Валерий Горбань - Память Крови
Игорь молча проглотил эту ультрапедагогическую речь. Обижаться, кроме как на себя самого, смысла не было. Да и времени тоже. Главпочтамт располагался в соседнем квартале, через дорогу от УВД.
Жорка быстро говорил в такт шагам:
— Останься поближе к выходу, у окна, там столик, — заполняй любой бланк. Я буду брать того, кто пришел за переводом. А ты смотри в четыре глаза. Если он не один, дружки могут пойти на меня, а могут и ломануться на выход. Возьми хоть одного. Резко уйдет какая-нибудь машина, запомни марку, цвет, номер. Кстати, стой! Оружие взял?
— Да.
— Далеко не убирай, но и сразу не доставай. Еще пока ничего не ясно, может, никакого криминала нет. Схватишься за пистолет, потом всю жизнь будешь прокурору письма писать. Заява есть, задерживать для разбирательства можно. Начнем вежливо. Если будут дергаться, вали на пол и одевай «браслеты». Достанут стволы, тогда доставай свой. Короче, делай, как я.
Игорь смотрел на Жоркин бычий затылок и с интересом представлял себе, как будет «валить на пол» такого же бугая. Нет, парень он не слабый, немного занимался борьбой, может сутками бродить по тайге, но тут — другое дело. Страшила не сама возможная схватка, пусть даже с подготовленным и опасным противником. Страшней любых увечий и даже самой смерти была мысль: «А вдруг упущу, не смогу помочь Жорке.» Тогда — пожизненное клеймо «лоха» и возня над бумажками с описанием чужой Работы.
Все. Пришли. Сомнения закончились.
Только внезапная дрожь на секунду стеснила дыхание. Но Игорь уже знал, что волнение мгновенно исчезнет, как только начнется Дело. Движения невесомого тела станут легкими, не отнимающими ни капли драгоценного внимания у мозга. Даже в случае тяжелой травмы боль и страх придут потом, когда все закончится и начнется отходняк. А если задержание будет успешным, то эйфория азарта перейдет в бешеную энергию, позволяющую работать сутками без сна и отдыха.
Эх, почта русская, родная. За века чиненные гусиные перья сменились стальными, затем появились шариковые авторучки, привязанные на веревочки всех мастей. Одно оставалось неизменным: клиенту, пришедшему без своего письменного прибора, приходилось либо скрести казенным устройством по дну высохшей чернильницы, либо изо всех сил продувать истощавший стержень в бесплодной попытке добыть пасты хоть на пару слов.
Игорь безнадежно катнул авторучку по столику, и она, свалившись, повисла на шнурке. Теперь можно было спокойно торчать с бланком в руке и рассматривать всех посетителей, ожидая, кто из них, заполнив свое извещение, отзовется на жалостливое: «Вы не могли бы…».
Жорка стоял в очереди за переводами. Впереди него болтали две симпатичные девчушки, по виду — студентки. За студентками — дед, по виду на все сто лет. Мелькнула шкодная мысль: «Может, его будем брать?..»
— Ага, а вот морда вполне подходящая. Мужик лет тридцати, дерганый весь, озирается каждую минуту, ну точно — он!
Упорхнули щебетуньи. Ушкрябался, шаркая прорезиненными валенками, дед. Подергиваясь и гримасничая, выскочил суетный мужик.
Жорка протянул бланк кассирше. Та громко, на весь зал, объявила:
— У нас такой суммы нет, подойдите к начальнику смены.
Гопа сердито направился за загородку, с ходу начиная скандал:
— Шлете извещение, так подумайте головой, что надо деньги заказать. Почему я должен бегать туда — сюда?
Еще более сердитая начальница подозвала кассиршу, и они втроем скрылись за дерматиновой дверью в конце зала.
Через пару минут озабоченный Жорка выскочил из-за двери и направился к выходу, еле заметно кивнув Игорю головой.
— Ушел, сука. За две минуты до нас. Ему, как и мне, сказали, что денег нет, сумма очень большая, надо минут двадцать подождать. А он сразу побледнел, говорит, мол, тогда пока на улице погуляю, а потом подойду. С ним еще двое было. Сначала порознь стояли у разных окошек. А потом сошлись, пошептались и — ходу. Девчонки молодцы. А мы лоханулись. Наше счастье, если снова придут. Говорил Шефу, надо было сразу засаду выставлять и серьезную засаду, по полной программе.
Ни через двадцать минут, ни через два часа никто за переводом на десять тысяч рублей на имя Дегтяря Дмитрия Степановича не пришел.
Оперативники вышли на улицу. Молча прошагали к УВД.
У самых дверей Жорка остановился:
— Хреновое это дело. Вот попомни мои слова: это дело кровью пахнет.
* * *В пятнадцать часов на Жорку обрушилось еще одно потрясение.
Еще утром, наплевав на все запреты и рискуя нарваться на крупные неприятности, он через голову Шефа обратился к ребятам из областного управления госбезопасности, часто помогавшим малочисленной и очень плохо оснащенной шестерке.
Коллеги мгновенно нашли недостающие деньги, подготовили их к передаче потенциальным вымогателям, оформили на почте все необходимые документы и провели инструктаж с работавшими в отделе переводов женщинами. С их же помощью удалось выяснить номер телефона, с которого Владимир звонил из Магадана домой. Немедленно установили адрес и данные владельца телефона: убогого, полудохлого алкоголика, который к пенсии по инвалидности добавлял приварок от перепродажи краденого. Квартиру обложили с осторожностью охотников, скрадывающих волка. Фиксировались все переговоры по телефону. Перетряхивались связи хозяина. Наиболее опытные и контактные опера под различными предлогами успели переговорить со всезнающими бабусями у подъезда и соседями барыги. И хотя никакой информации о пропавшем таксисте или его машине пока не поступало, это была ниточка, да еще какая. Даже самый тупой вымогатель не потащит среди ночи свою жертву домой к незнакомому человеку.
И вдруг выясняется, что в дело, не предупредив никого, влезли комитетчики из районного отделения, которым эту странную историю рассказал Михаил. Еще вчера, к десяти утра, связавшись с телефонистками, они узнали заветные пять цифр. Правда, сообщать их «ментам, которые вечно делают из мухи слона» преисполненные важности и таинственности чекисты местного значения не торопились. Более того, один из этих деятелей решил утереть нос милиции, особенно работникам знаменитого шестого отдела. Но не нашел ничего умнее, чем сегодня позвонить барыге и, пугнув хозяина грозным именем своей конторы, потребовать, чтобы Вовка прекратил заниматься ерундой и немедленно возвращался домой. Не то, мол, я с вами разберусь лично.
А вслед за ним, буквально через пять минут, позвонил неизвестный и поинтересовался, как идут дела. Услышав о выходке комитетчика, коротко сказал:
— Теперь жди ментов. Плети им что хочешь, но если вякнешь про нас хоть слово, сдохнешь.
Разговаривал неизвестный с телефона-автомата.
Узнавший об этом Губиев Махмуд, сотрудник подразделения по борьбе с организованной преступностью областного управления ФСБ, позвонил в район и немногими, но выразительными словами вправил мозги коллегам. Но поезд уже ушел. И поэтому, рассказывая Жорке о случившемся, Махмуд виновато отводил глаза и сокрушенно вздыхал.
Грамотный оперативник, такой же фанатик своего дела, как и парни из «шестерки», он прекрасно понимал, какой урон нанес этот идиотский поступок не только престижу его фирмы, но главное — делу. Тем более что Губиев, за версту чуявший своим горбатым носом «жареную» информацию, обладал редкой способностью немедленно появляться там, где разворачивались интересные события. И он был полностью согласен с Жоркой: хреновое это дело и пахло кровью. Того же мнения придерживался и напарник Махмуда, веселый, румяный и симпатичный парень, тот самый, что так быстро раздобыл деньги и порешал все вопросы на почтамте.
В Жоркин кабинет заглянул Шеф. Увидев гостей, поздоровался и велел Жорке зайти к нему.
О чем шел разговор, не знал никто.
Зато результат был известен всем.
Разъяренный Шеф собрал личный состав отдела и объявил, что капитан милиции Гапонов от работы по заявлению гражданки Стороженко отстраняется, так как не может объективно оценить материал и, вообще, ведет себя недостойно, грубо нарушая дисциплину и субординацию. Материалы передаются подполковнику Ковалеву, который должен их разрешить в соответствии со статьей 109 УПК РСФСР, а не в соответствии со своими выдумками и фантазиями.
Последние слова относились явно не к Михалычу (он же — подполковник Ковалев).
Остервеневший Жорка полдня пытался перейти с мата хотя бы на легкий жаргон.
К счастью, Михалыч владел и матом, и жаргоном в совершенстве. И Гопа, переступив через обиду, сумел быстро ввести коллегу в курс дела. Поэтому работа не прервалась ни на минуту.
Кстати, если кто-то представляет себе подполковника Ковалева в виде убеленного сединой сыщика — ветерана из художественных фильмов про Петровку, 38, то с этим заблуждением пора расставаться.
