Валерий Горбань - Память Крови
Кстати, если кто-то представляет себе подполковника Ковалева в виде убеленного сединой сыщика — ветерана из художественных фильмов про Петровку, 38, то с этим заблуждением пора расставаться.
Весь отдел помнил, как во время одного из рейдов прихваченный с наркотой азербайджанец затребовал «началника», но, когда к нему подошел Михалыч и коротко представился, задержанный раскричался:
— Кто падпалковник, ты падпалковник? Я дурак, думаэшь? Началника давай.
И надо было видеть, как вытянулось в изумлении и испуге его лицо, когда мгновенно включившиеся в игру опера стали один за другим подбегать к Михалычу с докладами, вытягиваясь в строевой стойке, чего за ними раньше никогда не водилось:
— Товарищ подполковник, разрешите доложить…
— Товарищ подполковник, разрешите вопрос…
Долго еще потом развлекались сыщики, перешедшие исключительно на громогласно-уставное обращение к Михалычу, пока тот не рассвирепел и не «построил» их по-настоящему.
Но еще дольше сокрушался кавказский человек, привыкший к преклонению перед начальниками и «сеидами», но допустивший столь ужасный промах в столь щекотливой ситуации.
Да и трудно ему было не промахнуться, если никак не приходила начальственная осанка к самому молодому в УВД подполковнику милиции: долговязому, с мальчишески-подвижным и насмешливым лицом, стремительному в мыслях и движениях, мгновенно переходящему на «феню» и блатную жестикуляцию.
Но вряд ли самая солидная внешность смогла бы что-то добавить к профессиональной репутации Михалыча. С пацанских лет мечтавший о работе в уголовном розыске, он в первые же месяцы службы стал одним из самых результативных оперативников. В жизни сыщиков выходные дни или свободные вечера — большая редкость. Но и их юный опер без сомнений приносил в жертву своей страсти, рыская по улицам ночного города, увеселительным заведениям, притонам и бичарням, добывая бесценные сведения. Зачастую «личный сыск» заводил в такие переделки, из которых выручали лишь хлесткие удары длинных рук неоднократного призера области по боксу или не менее длинные ноги… А затем вся добытая с таким трудом и риском информация раскладывалась по полочкам: биографические данные, приметы, клички, адреса, связи… и срабатывала в нужный момент, как бомба замедленного действия, выкашивая целые группы уголовников.
Но кроме фанатичного трудолюбия и отчаянной смелости, в общем-то, обычных среди сыщиков, Михалыч обладал незаурядным даром общения с людьми, умением не переходить грань между профессиональной жесткостью и садистской жестокостью, общепризнанной справедливостью в решении самых скользких вопросов. Не раз, на пороге яростного конфликта, вызванного столкновением враждующих группировок, вмешательство всезнающего Ковалева удерживало противников от кровавой резни. Многие бывшие и действующие уголовники, оказавшись в критической ситуации, приходили к нему посоветоваться и поговорить «за жизнь». И не зря однажды, во время профилактической беседы с воровским «авторитетом», претендующим на роль «ответственного за город», на грозный вопрос: «Так кто у нас настоящий «ответственный»?» — тот неожиданно, трусливо-угодливо ответил:
— Ты, Михалыч.
Ковалев прошелся по кабинетам «шестерки» и в каждом о чем-то коротко переговорил с друзьями-коллегами.
Опера разбежались по городу. У каждого из них на руках находилось по несколько других материалов. Иные заявления тянули только на «отказной», иные вызревали в серьезные дела. За любую из этих «бумажек» сыщики, зажатые в конкретные сроки УПК, лично отвечали головой. Но ни один из них, встречаясь с агентами, доверенными лицами и просто уголовниками, не упускающими случая услужить сотруднику шестого отдела, не забыл, как бы случайно и вразброс, без увязки двух вопросов, поинтересоваться: кто в последнее время выезжал на гастроли на трассу, и нет ли в городе какой суеты с «лохом», которого «разводят на бабки» за аварию.
А «отстраненный» Жорка, после пары тонких дипломатических бесед Виктора с подостывшим Шефом, был передан в распоряжение Михалыча и пахал на полную катушку в абсолютной уверенности, что жизнь все расставит на свои места.
27 апреля
Удача — дама капризная. И поклонников любит темпераментных и настойчивых. Поэтому никто не удивился, что именно Жоркин агент первым, в семь утра, позвонил Гопе, который, пролазив по злачным местам до трех часов ночи, устроился спать на стульях в кабинете, у телефона, чтобы не упустить бесценную информацию. Дома телефона у него не было. Не было, впрочем, и самого дома. Имелась комнатушка в частной избушке, которую он снимал за третью часть скромной милицейской зарплаты. Жорка коротко договорился о месте встречи и пулей вылетел из кабинета.
Ровно в девять он положил на стол Шефа рапорт с полученной информацией, необходимыми справками и грифом «секретно».
Рапорт гласил: «Заика (Куцак Виталий Николаевич, 1960 года рождения, гагауз, уроженец г. Бендеры Молдавской ССР, судим по статьям 144, 145 УК РСФСР, первый раз — с отсрочкой исполнения приговора, по второй судимости отбывал наказание в ИТК–3, освобожден условно-досрочно в декабре прошлого года), Хромой (Никонов Василий Анатольевич, 1954 года рождения, русский, уроженец г. Бендеры, ранее судим по статьям 89, 144 УК РСФСР, 13 января сего года арестован по обвинению в совершении вымогательства общественного имущества, 15 апреля решением Магаданского городского суда освобожден из-под стражи под залог по состоянию здоровья) и неизвестный в городе молодой парень, которого двое вышеназванных называли «Малой», 22 апреля выехали на трассу за золотом. Сделка с металлом сорвалась. Но что-то у них произошло. Никонов мечется по городу, пытается продать на запчасти машину явно криминального происхождения… По слухам, носит с собой оружие. Говорит, что надо завершить одно дельце и смываться из города».
Один из оперов на личном «Запорожце» немедленно рванул в СИЗО за фотографией Куцака. Технари спешно перегоняли на дубликаты запись из видеотеки, сделанную после предыдущего задержания Хромого.
Когда через два часа из магаданского аэропорта поднимется самолет, к великой радости сыщиков задержавшийся из-за тумана, в кабине пилотов уже будет лежать пакет с фотографиями и видеопленкой. Еще через час, командир экипажа, коренной колымчанин, после двухминутной беседы с операми плюнувший на все инструкции Аэрофлота, лично передаст пакет водителю милицейского УАЗика, подъехавшего из поселка прямо на взлетку.
В тринадцать тридцать, кассирша автовокзала, рассматривая в райотделе среди других фотографий фото лысого и перепуганного Заики, сделанное в СИЗО два года назад, скажет с сомнением:
— Что-то есть, но точно сказать не могу.
Для юристов это означало: человек не опознан.
В четырнадцать, прервав показ мультиков в местном видеосалоне, попросив малышню погулять несколько минут и усадив владельцев салона в качестве понятых, оперуполномоченный РОВД Михаил Никифоров включит видеомагнитофон с доставленной из Магадана кассетой. На экране начнут сменяться специально подобранные для видеоопознания физиономии вымогателей, воров, убийц и просто хулиганов. При виде Хромого, сидящая в зале кассирша, нарушив официальное течение процедуры, воскликнет:
— Вот он, этот козел, что с Вовкой уехал!
Мгновенно переданная в Магадан новость новостью уже не будет.
Но полученные результаты опознания, которое может производиться только в рамках возбужденного уголовного дела, уже будут иметь юридическую силу. Потому что к этому времени произойдет ряд очень важных событий.
В девять тридцать, Жорка получил еще одно сообщение: Куцак просил расточить ствол обреза от «мелкашки», чтобы экспертиза не могла распознать, было ли это оружие в работе. На совет просто утопить обрез в море, ответил, что он ему еще пригодится. Попросив укрытия и оставшись ночевать у корешка, Заика выпил немыслимое количество водки, но не опьянел и не отрубился, а впал в истерику и стал плести про какого-то сусуманского таксиста, которого они с Хромым и Малым якобы завалили на Арманском перевале, всадив две пули в затылок.
В десять пятнадцать, приехавший в УВД сорокапятилетний худощавый и рыжеватый Виктор Киряков, один из самых опытных следователей прокуратуры, подвергся темпераментной атаке со стороны сыщиков и, не выдержав жуткого оскорбления («перестраховщик несчастный!»), разорался в ответ:
— Вы меня учить будете, сопляки! Проработают по три понедельника, а туда же!
В десять тридцать, переговорив по телефону с начальством и еле удержавшись от перехода на лексикон сыщиков, Киряков бросил трубку, желчно передразнив невидимого собеседника:
— Решай сам, тебе отвечать… А то я не знаю.
