Сергей Скрипаль - Мой друг – предатель
Внезапно с той стороны, куда велся огонь, раздались автоматные очереди. Каждый метнулся в свое укрытие. Лиса прыгнул за БМП, выцеливая, выискивая стрелка. Автомат с той стороны замолчал, словно раздумывая, и вновь хлестанул длинной очередью прямо по броне. Пули застучали по металлу, зачиркали рикошетом, с воем уходили в небо.
Откуда-то выше нас, от самой пещеры по кишлаку ударил «РПК» Узбека, но явно безуспешно – не хватало Шохрату сектора обстрела, бил выше.
Ротный подскочил к броне, сунулся в люк, оттолкнул в сторону Митька, поводил носом пушки и ударил несколько раз в сторону выстрелов. И опять тишина.
Только собрались прочесать кишлачок еще раз, с горы спустился Синицын, попросил капитана дать кого-то из людей и пойти самому, поскольку их недогляд, ведь смотрели, вроде бы все. Пошли втроем: я, Лиса и Синицын. На окраине кишлака нас встретил Шохрат и тоже двинулся с нами. Крались вдоль полуразрушенных дувалов, прятались за стенами домов, каких-то пристроек-сараев. Натыкались на брошенный скарб, лохмотья в мешках, корзины с чахлыми початками кукурузы. Сломанная арба перегородила путь, уныло завалившись на единственное деревянное, обитое железом колесо. Иногда попадались трупы духов; мы перешагивали через них, подбираясь все ближе и ближе к предполагаемому месту засады стрелка.
– Черт – тихо воскликнул Лиса. – Вот он, мужики!
Сначала я даже не опознал в груде окровавленного тряпья тело. Угораздило же мужика! Грудь измочалена осколками, ребра в костный фарш иссечены. На месте головы кровавая лепешка. Кровь жирно поблескивает, ярко белеют кости позвоночника, но и на них натекает чернеющая кровь; вездесущие зеленые мухи уже жадно кружатся над трупом.
Тело лежало на боку. Ноги, сведенные вместе судорогой, прижаты к груди, правая рука откинута в сторону, рядом валяется «калаш», левая рука вытянута, будто по швам, вдоль тела.
Шохрат подошел к трупу, пнул ботинком по левой ноге, что была сверху; с нее слетела тапочка «чапли» с подошвой, сделанной из автопокрышки. Широченные штаны из серой ткани оказались заляпанными кровью у коленей.
Только теперь я понял, что насторожило Шохрата, да и Игоря с Геной. Все же я, наверное, тормоз! Ну как сразу не понял, что нет на трупе традиционной длиннополой рубахи с широкими рукавами, и обязательного жилета нет? Есть только вполне обычная советского образца гимнастерка на голое тело.
Собственно, в этом ничего удивительного нет. Местный народ охотно выменивал, покупал или просто воровал наше обмундирование. Часто можно было встретить даже высоко в горах какого-нибудь денди, щеголяющего в шароварах, а на плечах красовался парадный китель с погонами и петличками танкиста, артиллериста или автобата. На голове вместо чалмы или тюбетейки – армейская серая зимняя шапка с кокардой.
Шохрат присел возле трупа.
– Серый, Гена, – подозвал он нас. – Смотрите, – и перевернул правую руку трупа ладонью вниз…
Тут уж прав был Лиса, выкрикнув короткое слово «бля»! Между указательным и большим пальцами ясно читались две буквы: У и Г. Сопля! Юрка Сопилкин. Да неужели это он?! Он, конечно, он!
Теперь уже я опустился на колени, стал лихорадочно расстегивать хэбэшку на груди убитого. Пальцы плохо слушались, тряслись, одну пуговицу вырвал вместе с металлической дужкой, распахнул куртку. На левом внутреннем кармане расплылась надпись, давно сделанная хлоркой: «Сопилкин Ю., в/б (вонный билет) №…»
Вот уж действительно «бля», вот такой полный звиздец!
Сержант Синицын непонимающе смотрел на нас, пытался понять, в ч ем, собственно, дело. Подумаешь, нашли духа в советской хэбэшке!
– Игорь, как друга прошу, будь добр, сбегай за капитаном, – попросил Лиса. – Поверь, очень надо!
Сержант подхватил свой автомат и убеж ал, особо не хоронясь, громыхнув по пути сломанной арбой.
До прихода Кулакова обыскали одежду Сопли. Ничего существенного не нашли. Документов при н ем не было, писем или записок – тоже. В левом кармане обнаружился тряпичный узелок с дурью, пачка сигарет « [email protected]», большая прозрачная зажигалка и брелок с фирменным значком «BMW», но без ключей от машины. Из правого кармана вынули крупный рулон афошек, перетянутый резинкой. В скатке оказалось что-то около ста тысяч афгани мелкими купюрами. Найденные вещи разложили возле ладони с татуировкой.
– Твою маму в клетке видел! – озадаченно ругнулся капитан, когда оглядел такой натюрморт. Присел рядом с нами, в несколько затяжек высосал сигарету, горько сплюнул в пыль. – Лиса, найди какую-нибудь тряпку побольше. Узбек, там арба валяется, отломай от нее дышла. Конт, поищи гвозди или что там еще.
Кивнули, разбежались на поиски. Очень скоро я набр ел на хижину, где явно жил мастеровой – может, кузнец, может, плотник, кто знает, но инструмент его годился и для того и для другого. Я прихватил с маленького верстака ржавый молоток, пластиковую банку из-под чая, наполненную тоже ржавыми, гнутыми гвоздями, обломок сломанной пилы с крупными зубцами и заспешил назад.
Быстро сбили носилки из оглобель и старых, почерневших от времени и солнца обломков досок, кое-как опилили концы, чтобы не цепляться лишний раз. Подняли обезглавленное тело Сопли, уложили на носилки, накрыли труп куском мешковины и понесли к БМП.
Уже начинало темнеть, потянуло холодом. Пришлось влезать в бушлаты. Капитан распределил дежурство: к пещере отправил Шохрата, Билибина, Митька и Мальца. Здесь мы распределились по парам на всю ночь.
Нужно было ждать следующего дня, когда на минные поля налетит с бомбежкой авиация. Быстро поужинали густым супом из здешней курицы. Повара натолкали в бульон и гречки, и картофельного порошка, и даже немного перловки сыпанули. Варилось все вместе, так что получился скорее не суп, а какое-то пюре, но вполне вкусное и сытное, а главное – горячее. Только Шохрат возмущался дикости и неумению варваров, испортивших такой продукт. Впрочем, слупил свою порцию скоренько, как только ложка не расплавилась от трения.
В первую смену выпало мне караулить с Игорем Синицыным. Мы лежали за брон ей БМП, вслушивались в мгновенно опустившуюся ночь, курили в кулак.
– Серега, – негромко позвал Игорь. – А что это за черта мы подстрелили?
– Сержант, – негромко сказал за нашими плечами почти бесшумно появившийся Кулаков. – Оно бы тебе и знать не надо. Давай договоримся: ты ничего не видел, ничего не слышал. Не надо тебе в эту вонючую историю влипать. Договорились? Мы сами грохнули, сами нашли.
– Как скажете, товарищ капитан, – покладисто согласился Игорь. – Просто интересно.
– Ну, кое-что тебе Конт расскажет, я так думаю. – Он хлопнул ладонью по моей каске. – Ладно, я в БМП подремлю. Бдите тут! Кстати, как тебя тут кличут? – поинтересовался ротный.
– Джон, – коротко ответил сержант.
– Добро, Джон! – кивнул Николаич и исчез.
Собственно, что я мог рассказать Игорю? Что Сопля был полный придурок, обалдуй, отличный сап ер? Оп-па. Сапер. Может быть, именно поэтому он и оказался здесь, где создавались минные поля? Коротко описал Синицыну приколы Юрки со скорпионами и варанами, его подлости с «велосипедами», о том, как пропал он с блокпоста. Удивленный Джон кивал, вздыхал: «Вот же сука!» Я замолчал, задумался, ради чего Сопля пошел на это?
Что, собственно, мы знали о Юрке? Ну, не беру вышеперечисленное в расчет, с этим все ясно. Сопилкин родом откуда-то из Центральной России. Отец – рабочий на заводе. По редким рассказам Сопли, батя пил и бил мать, нянечку из детского сада. По ходу доставалось и ему, старшему. Впрочем, не меньше перепадало и среднему брату, и младшей сестре. Жили скудно да бедно, поскольку львиную долю денег отец обычно не успевал донести домой. Перед армией Юрка окончил какое-то ПТУ, стал трудиться на том же заводе, где работал отец. Сначала Сопля был учеником токаря, потом, через пару месяцев, самостоятельно встал за станок. Первую зарплату пропил. Всю. До копеечки. Хотелось, видимо, быстрее стать взрослым. Был опять бит папашей, хотя и пытался оказать ему сопротивление. Но еще силен был батя, вломил конкретно. Мать уж изрыдалась вся, просила Юрку не пить больше, помочь ей хоть как-то. На удивление, Юрка послушался и почти полгода до самого призыва не пил, исправно приносил все деньги матери. Даже гордость какую-то испытывал, помогая семье. Отцу в его притязаниях на свои деньги дал твердый отказ. Нет, и все. И дело даже не в том, что помнил телесные обиды, нанесенные отцом. Нет. Увидел, что и сестренка стала ходить в новых, пусть и скромных платьицах, братишке к школе купили новый костюм и портфель. Ведь здорово как! Не стал даже заморачиваться проводами в армию. Просто купил ящик портвейна, какой-никакой закуси, приволок все это добро на танцы в клуб, попили с парнями в скверике, подрались с приезжими практикантами из института, пообжимались с девчонками, а утром ушел в военкомат в сопровождении матери, брата и сестры. Отец не смог даже голову от подушки оторвать; буркнул что-то на прощание и опять провалился в похмельный сон.
