Марина Чечнева - Повесть о Жене Рудневой
Итак, прошло семь месяцев с того хмурого октябрьского дня, когда мы вошли в Энгельс неровным строем, смешные маленькие фигурки в нахлобученных на нос больших шапках. Теперь мы понимали, что учились не зря, не зря часами просиживали в классах, не зря отрабатывали строевой шаг. Об этом Женя Руднева писала в одном из своих писем:
«Идти (на фронт. — М. Ч.) с голыми руками и пустой головой только ради того, чтобы идти — на это командование нас не пошлет. Да и не нужны такие люди на фронте. Мы пойдем, чтобы увеличить потери фашистов и завоевать победу. Правда, в первые дни мы думали, что поучимся несколько недель… но наука о том, как успешно бомбить врага, очень сложна».
Утром 23 мая мы последний раз завтракали в столовой летной школы. Курсанты-мужчины поглядывали в сторону некоторых девушек с явной тоской. Что и говорить, хоть и было принято зимой строгое решение до победы не давать волю своим чувствам, но выполнялось оно не слишком тщательно. К тому же молодые летчики о нем ничего не знали, да если бы и знали, то вряд ли приняли бы его всерьез. О предстоящей разлуке догадывался и наш полковой пес Дружок. Он всегда бежал рядом, когда мы шли строем, поджидал нас на крыльце столовой, пока мы завтракали или обедали, и ждал не напрасно. В то утро он тревожился, повизгивал, даже не доел блинчик с мясом (начинку съесть он все же успел) и бросился вслед за нами.
Солнце царствовало безраздельно, ни одно облачко не решилось запятнать яркую голубизну неба.
Мы выстроились на свежей траве летного поля, в комбинезонах, в портупеях, при оружии, подравнялись и привычно застыли, повинуясь команде «Смирно!». Подошли Раскова, начальник гарнизона полковник Багаев, неизвестные нам командиры. Мы ждали, внутренне собравшись, чтобы, заслышав «Здравствуйте, товарищи!», произнесенные негромко, обычным человеческим тоном, с охотой откликнуться громогласным, принадлежащим всем нам отзывом, в котором теряется твой собственный голос, «Здравия желаем, товарищ…». И дело не в том, что мы формально обменялись приветствиями — мы перебросили друг к другу первые мосты взаимопонимания, мы настроились на общую волну.
Митинг краток. Говорил Багаев, говорили Раскова, Бершанская, Женя Руднева. От волнения Женя порозовела, расстегнула пуговицу на вороте гимнастерки, но тут же спохватилась, что поступает не по уставу:
— Совсем недавно мы съехались сюда, в Энгельс, с разных сторон нашей родной страны. Мы были просто штатские девушки. Многие из нас ни разу в жизни не летали на самолете, мы жили на земле и только восхищались нашими героями-летчиками, которые были для нас идеалом храбрости и мужества. Даже ходить в ногу мы не умели. И вот теперь мы — полк. Нам доверены машины и смертоносное оружие. Все, чему мы научились здесь, наше умение бросать бомбы мы клянемся использовать в борьбе за свободу нашей страны. Каждую бомбу в цель! Для этого мы здесь учились, и теперь наш долг помочь тем, кто вот уже почти год сдерживает натиск озверевших фашистов; тем, кто отстоял нашу дорогую Москву. Мы должны встать на место убитых…
Я слушаю ее несильный голос и снова чувствую: как симпатична мне эта добрая и нежная девушка, чувствую, что говорит она очень искренне, ни одного фальшивого слова, и то, что говорит она, — это и мои мысли.
Женя замолчала, взглянула на Бершанскую и неожиданно мягко улыбнулась.
Звучит команда: «По самолетам!»
До чего же весело бежать по траве к своей машине.
НЕОБЫЧНОЕ ПОПОЛНЕНИЕ
Полк летел на Южный фронт. Звено за звеном проходило в небе, по зеленой земле скользили тени, ПО-2 равномерно и долго гудели в воздухе. Женщины, работавшие на полях, прикрыв ладонью глаза от света, смотрели на маленькие самолетики, не ведая, что летят бомбардировщики. Степь было видно далеко и вправо и влево, солнце еще не успело сжечь ее, не успело утвердить бурое единообразие, и всякий цветок пока еще был самим собой: красным, голубым или желтым.
— У нас в Лосинке, — заговорила Женя, — в мае я каждое воскресенье собирала большой букет, а мама всякий раз восхищалась, все не могла понять, где я нахожу столько разных цветов. Она в лес ходит редко, почти совсем не ходит и думает, что там только трава да деревья. Я больше всего люблю незабудки, особенно когда их много. Они в сырых местах растут, где-нибудь около болотца или просто в низине. Соберешь только одних незабудок, и так замечательно получается.
— Эй, штурман, возвращайся с земли на небо, взгляни, как там идут ведомые, — сказала в переговорное устройство Женя Крутова, которая командовала звеном.
— Все в порядке, здорово идут, — от удовольствия, которое доставлял ей полет, Женя засмеялась, в стеклах ее больших очков сверкнуло солнце. — Ты ощущаешь, что мы летим на фронт? Внизу так хорошо, так мирно, даже не верится, что война совсем близко. Правда?
— Отсюда до фронта 200—250 километров.
Через полтора часа один за другим легкие бипланы пошли на посадку. Сели на луг возле небольшого хутора. Летчики и штурманы попрыгали с плоскостей на землю и побежали к командирской машине, на которой летели Раскова и Бершанская. Обе летчицы стояли рядом и улыбались. По этим улыбкам девушки сразу поняли, что первый перелет прошел организованно.
— Ну, как себя чувствуете на пути к боевой славе? — спросила окруживших ее девушек Раскова.
— Здорово, товарищ майор!
— На большой!
— Летели, как на параде, правда?
— Подождите хвастать — это еще не самое трудное из того, что нам предстоит, — заметила Бершанская.
— Сегодня здесь переночуем, а завтра утром дальше, — объявила Раскова. — Передохните, скоро будем обедать.
— Да мы не устали, — хором возразили девушки.
Полет — вещь прекрасная, но после того, как просидишь почти неподвижно полтора часа в тесной штурманской кабине, так хорошо размять ноги, пройти по твердой земле, да еще среди цветов. А еще лучше лечь в эти цветы и тихо полежать, глядя в небо.
Полежать в траве и подумать Жене не удалось — из хутора набежали мальчишки и девчонки, принесли букеты сирени, окружили самолеты. Самые смелые полезли на плоскости, стали разглядывать и расспрашивать «тетенек-летчиц».
К Жене подбежала худенькая большеглазая девочка, присела рядом на корточки и молча протянула цветы.
«Вот умница. Только ведь я этого вовсе не заслужила», — улыбнулась Женя.
Она взяла букет, встала на колени, чтобы с девочкой быть одного роста, и растроганно поцеловала ее в щеку.
— Спасибо. Как тебя звать?
— Лена, — без смущения ответила девочка. — Вы на фронт летите? Там страшно.
— Ну, все-таки не очень.
— Очень, — убежденно сказала девочка. — Там папу убили.
Женя обняла девочку и крепко прижала к себе.
«Ох, и набросаю я на их проклятые головы! За все, за все и за эту девочку»…
На следующий день перед стартом были поставлены задачи летчицам, штурманы получили от Софьи Бурзаевой, штурмана полка, данные о силе и направлении ветра, заданы высота полета и курс. На картах от пункта к пункту проведена красная линия. Она проходит через Сталинград и упирается в конечную точку маршрута — поселок «Труд горняка». Раскова взмахнула рукой: «По самолетам!»; и снова ПО-2 уходят в небо.
До Сталинграда долетели вполне благополучно, приземлились, заполнили горючим бензобаки, пообедали. Здесь уже нет сомнений, что фронт близко — на аэродроме то и дело садятся боевые машины, люди торопятся, вокруг вырыты траншеи, противотанковые рвы, установлены «ежи».
И вот на последнем отрезке пути, когда казалось, что весь полет прошел благополучно, случилось происшествие, подорвавшее с самого начала репутацию женского полка. Неожиданно быстро оправдалось предостережение Бершанской: «Подождите хвастать…»
Экипажи шли четким строем, строго соблюдая равные интервалы, и благодушествовали, радуясь чистому небу и своему мастерству.
Все выше, выше и выше
Стремим мы полет наших птиц…
Женя Руднева напевала, плохо слыша себя за шумом мотора, и рассматривала карту. Когда она привстала, чтобы лучше разглядеть наземные ориентиры и посмотреть направо, то внезапно почувствовала во всем теле холодную слабость: наперерез курсу с запада неслись истребители. В долю секунды вспомнилось, что в прифронтовой полосе возможны встречи с вражескими самолетами:
— Женя, смотри!
— Думаешь, фашисты?
Сомнений не оставалось: соседнее звено рассыпалось и стало снижаться. Крутова покачала крыльями, предлагая ведомым повторить ее маневр, и пошла над степью на бреющем. На фоне желто-зеленой степи заметить камуфлированные машины было теперь трудно.
«Погибнуть, как те четверо, не долетев до фронта…»
Потом обе Жени признались друг другу, что у каждой мелькнула в тот момент эта мысль.
