Михаил Авдеев - У самого Черного моря
Весна в Крым приходит рано. Стихают ветры и успокаивается море. Безоблачно небо. Лучшей погоды для летчиков придумать невозможно. Летали они кто сколько может, до изнеможения. Постепенно ухудшалось питание – все труднее и труднее стало пробиваться судам в Севастополь.
Третьего апреля пришел к нам большой праздник: 8-й истребительный авиаполк полковника Юмашева был переименован в 6-й гвардейский. Воевавшая в его составе 5-я эскадрилья вышла из состава своего 32-го авиаполка и стала 1-й эскадрильей 6-го гвардейского.
Человек-легенда
Весной мы потеряли генерала Острякова…
Война есть война. На ней приходится мириться с горечью утрат. Но врут те, кто говорит, что к ним можно привыкнуть. Люди уходят за ту немыслимую черту, которая называется бессмертием, а ты и сегодня помнишь их улыбку, слышишь их голоса. Голоса очень усталых, много поработавших людей. И боль не проходит: порой ее приглушит время, но какая-то мелочь – облака в небе, мелодия, звук, строки из книги – напомнит о друге, и снова все существо твое бунтует, не может примириться с кажущейся нелепостью случившегося. Хотя ты умом отлично понимаешь, какой нелегкой ценой дается на войне победа.
Так и тогда никто из нас не мог смириться с мыслью, что мы потеряли Николая Алексеевича Острякова, командовавшего Военно – Воздушными Силами Черноморского флота.
Мы часто стесняемся высоких слов, но я, действительно, влюбился в него при первой же нашей встрече. Встрече, сохранившейся в памяти, до мельчайших деталей.
Я тогда не уловил даже, что в нем главное: спокойный тон, дружеское расположение, уверенность, властность. Наверное, ни то, ни другое, ни третье. Был магический, редко встречающийся в людях сплав мужества, благородства, личного обаяния. Как бы то ни было, но от напряжения, с каким я встречал «высокое начальство», от моего смущения и неловкости не осталось и следа. Запомнилось – «он знает меня по имени отчеству», и поразило «генерал почти ровесник мне, ему не более тридцати».
– Поговорим здесь, – сказал Остряков. – Там, – он едва заметно кивнул головой в сторону землянки КП, – телефоны будут мешать и вообще тут нас никто не услышит.
Он легко тронул меня за локоть и, не торопясь, повел к берегу бухты, расспрашивая на ходу о службе, семье, родителях. На пологом спуске к отмели, покрытом торчащими из камней жесткими стеблями сухого бурьяна, генерал остановился, сощурил свои большие черные глаза, добрая улыбка едва тронула уголки его губ.
Таким почему-то и сохранился он в моей памяти. Обаяние его личности испытал тогда не один я.
Военно-морской министр Союза ССР тогда так охарактеризовал Острякова: «Если бы меня попросили назвать самого лучшего командира и человека среди летного состава ВМС, я назвал бы генерал-майора Острякова. Героизм, скромность, умение, хладнокровие и беззаветная преданность Родине – вот это Остряков».
Остряков, несмотря на то, что почти всегда получал за это строгий выговор от начальства, всегда сам рвался в небо.
Конечно, облетать командующему всю линию обороны от Бельбека до Балаклавы и самому оценивать обстановку на земле и. в воздухе далеко не безопасно. Но после такого облета можно было срочно принять меры по ликвидации наиболее угрожающих направлений. Нанести удары авиации по самым значительным целям на напряженных участках фронта. К. тому же генерал отлично умел драться с «мессершмиттами» и стрелял метко, хоть и стал истребителем всего месяца полтора назад. И при первой же возможности он всегда вступал в бой
Как-то он позвонил мне и сказал:
– Приготовьте машину. Я решил сегодня поразмяться.
– Тогда и я с вами, товарищ командующий. Одного не пущу!..
– Интересно, кто из нас начальство? – съязвил Остряков.
– Начальство не начальство, но одного не пущу…
– Ладно, полетим вместе.
К вечеру подошел ЗИС-101. Вышел Остряков. Пожал руку.
– Здравствуй, Михаил Васильевич!
– Машина готова…
– Знаю, давай без официальностей… Он посмотрел на часы.
– Еще рановато. Пойдем после одиннадцати… Залезай в машину, поговорим…
Случилось так, что в ту ночь мы не вылетели. До утра просидели в машине. Настроение у Острякова было отличное. Он шутил, смеялся, много говорил.
В ту ночь я многое узнал о нем. А позднее общая картина дополнилась рассказами товарищей.
Он прилетел в Севастополь, когда противник стоял у Москвы, прорвал перекопские позиции и захват Крыма стал реальной угрозой. Черноморский флот морем эвакуировал из Одессы части Приморской армии, военно-морскую базу и часть гражданского населения. Это был самый тяжелый период отступления, мы еще не имели серьезных побед, если не считать мелких тактических успехов, а сознание собственного бессилия и серьезные ошибки руководства, которые мы не могли не видеть, не повышали нашего боевого духа. Психологический перелом в авиации наступил несколько позже, после окружения Севастополя и в этом большую роль сыграл Остряков.
Его хорошо знали на Черноморском флоте как командира передовой бомбардировочной бригады, которой он командовал после возвращения из Испании, знали как талантливого летчика и зрелого боевого опытного командира, хотя в то время ему было только 26 лет. Сейчас, после трех лет службы на Тихом океане, он вновь возвратился на Черное море, но уже в должности командующего ВВС. Первая встреча была на одном из Крымских аэродромов, где из боевого самолета ДБ-3, перелетавшего из Владивостока в Севастополь, вышел худощавый, очень молодой, выглядевший даже моложе своих тридцати лет человек с какой-то застенчивой и немного смущенной улыбкой. Он познакомил нас с экипажем самолета и командиром эскадрильи капитаном М. И. Буркиным, с которым он по очереди вел самолет из Владивостока. Кстати, интересная подробность, характеризующая большинство наших летчиков: Буркин упросил Военный совет флота оставить его в осажденном Севастополе в самые тяжелые для этого города дни и не отсылать на мирные аэродромы Тихоокеанского флота, который в то время не воевал. Его просьбу поддержал Остряков, и Буркин стал одним из самых бесстрашных летчиков-бомбардировщиков Черноморской авиации и впоследствии Героем Советского Союза.
Остряков совершенно не был похож на грозного и громкого «отца-командира», каких мы часто видели в кино, на сцене и в литературе. Это был прежде всего интеллигентный, разносторонний и на редкость скромный человек.
Он был командующим всего семь месяцев, но удивительно много событий вместилось в такой короткий период. Время было сжато до предела.
Как летчик в воздушном бою успевает прицелиться, выпустить очередь, учесть поправку, выпустить вторую очередь и передать результаты атаки по радио и все это за 6–7 секунд, так Николай Алексеевич за время своего командования успел сделать очень много. Имея опыт войны в Испании, он сразу указал на наши ошибки в использовании авиации, прекратились бесцельные, неорганизованные и неподготовленные полеты. Особое значение он придавал достоверности и объективности разведки целей. Очень часто сам вылетал на разведку, или, как он говорил, «командирскую рекогносцировку». Сам участвовал во всех крупных воздушных операциях и поэтому хорошо знал воздушную и наземную обстановку и результаты наших действий. В черноморской авиации резко сократились боевые потери, а у противника они возросли в несколько раз.
Личный пример, даже не столько пример, а скорее уверенность в своем командующем, который знает обстановку, не подведет, не побоится не только противника, но и грозного или еще хуже глупого начальника, все это удваивало наши силы.
Замечательной была его биография.
Николай Остряков был в нашей стране одним из пионеров парашютизма, признанным мастером парашютного спорта. Он совершил около 400 прыжков, в том числе несколько высотных и затяжных, подготовил тысячи десантников. За выдающиеся заслуги в развитии массового парашютного спорта, за отвагу и мужество правительство в 1935 году наградило 24-летнего Острякова орденом Красной Звезды. Это был первый орден будущего командира.
В 1936 году он уже стал первоклассным летчиком. Москвич, подросток-слесарь, еще юношей ушел по комсомольской мобилизации на строительство Турксиба, где пробыл два года, водитель московского автобуса, парашютист-испытатель, летчик-боец в Испании, командир бригады скоростных бомбардировщиков в Крыму, заместитель командующего Тихоокеанского флота, Командующий авиацией Черноморского флота, депутат Верховного Совета СССР в 26 лет. Этот очень разносторонний человек закончил только семилетку, жизнь не позволила ему получить нормальное образование и уже взрослым человеком он сдал экстерном за десять классов.
Ни секунды не раздумывая, он отправляется добровольцем на помощь республиканской Испании. Там он совершил 250 боевых вылетов, поражая друзей и врагов невиданной смелостью.
