Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага
— Разберемся после, — сказал тот, продолжая стрелять из автомата, — молодец ты или засранец. А пока бери фаустпатрон. Умеешь им пользоваться?
— Так точно.
Но уцелевшая самоходка и «тридцатьчетверка» не собирались подставляться под фаустпатроны. Траншею развалили несколькими орудийными выстрелами. Остатки взвода во главе с лейтенантом убегали по узкому и глубокому отсечному ходу.
Солдаты кляли на чем свет стоит дотошного майора, начальника укрепрайона, который заставлял их всю зиму долбить траншеи, ходы, укрытия. Работали даже когда шел снег или мела пурга, что вызывало общую злость.
— Что, у нас мало военнопленных? — бурчали они. — Если дело в секретности, их после окончания работ можно расстрелять.
— Сынок, — услышав подобные разговоры, укоряюще выговорил командир молодому солдату. — Пленные перелопатят холмы кое-как. Укрытия нужны вам, а не доходягам из лагерей.
Майор оказался прав. Человек двадцать пять убегали по узкой траншее. Впереди была извилистая промоина, а там дальше они окажутся под защитой дота и своей артиллерии.
Самоходки и танк, не желая терять внезапность, двигались по дороге. Им было важнее ударить по огневым точкам, и на убегавший взвод они внимания не обращали. Зато, спрямляя расстояние, преследовал пехотинцев грузовой «Опель», за руль которого сел один из десантников.
Увидев приближавшуюся машину, обер-фельдфебель приказал шоферу:
— У тебя есть фаустпатрон, оставайся здесь и перехвати грузовик. Ты его отдал русским, тебе и расхлебывать кашу.
Он оставил с водителем еще одного солдата.
— Прикончите «Опель» и догоняйте нас.
Солдат тоскливо посмотрел вслед спешно спасавшемуся взводу и обругал шофера, который привез сюда русских солдат.
— Думаешь, мы много навоюем вдвоем? Не стой, как пень, беги на перехват со своим фаустпатроном. Промахнешься — нам конец.
Сам он приготовил к стрельбе автомат и достал две гранаты.
Шофер поспешил и выстрелил из фаустпатрона раньше времени. Огненный шар взорвался с недолетом. Солдат прицелился и нажал на спуск своего МП-40. Однако десантники были гораздо опытнее и очередями из ППШ ранили автоматчика и догнали шофера.
— Зря ты стрелял в нас, — сказал лейтенант Дергач. — Два раза в плен не берут.
Выстрел из кузова свалил не слишком удачливого шофера на дно траншеи. Грузовик развернулся и, набирая скорость, погнал вслед за самоходкой и танком.
На другом конце укрепрайона шел бой. Группе Чистякова, с его двумя «зверобоями» и четырьмя танками, удалось воспользоваться внезапностью и огнем шести орудий вывести из строя три гаубицы-«стопятки». Артиллерийские расчеты были опытные и, несмотря на потери, сразу открыли стрельбу.
Ответными снарядами была подбита «тридцатьчетверка» и получила попадание самоходная установка лейтенанта Воробьева. Мало того, когда механик уводил поврежденную машину, лопнули скрепленные в нескольких местах гусеницы.
Лезть напролом на гаубицы? Это означало потерять все оставшиеся машины. Тем более гаубица-«стопятка» точным попаданием способна вывести из строя «тридцатьчетверку» одним выстрелом.
Впереди слышались орудийные выстрелы и взрывы. Там тоже шел бой. Чистяков собрал десантников, их было человек семьдесят. Неполная рота старшего лейтенанта Олега Пухова.
Команды отдавал быстро, не советуясь. Обстановка требовала срочных действий. Гаубицы продолжали вести огонь, хоть и неточный из-за отсутствия корректировщика, но медлить было нельзя. Поставил задачу командиру танкового взвода.
— Берешь шестьдесят человек на броню и обходишь гаубицы с левого фланга. Там у немцев тыл, мин не должно быть. Я вместе с Воробьевым открываю отвлекающий огонь. Ударишь с фланга. Задача понятная?
— Понятная, — отозвались танкист и Олег Пухов.
— Отделение десантников оставляешь мне для поддержки. Никита, ты где?
— Здесь, — выступил вперед Зосимов.
— Останешься вместе со мной.
— Так точно.
Теперь все решала быстрота. «Тридцатьчетверки» уходили во фланг. Чистяков сказал Воробьеву:
— Будешь посылать снаряды вместе со мной. Ты из укрытия, а я буду выскакивать.
— Подобьют они тебя, Александр.
— Нет другого выхода.
Дальнейшее запомнилось Чистякову и его экипажу как опасная и грохочущая игра в догонялки. Зарядив орудие, его «зверобой» выскакивал на пригорок и после короткого прицеливания выпускал осколочный снаряд в сторону артиллерийских позиций.
Затем механик Савушкин немедленно давал задний ход. Они буквально слетали с пригорка, а вслед неслись снаряды «стопяток». Прямых попаданий в самоходку пока удавалось избежать. Осколки лязгали по броне, взлетала земля, ударяя крупными комьями по крыше и бортам рубки.
Кажется, очередным снарядом они угодили в гаубицу. Орудийный капонир развалило, там что-то горело, вспыхивал от огня порох в гильзах. Лишние секунды остановки, чтобы осмотреться, едва не закончились плачевно. Фугас весом пятнадцать килограммов взорвался, отрикошетив от брони на расстоянии метра.
Удар был сокрушительный. Только девять сантиметров брони смогли выдержать напор взрывной волны, встряхнувшей машину. Несколько крупных осколков и донышко снаряда сплющились о броневую плиту, оставив глубокие вмятины.
Никто из экипажа не удержался от сильного толчка на своих местах, людей раскидало внутри рубки. Заряжающий Вася Манихин приложился лицом к резиновому коврику, наводчик Коля Марфин ворочался возле орудия и безуспешно пытался встать, из носа и ушей текла кровь.
Чистяков разбил локоть и почти оглох. Не слыша собственного голоса, кричал радисту Линькову, испуганно сжавшемуся в комок:
— Очнись, Валентин!
— Я… я ничего.
В глазах парня отражался еще не прошедший страх. Наверное, он думал, что им всем пришел конец. Зашевелился, двинул рычагами механик Савушкин.
— Слушай, командир, мы ведь допрыгаемся. Думаешь, эти гаубицы против нас игрушки? Если бы снаряд взорвался на броне…
— Помолчи, Михаил, — перебил его Чистяков. — Не с тобой разговаривают. Валентин, свяжись с Воробьевым, пусть прекращает огонь. Василий, сколько у нас снарядов осталось?
— Восемь или девять, — шепелявил разбитыми губами Василий Манихин. — Быстрее бы их выпустить. Прикончат нас к чертям эти гаубицы. Ну, ей-богу, к чему лоб под фугасы подставлять?
— Дожидайся! — снова подал голос Савушкин. — У нас капитан упрямый, у Воробья снаряды заберем. Война до победного конца.
Чистяков хотел осадить старшину, но смолчал. Люди за сутки боев видели, как гибнут экипажи и машины, а последний снаряд мог прикончить их всех.
В эти минуты впереди усилилась стрельба. Никита Зосимов подбежал к самоходке и крикнул:
— Товарищ капитан, танкисты с фланга ударили. И десантники атакуют.
Он вопросительно смотрел на Чистякова, пальцы нетерпеливо теребили ремень автомата.
— Помочь бы им…
Капитан поймал себя на мысли, что он тоже, как и его экипаж, надломлен. Страх смерти в таких ситуациях присутствует всегда, его можно только пересилить. Чистяков через силу улыбался и отдавал команды. Хотя улыбка его больше напоминала гримасу, сказывалась контузия и попадание снаряда, едва не угробившего весь экипаж.
— Никита, сажай отделение на броню. Михаил, двигай вперед, на подмогу танкистам. Веселей, ребята, самое страшное позади.
После гибели сержанта получилось так, что во главе отделения встал бывший военнопленный Зосимов. Может, потому что был старше других и разворотливей.
Чистяков не догадался спросить у Василия Манихина, заряжено ли орудие. Увидел, тот стоит наготове с гильзой, чтобы вставить новый заряд. Значит, «шестидюймовка» готова к бою.
— Эх, Васька, золотой ты парень. Доживем до победы, ей-богу, доживем!
— Он золотой, я серебряный, — бормотал старшина Савушкин, выводя машину из укрытия. — Цены нам нет.
На склоне холма царила неразбериха. Три танка и рота десантников уже вклинились в немецкие позиции, там шел бой. Чистяков поймал в прицел один из капониров и со второго выстрела накрыл гаубицу.
— Не комбат, а шнайпер, — шепелявил Манихин, ловко выкидывая стреляную гильзу и заряжая орудие. — Готово!
Целиться было трудно. Капитан никак не мог отыскать следующую цель. Десантники волной захлестнули позиции гаубичного дивизиона, там шла рукопашная схватка с артиллеристами.
Когда «зверобой» Чистякова спустился вниз, бой уже заканчивался. Почти все гаубицы были смяты или разбиты, вокруг лежали тела немецких артиллеристов. Они дрались до последнего, доказывая лишний раз, что победа обойдется дорого.
Если капитан со своей группой добился успеха и готовился к следующему броску, то у танкового комбата Рябухина и батареи «зверобоев» Тырсина дела шли неважно. Майор не рискнул разделять основную часть бронетехники и послал на помощь Ерофееву лишь самоходку Павла Рогожкина и одну «тридцатьчетверку».
