Юрий Мишаткин - Схватка не на жизнь
Позывные повторялись без интервалов. Вызывали его, Басаргина. И, тронув ключ рации, Басаргин отстучал:
— Бас, я Бас.
«Прав русский майор — заликуют сейчас в «Валли», — подумал он и чуть скривил рот. — Как же, жив-здоров и выхожу на связь. Есть чему радоваться. Пропустил один сеанс, но все же заговорил. Поинтересуются, конечно, что задержало. Придется соврать».
Косясь на листок с группой пятизначных цифр, Басаргин застучал ключом.
«Сейчас пойдет последняя группа, и нужно подписаться. Но как? 066? Тогда советская контрразведка проиграет. Но почему контрразведка? Проиграю я! Фон Шедлих, а с ним и полковник Гросскурт поймут, что передаю дезу, и прекратят со мной всякую связь. Я сразу стану никому не нужен. Ни великой третьей империи, ни НКВД…»
Рука на ключе замерла. Басаргин сделал короткую, еле уловимую паузу, словно ему необходимо было передохнуть или затекла рука, и отстучал не 066, а 065. Затем перешел на прием, принял шифровку и устало откинулся на спинку стула, позабыв снять наушники.
9
Гросскурт еще раз перечитал радиограмму.
— Связь была устойчивой?
— Слышимость удовлетворительная, — ушел от прямого ответа фон Шедлих.
— Надеюсь, не забыли поблагодарить?
— Конечно, экселенц. Попросили собрать данные о передвижении войск противника в ночное время и уточнить, когда узловая станция бывает наиболее загружена. Особое внимание — бронепоездам, оснащенным зенитными орудиями.
— Чем объясните пропущенный агентом сеанс?
— Акклиматизация, экселенц! Басу и его напарнику необходимо было подыскать удобное прикрытие, местожительство.
Полковник перестал сыпать вопросами.
Не отрывая взгляда от листка с четко отпечатанным на нем текстом радиограммы, Гросскурт что-то взвешивал, прикидывал в уме.
«Что его беспокоит? Все предельно ясно и понятно, а он изволит сомневаться!» — в раздражении подумал фон Шедлих.
— Вероятность, что 065 вышел на связь по принуждению, не снимается. Отчего из трех наших групп, засланных за Волгу в последние недели, ответила лишь одна эта, да еще с ничем не объяснимым опозданием? Вы прекрасно знаете, Шедлих, какое значение придается деятельности абвера в районе Сталинграда. Что мне доложить генералу Лахузену? Не знаю, как вы, а я не сомневаюсь, что вся наша работа в последнее время находится под контролем Главного управления имперской безопасности и лично рейхсфюрера Гиммлера! Кто-кто, а зарубежная служба СД не оставит без внимания наш успех и попробует вмешаться.
— Но есть «десять заповедей» в соглашении о разделе сфер влияния наших служб! — напомнил фен Шедлих. — Сейчас фактически в разведке главенствует абвер, а не СД. Не мы должны передавать военную информацию им, а они нам!
— На бумаге и в соглашении да, но фактически нет, — перебил Гросскурт.
Он был мрачен. Спор с Шедлихом раздражал, особенно когда пришлось вспомнить о старой вражде и обоюдных интригах двух разведывательных организаций рейха. Внутрипартийная и политическая разведка, не брезговавшая для достижения целей никакими средствами, названная мозгом партии и государства, с каждым днем протягивала свои незримые щупальца во все сферы, и к абверу тоже. Сознаваться в этом было не очень-то приятно, тем более перед подчиненным, и поэтому Гросскурт с трудом сдерживал переполнявшую его желчь и желание повысить голос, сорваться и накричать. Закусив нижнюю губу, он шагнул к фон Шедлиху:
— Отчего Бас молчал почти сутки? Почему первое донесение такое короткое? Где гарантии, что в следующий сеанс он будет более информирован о движении к Сталинграду живой силы противника? Вы скажете, что Бас не замедлит все это сообщить. Но когда? Или он боится идти на риск?
— Надо подождать, — осторожно посоветовал фон Шедлих. — Не стоит его торопить.
— Он мог работать по принуждению, и тогда весь принятый нами текст продиктован Басу советской контрразведкой. Начало функельшпиля[14] не исключается, надо быть готовыми ко всему, — упрямо стоял на своем Гросскурт. — А посему немедленно подключите к работе группу по дезинформации противника. Если русские, затеяли с нами игру — примем ее. Первый ход сделан, и не нами. Теперь очередь за абвером.
Гросскурт не спускал взгляда с радиограммы, точно просвечивал ее своими сузившимися в две щелки глазами. Он успел наизусть выучить несколько отстуканных на пишущей машинке фраз, но продолжал их читать, перечитывать и изучать, словно решал трудную, скрытую между строк загадку.
Догадываясь, что фон Шедлих не разделяет его опасений, полковник, не поднимая головы, процедил:
— Не считайте русских олухами. Еще в мае фюрер был вынужден признать, что Советы превосходят нас в разведке. И очень сожалел, что собственная разведка пока что работает менее искусно и малоуспешно.
10
Пятистенка стояла в глубине двора и была окружена ветхим, чуть покосившимся забором, возле которого из земли торчали сухие и жесткие стебли какой-то сорной, вовремя не выполотой хозяевами травы. Неподалеку от крыльца высился шест, с прикрепленным к нему старым скворечником.
— К весне хорошо бы новый дом для птиц сколотить.
— Думаете, что нам тут весну придется встречать? — спросил Басаргин.
— Нет, — ответил Магура. — К весне рассчитываю быть в других краях.
— За Уралом или дальше?
— Почему за Уралом? На Украине или в Белоруссии.
— Если пошлют с заданием?
— Вы, Басаргин, не так меня поняли. На Украине весной буду не один я, а вся наша армия.
— Не сдадите Сталинград?
— Не сдадим. И погоним ваших хозяев назад к границе.
— Чтобы попасть, как вы рассчитываете, на Украину, вначале надо разбить шестую армию Фридриха Паулюса.
— Или окружить и взять ее в кольцо. На войне бывает и такое.
— Не обольщайтесь. Для этого у вас не хватит сил. В Германии хорошо известны резервы и военно-экономический потенциал Советского Союза. У нас хорошо поставлена информация.
— Вы хотели сказать — разведка?
— Пусть разведка. Еще задолго до июня сорок первого в Германии было известно о вас многое. В случае успешной мобилизации Красная Армия может вывести на поле боя лишь три, от силы четыре миллиона бойцов.
— Германия дала миру замечательных математиков — и вдруг столько ошибок в простой арифметике! — улыбнулся Магура. — Догадки никогда не приводили к успехам, особенно когда дело касается разведки. А недооценка противника заканчивается, как правило, поражением. Известный вам бригаденфюрер ОС Вальтер Шелленберг утверждал, ссылаясь на мнение генерального штаба, что превосходство рейха над СССР в войсках, технике и военном руководстве так велико, что кампанию против нашей страны можно закончить в десять недель. Он был щедр, ваш Шелленберг: Гитлер давал на разгром России лишь четыре недели. Война же идет полтора года. Блицкриг потерпел крах.
— Но армия рейха у Волги! — заметил Басаргин.
— У Волги, — согласился Магура. — Но дальше мы не сделаем ни шагу. И вы вскоре станете свидетелем этому.
Басаргин зябко поежился.
— Идемте в тепло, — предложил он. — Погодка совсем как петроградская. Не хватает только ветра с Балтики.
Они вернулись в дом, но и там не прекратился спор, который продолжался с перерывами вот уже третий день, с того самого дня, как Магура с Басаргиным поселились на окраине Ленинска.
Задержавшись в сенях, чтобы очистить от прилипшей земли сапоги, Басаргин повозился у рукомойника и начал готовить ужин — набрал из ведра в кастрюлю воды, поставил на плиту, достал пакет концентрата. Майор тем временем вскрыл ножом банку консервов.
— Владеете немецким? — спросил Магура.
Басаргин кивнул, не желая распространяться, что немецкому языку его обучил еще отец в далеком безоблачном детстве.
— Жаль, что не могу показать последних номеров берлинских газет. Там немало любопытного. Например, Геббельс объясняет упорное сопротивление советских солдат лишь тем, что русские привыкли к более суровым условиям жизни, нежели немцы. Рейхслейтер пропаганды Германии верен своему тезису: «Чем больше ложь, тем легче ей верят». А нагрянет зима — все неудачи на фронте Геббельс и иже с ним начнут валить на русские морозы, как уже делали это после битвы под Москвой.
— Не боитесь, что я сбегу? — спросил Басаргин, глядя на огонь в печи.
— Вам некуда бежать, — ответил Магура, — фон Шедлих и руководство абвера не простят провала и передачи в эфир дезы.
— Я еще ничего существенного не успел передать.
— К вечеру услышим результаты этого «ничего существенного».
— Почему к вечеру?
— Так мне кажется.
Майор не ошибся: лишь только над Ленинском опустились синие сумерки, в поселок донесся вначале далекий, а затем приблизившийся гул. Это летело звено «юнкерсов». Резко снизившись, самолеты начали пикировать на стоящие в стороне от населенного пункта постройки. Загремели взрывы. В окнах Ленинска дрогнули и жалобно зазвенели стекла. Отбомбившись, самолеты повернули назад.
![Юрий Мишаткин - Особо опасны при задержании [Приключенческие повести]](/uploads/posts/books/133581/133581.jpg)
