, местным художником: над синими волнами идет девица в розовом, а за ней плывет белый лебедь, с очень крутой шеей.
— Ну, ты какую койку берешь? — спросила Женю Рудневу Крутова.
— Я тут лягу, а ты, как командир, ложись под картиной.
— Нет, картину уступаю тебе, ты у нас интеллигенция, смотри и наслаждайся.
— Ладно, принимаю твою жертву.
Женя Руднева села на кровать под картиной, стащила свои сапожищи и с удовольствием пошлепала маленькими ступнями по свежевымытому полу.
— До чего же хорошо. Так бы и ходила и в самолете так же летала бы. Знаешь, очень похоже на Бердянск. После войны я тебя обязательно повезу в Бердянск.
Скинув гимнастерки, босиком летчик и штурман вышли во двор, с удовольствием ощутили под ногами теплую землю. Умылись привычно по-солдатски; немного косящая одним глазом хозяйская дочка сосредоточенно и уважительно поливала им из ковша на тонкие незагоревшие под волосами шеи. Потом пообедали и всласть выспались. Но вечером близкая война снова напомнила о себе. Притихшие девушки внимательно слушали Евдокию Яковлевну Рачкевич и других политработников полка — Марию Рунт, Ольгу Фетисову, Ирину Дрягину, Ксению Карпунину. Оперативные сводки за последние дни были неутешительны. Тяжелые бои шли в Донбассе, вражеские войска оккупировали Крым, угроза нависла над Севастополем.
На следующий день утром 588-й полк выстроился на аэродроме, предстояло знакомство с командованием дивизии. Бершанская обошла строй, требовательным взглядом оглядела каждую, негромко приказала подравняться. Отошла в сторону и еще раз оглядела своих девчат: они ей понравились — отутюженные, затянутые, бодрые.
Командир дивизии полковник Дмитрий Дмитриевич Попов прилетел на самолете вместе с Расковой. Широким шагом подошел к шеренге, хмуро выслушал рапорт Бершанской, хмуро поздоровался, молча прошел вдоль строя, так же молча осмотрел самолеты, повернулся и пошел назад к своей машине. Раскова и Бершанская недоумевали: все как будто было в порядке, и новые машины, и подтянутый личный состав. Уже у самого самолета, нарочно громко, чтобы слышали девушки, Раскова, стараясь говорить весело, спросила:
— Ну что, товарищ полковник, берете женский полк?
Попов повернулся, чуточку помедлил и кивнул головой:
— Беру. Пришлю план дополнительной тренировки, — ступил на плоскость, солнце сверкнуло в начищенном голенище.
Этот смотр оставил у всех в душе неприятное чувство: понять не могли, что произошло, но видели, что радости прибывшее пополнение у командира дивизии не вызвало.
— Ничего, девочки, не вешать носы. Что ж, недоверие вполне понятно, — сказала Раскова, когда полковник улетел. — Ведь вы — первая женская летная часть, такого еще наша армия не знала. Надо, обязательно надо доказать, что наши женщины могут летать и бить фашистов не хуже «сильного пола». Докажем?
— Докажем! — не очень стройно и не очень уверенно прозвучало в ответ.
— Я верю, мои скромные «ночники», вы еще будете гвардейцами!
Все-таки тогда Расковой не очень-то поверили. Ясно же — утешает.
Позже, несколько месяцев спустя после первого знакомства с полком, командир дивизии признался Евдокии Давыдовне Бершанской:
— Сначала, когда из штаба армии мне сообщили, что дают легкобомбардировочный полк, я обрадовался. А потом узнаю — полк-то женский, целиком из одних женщин. Как это услышал, радость будто рукой сняло — ну и пополнение, лучше уж без него обойтись. Начнутся, думаю, «женские капризы», истерики, еще чего доброго. Приехал, посмотрел и совсем засомневался. Ну куда это годится: молоденькие девчонки, прямо дети некоторые, да еще на этих тихоходах учебных. Вот тебе и бомбардировщики, «ночники»! Что мне с ними делать? Погубит их сразу фашист, а ты отвечай.
Если учесть, что Попову было уже известно, как полк успел себя «зарекомендовать» — шарахнулся от собственных истребителей, — можно понять его реакцию при первом знакомстве. Да и в самом деле, никогда еще такого не было, чтобы женщины служили в бомбардировочной авиации, и к тому же без единого мужчины, без единого кадрового военного.
Прошло два дня, привыкли к белым хатам, к посиделкам в сумерках у какого-нибудь плетня; привыкли к своим постоялицам хозяйки, громко окликали их по имени от крыльца, иная с гордостью сообщала соседке, что ее Сима командир эскадрильи, на что соседка презрительно отвечала:
— Тю, большая персона! Моя так аж командир звена. В каждой петличке справа и слева по четыре красненьких уголка.
Через два дня провожали Раскову. На прощальном митинге всем было заметно, что Раскова волнуется. Она то опиралась руками о стол, то выпрямлялась, взявшись за ремень… Чувствовалось, что ее тревожила мысль о расставании с полком, который она так долго пестовала, что ей очень не хочется оставлять свой «замечательный народ». Глаза у нее блестели, щеки раскраснелись:
— Не скрою, мне не хотелось бы с вами расставаться, но меня ждет другой женский полк — дневных пикирующих бомбардировщиков, который готовится к отлету на фронт. Я назначена командиром этого полка. Вам, товарищи, предстоят большие дела! Держите высоко знамя своего полка, докажите, что умеете защищать Родину наравне с мужчинами, наравне с вашими братьями! Желаю вам боевой удачи!
