Владимир Ходанович - Блокадные будни одного района Ленинграда
Судьба рабочего К.А. Лебедева неизвестна.
Упоминая или ссылаясь на райкомы ВКП(б) в годы войны, надо иметь в виду следующее.
Следует разделять, кто принимал решения, имевшие силу решения коллегиального органа, и кто входил в состав районных комитетов ВКП(б) (и исполкомов) по штатному расписанию.
Заместитель председателя Ленгорисполкома в блокадные годы уже после войны писал: «Для обеспечения оперативности в партийных и советских организациях состав коллективных органов руководства был численно ограничен „тройками“ и „четверками“, которым поручалось решение срочных и важных дел. <…> В райкомах действовали „тройки“, в которые входили два секретаря райкома и председатель райисполкома, а на предприятиях – директор, секретарь парторганизации и председатель местного комитета»[426]. Именно они, на своих совещаниях, заседаниях или путем опроса (вносили правку, редактировали и ставили подписи на заранее подготовленных текстах проектов) и принимали решения. Хотя были и пленумы райкомов, и конференции, и совещания с активом.
Но когда именно «тройки-четверки» свернули свою деятельность, ответить сложно. Один из первых секретарей райкомов ВКП(б) ответил на вопрос так: «В начале войны начали создавать тройки, а потом вернулись к демократии»[427].
Состав же райкомов был в двадцать с лишним раз больше «троек-четверок».
Согласно докладной записке первого секретаря Кировского райкома ВКП(б) от 28 октября 1941 г. (с приложением штатного расписания)[428], аппарат райкома насчитывал 60 единиц, от первого (ставка 1400 руб.) и второго секретарей, отдела кадров, инструкторов, до консультантов, лекторов, «информаторов» (ставка 650 руб.) и «казначея-счетовода». Еще 12 единиц штата райкома составляли партработники (в основном секретари) первичных парторганизаций, в том числе фабрик «Равенство» и «Красный Водник».
В том же Кировском райкоме ВКП(б) была еще одна категория – «ответственные работники». На 1 января 1942 г. в их список входили: первый и второй секретари, секретарь по кадрам, заведующий Особым сектором, три заведующих отделами, один заместитель, 13 инструкторов, «консультант» и «информатор»[429].
Первый секретарь Кировского райкома ВКП(б) – Ефремов Владимир Степанович (1905 г. р.), в партии с 1926 г., образование высшее, секретарь райкома с апреля 1940 г.
Судя по документу о выдаче карточек на промтовары на март 1942 г., количество штатных единиц райкомов партии, несмотря на высочайший уровень смертности в городе в первую блокадную зиму, объективное сужение сфер компетенции райкомов и другие обстоятельства, не сокращалось (если не увеличивалось). Так, Ленинский райком ВКП(б) получил 62 рабочие карточки первой категории [430] и 19 карточек служащих[431].
* * *По мемуарным источникам, первый снег выпал в городе 10 октября, первые морозы отмечены (в сохранившихся дневниках ленинградцев) уже через три-четыре дня. Затем в течение примерно месяца частой была нулевая температура.
18 октября 1941 г. Ленинский райисполком рассмотрел вопрос «О подготовке жилого фонда к зиме»[432]. Кровля не починена более чем у трети домов. Отепление водопроводной и канализационной сетей – только в 2/3 всех домов. Входные двери домов отремонтированы, но пружины в них не установлены. «Ремонт отопительных печей, дымоходов, в большинстве домохозяйств не произведен. Вопросом подготовки снеготаялок домохозяйства и РЖУ вообще не занималось».
10 ноября 1941 г., из дневниковой записи за этот день: «Пасмурно. Утром тихо. Около полудня враг обстрелял район Московской заставы. <…> Часто бьют зенитки. Доносятся взрывы бомб. <…> После налета изредка снаряды врага продолжали свистеть над городом»[433].
В этот день Исполком принял решение «О содержании и уборке улиц, дворов и домов», которым продлевалось аналогичное обязательное постановление Президиума Ленгорсовета от 26 октября 1939 г., «с внесением в это постановление изменений и дополнений».
К решению прилагались семь приложений.
В частности, определялся список улиц и площадей, «на которых разрешается оставление снега в штабелях», в частности: Бумажная и Сутугина улицы, «скверы на Нарвской площади»[434].
Определялся «список свалок снега и сколки льда на зимний сезон 1941/42 г…» – четная сторона набережной Обводного канала у моста завода имени С. Разина, Бумажный канал от Лифляндской улицы до Сутугина моста, пустырь у стадиона «Каучук». Примечание для всех трех пунктов свалок: «для свежевыпавшего снега»[435].
Так как в головах руководителей Исполкома, несмотря на приближение города к топливной катастрофе, все еще стоял мирный 1939 г., то приводился перечень снеготаялок при банях на зимний период. Ближайшей к площади Стачек являлась снеготаялка на Ушаковской ул., 3.
Несмотря на ежедневные и многочасовые артиллерийские обстрелы и бомбардировки, определялся «Список канализационных точек для сбрасывания свежевыпавшего (чистого) снега с участков только данного уличного проезда на зимний период 1941–1942 г…».
Таковыми точками вокруг парка имени 1 Мая являлись: проспект Газа – от Нарвского проспекта до Обводного канала; на улице Калинина – от берега Таракановки до Березина переулка; Промышленный переулок – от дома № 12 до улицы Калинина[436].
Наконец, приложение № 7: «Шкала платы, взимаемой за сваливание снега на снежных свалках, в канализационные колодцы и снеготаялки (в рублях за 1 поездку)»: санки ручные – 0,50, гужевые подводы и полуторатонные машины – 1,00, пятитонные машины с прицепом – 2,50 руб. [437].
Также Исполкомом были составлены правила сваливания свежевыпавшего («чистого») снега и отдельно – правила его сваливания на зимний период 1941/42 гг., а также список улиц, площадей, набережных, распределенных по категориям «в отношении сроков вывозки с них снега». Улицы Калинина, Сутугина и Лифляндская оказались во 2-й категории, Нарвский проспект, четная сторона Обводного канала и площадь Стачек – в 1-й. Бумажная улица и Промышленный переулок остались вне категорий[438].
Наконец, начальник Управления предприятиями коммунального обслуживания Исполкома Карпушенко и начальник государственной санитарной инспекции Ленинграда Никитин составили и подписали инструкцию «О порядке организации и содержания снежных свалок и снеготаялок при банях». Вершиной мыслительной деятельности составителей явился пункт третий: «Свалки для чистого снега предназначены исключительно для приема свежевыпавшего снега»[439].
«Улицы от снега не убирались, кругом огромные сугробы, но по трамвайным путям были протоптаны две узкие дорожки. По правой люди шли длинной цепочкой в город, по левой в обратном направлении. По встречной дорожке впереди от меня упал на колени пожилой, элегантно одетый в дорогую шубу мужчина, с рук его упали меховые рукавицы, он громко прокричал: „Граждане, ну дайте хоть кто-нибудь кусочек хлеба. Я же сейчас умру!“. Все медленно проходили мимо, а он уткнулся головой в снег. Я обернулся и увидел, как его оттаскивают с дороги несколько человек. Бесконечная цепочка двигалась дальше, а у дороги то и дело попадались замерзшие трупы»[440].
Следующей зимой, исчерпав собственные организаторские ресурсы и не рассчитывая уже на «силу большевистского слова» у политорганизаторов и комиссаров домохозяйств по привлечению горожан к уборке снега, партийно-советские районные руководители подключили милицию.
«Кругом горели дома, их никто не тушил. Снег не убирался до 1943 года», – вспоминала В.Е. Вартанова (в 2006 г.), с осени 1941 г. и до расформирования подразделений МПВО в Ленинграде служившая бойцом-разведчиком[441].
Помимо уборки снега разного качества, в конце ноября 1941 г. власти Ленинского района рассмотрели вопрос и об утилизации мусора. «В связи с трудностями вывоза помоечного мусора за пределы района организовать временную свалку помоечного мусора в бесплатной части парка им. 1 Мая на Собачьем острове»[442].
По случаю ли, но Березовый остров «переименовали» – в Собачий.
Районной конторе коммунального обслуживания вменялось составить смету на обустройство и содержание свалки и «взимать плату за свалку мусора по установленному Горисполкомом тарифу». Свалку надлежало «пустить в эксплоатацию» через два дня с момента принятия данного решения – 24 ноября.
* * *Наступившая зима 1941/1942 гг. «была особенно тяжелой. <…> Вместо ламп горели коптилки. Мы жгли машинное масло. Дров не было, сжигали во времянках все, что попадало под руку. Воды не было, растапливали снег и этой водой мылись, и из нее готовили чай. Мы брали воду в Екатерингофке и в нынешнем парке ХХХ-летия ВЛКСМ»[443].
