Михаил Авдеев - У самого Черного моря
Цель ожила. Медленно потянулись снизу огненные трассы от автоматических зенитных пушек. Впереди, чуть выше появились белые пушистые шапки – рвались крупные зенитные снаряды. Бомбардировщик и истребители начали маневрировать. Они торопились поскорее выйти из зоны обстрела, пересечь, пока нет в воздухе «мессершмиттов», линию фронта, и выскочить над Бельбекской долиной к своим.
Осколок угодил в самолет Бабаева. Кабина заполнилась горячим паром перебило трубку системы водяного охлаждения. Стекла запотели, ничего не стало видно и дышать нечем. Борис откинул назад фонарь кабины, протер перчаткой лобовое стекло. Район цели с его сильной противовоздушной защитой остался позади. Летчик почувствовал характерный запах перегретого двигателя. «Сейчас заклинит мотор», – подумал он обеспокоенно. Прикинув, что запаса высоты хватит, чтобы, планируя, дотянуть домой, немного успокоился. Только бы не попались «мессеры». Драться с ними без мотора немыслимо.
Выключено зажигание, мотор заглох. Только ветер свистел за бортом. Дальний бомбардировщик и «як» Алексеева удалялись, а он, Бабаев, отставая, терял высоту. Алексеев не мог, не имел права бросить прикрываемый им самолет. Бабаев остался один со своею бедой. Такова судьба подбитого истребителя сопровождения. К несчастью, беда в одиночку не ходит. Самолет загорелся. Потянуло через кабину дымом. Пришлось закрыть фонарь.
Прыгать в тылу врага Бабаев не хотел, а когда перетянул фронта, сначала местность была неподходящая, а потом высоты уже не хватало. Самолет горел. Нестерпимо жгло руки и лицо, дымилась одежда. С секунды на секунду взорвутся бензобаки. Бабаев открыл фонарь, отстегнул ремни. Выпрыгнул из кабины при скорости самолета 130 километров в час, сжался в комок. Упал он на ровное летное поле. Люди видели, как он, ДЫМЯ, КАТИЛСЯ клубком, потом недвижимо распластался. В это время приземлившийся без летчика самолёт взорвался на пробеге.
Бабаев открыл глаза и удивился-он еще жив! Голова его лежит на колене медсестры. Сестра держит в руках стаканчик и говорит: «Выпейте». Он покорно выпил, жидкость теплом разлилась по телу, запершило в горле. Лекарство оказалось чистым спиртом. Кто-то подал прогоревший шлемофон.
Пока его осматривал в лазарете врач Максимкин, с Херсонеского маяка приехали на «эмке» я и Ныч. В тот же день попутным самолетом Бабаева отправили в сочинский госпиталь.
Пятого января в 5-й эскадрилье был большой праздник. Всем младшим специалистам присвоили воинские звания на один ранг выше. Пилотам-сержантам – командные воинские звания лейтенантов. Механик флагманского самолета сверхсрочник Петр Петрович Бурлаков получил воентехника 2 ранга. Лейтенанты Николай
Шилкин и Михаил Гриб – старшего лейтенанта. Старшие лейтенанты Константин Алексеев, Борис Бабаев, Степан Данилко, Владимир Капитунов и я стали капитанами. «Были бы сейчас капитанами Женя Ларионов и Семен Минин», вспомнил погибших батько Ныч – ему присвоили батальонного комиссара. Звание майора получил бывший комэск 5-й эскадрильи Иван Степанович Любимов.
По этому случаю Остряков приехал вечером с Наумовым – уже подполковником – в эскадрилью и поздравил каждого «именинника» лично. Пожал руку и прибежавшему на радостях к старым друзьям аэрофоторазведчику Алексею Колесникову – на рукавах его сверкали золотом новенькие нашивки лейтенанта. А Любимову – командующий не был с ним знаком, но много слышал о нем хорошего от Наумова-и Бабаеву генерал послал в Кавказские госпитали поздравительные телеграммы.
Утром командующий по пути на КП группы заглянул в землянку 5-й эскадрильи, попросил собрать летчиков. Когда все пришли, Остряков заговорил негромко, будто перед ним был один собеседник:
– Товарищи, – генерал взглянул на ручные часы. – Сейчас наша артиллерия начнет обработку переднего края противника и войска, обороняющие Севастополь, перейдут в наступление.
В землянке стало совсем тихо.
– Командование одиннадцатой немецкой армии, – продолжал генерал, вынуждено было снять из-под Севастополя часть своих сил и бросить на Керченский участок, чтобы не пустить наш десант дальше в Крым. Вчера наш десант высадился в Евпатории. Летчики зашумели.
– Вчера наш морской десант высадился в Евпатории, – повторил Остряков, не повышая голоса, и снова наступила тишина. – Но что там происходит, нам неизвестно. С десантом – батальоном морской пехоты под командованием капитана второго ранга Буслаева и военкома Бойко – радиосвязь прервана. Высадивший десант тральщик «Взрыватель» – командир капитан-лейтенант Трясцин на базу не вернулся. Сегодня предполагалось высадить в Евпаторию еще один батальон морской пехоты, но необходимо срочно выяснить обстановку. Кто из вас желает вылететь сейчас же на разведку?
– Я, – хором ответили летчики.
– Разрешите мне, товарищ генерал, – попросил я…
– Ну, что же, попробуй… Ни пуха тебе, ни пера…
Облачность стояла сплошная и невысокая, так что в случае опасности всегда можно было найти в ней надежное убежище. Я вышел на Евпаторию с моря. Низко пронесся над городом. Ни на улицах, ни во дворах не увидел ни одного человека. Пролетел над домом, где жил до войны семьей. У театра развернулся и прошел вдоль бульвара до мелководного соленого озера, Майнаки, осмотрел аэродром – всюду безлюдно. Никого не было и на побережье, у осиротевших санаторных и общих пляжей. Решил с моря просмотреть берег, где летом обычно скапливались «дикари», и дорогу на Саки.
Море сильно штормило. Огромные волны беспрерывно накатывались на пологий берег Вдали на берегу у старых причалов виднелась сквозь слабую дымку какая-то большая темная масса. Вскоре она обрела очертания корабля, выброшенного на мель. Он, зарывшись в песок, немного завалился на бок. С правого сверкнул огонь. Корабль жил. Он вел огонь по танкам, которые приближались к нему по дороге от Саки. Я с ходу атаковал головную машину. Но пули и двадцатимиллиметровые пушечные снаряды истребителя для брони танка все равно что брошенная в него горсть мелкой гальки.
Танки, не останавливаясь, били по неподвижному кораблю из пушек, а я ничем не мог помочь обреченному, но не сдающемуся экипажу черноморцев. Пролетел совсем низко, прочитал на левом борту тральщика надпись: «Взрыватель» и улетел. По дороге на Евпаторию двигались немецкие мотомехчасти. Обстрелял одну колонну и ушел в море. Надо было срочно возвращаться на базу.
По результатам разведки командование бросило бомбардировочную и штурмовую авиацию на уничтожение войск, подтягиваемых немцами к Евпатории. 2-й батальон морской пехоты был уже на эсминцах на траверзе Евпатории.
Но в этот день севастопольцам очень не повезло. После артиллерийской подготовки наши войска перешли в наступление. Немцы срочно перебросили из Симферополя свежие резервы, сосредоточили на переднем крае всю мощь своей артиллерии и авиации и наступление захлебнулось. Высадить в Евпатории 2-й батальон морской пехоты помешал сильный шторм. Бомбардировщики и штурмовики нанесли движущимся на подавление десанта частям противника ощутимые потери, но удержать их с воздуха невозможно.
А в Евпатории между тем одновременно с высадкой десанта вспыхнуло восстание. Солдаты и офицеры румынского артиллерийского полка береговой обороны с перепугу бросили свои позиции и сбежали. Черноморцы и повстанцы быстро справились с немецкой охраной и овладели городом. Им нужна была срочная помощь, чтобы они могли удержаться.
Но помощь не пришла: на море разразился сильнейший шторм, и корабли не смогли подойти к Евпатории.
Невозможно было оказать поддержку евпаторийскому десанту и седьмого января. Он погиб в неравной борьбе, как и высадивший его экипаж тральщика «Взрыватель».
Понесла утрату 5-я эскадрилья. Прикрывая бомбардировщики Пе-2 в районе дороги Саки-Евпатория, пал в воздушном бою лейтенант Шелякин.
В госпитале капитан Бабаев залеживаться не стал. Его потянуло в свой полк. Пятая эскадрилья встретила капитана так, будто вернулся он с того, света. Первым расцеловал его Шилкин. Он по-медвежьи облапил Бабаева, прижал к своей богатырской груди так, что тот взмолился.
– Раздавишь, Коля.
– Эх Боря, Боря. Знаешь, как я рад, что мы снова вместе. А за косточки свои не бойся. Если они целы остались после того прыжка, то ничего с ними до самой смерти не случится…
В десять ноль-ноль в эскадрилью позвонили с КП авиагруппы: в Севастополь идут корабли; по наблюдению постов в море ушел немецкий самолет-торпедоносец; надо найти его и уничтожить. Батько Ныч хотел было ответить, что лететь некому, все на задании. Не пошлешь же на такое дело необстрелянных. Но вовремя спохватился и сказал твердо:
– Сейчас вылетит капитан Бабаев… Борис ушел навстречу кораблям бреющим полетом. Техники, мотористы, прилетевшие с Бабаевым, пилоты-новички и Батько Ныч вылезли на капониры и наблюдали за его полетом. Самолета противника никто с аэродрома не видел. Его заметили, когда он стал отстреливаться от наседавшего «яка». Короткая дуэль произошла низко, у самой воды. Торпедоносец ткнулся носом в воду и исчез, а Бабаев поднялся выше, покружил над морем и вернулся домой.
