Жозеф Кессель - Экипаж
– Ну уж нет! – грубо сказал Эрбийон. – Я не оставлю Мори сражаться без меня.
Дениза с каким-то отчаянием вдохнула воздух и затем, выделяя каждое слово, сказала:
– Не только Клод, а вся эскадрилья узнает о нашей последней ночи в Париже. Ты хочешь уехать? Их уважение ты ценишь больше всего на свете? По крайней мере, они тебя хорошо узнают. Это очень удобно – иметь меня в качестве любовницы, летать с Клодом и слыть безупречным товарищем. Я готова заплатить за свою любовь. Заплати же и ты за свой экипаж.
В сознании Эрбийона пронеслись разные картины. Враждебность эскадрильи… Отвращение Тели… Ибо Дениза сдержит свое слово. В этом он ничуть не сомневался.
– Я подам просьбу сегодня же вечером, – прошептал стажер.
В ответ раздался возглас счастья, вырвавшийся прямо из глубины души.
– Жан, Жан, ты спасен!
Дениза бормотала, умоляла, смеялась, плакала и ликовала одновременно.
– Я сделаю так, что ты обо всем забудешь… мы будем счастливы… Не жалей ни о чем…
В объятия этих влюбленных, материнских рук Эрбийон опустил голову с улыбкой стыда и унижения. С этого момента он был согласен на все. В темной комнате находились два заговорщика. Не только перед лицом предательства, но и преступления.
Дениза все еще убаюкивала Эрбийона бессвязными речами, когда внезапно вошла Памела.
– Уходите, уходите, – сказала она, – через дверь, ведущую в сад.
Если бы Эрбийон владел, как обычно, своими рефлексами, он бы сумел утащить Денизу вовремя, но они оба только что пережили душераздирающий спор. Они потратили несколько секунд на то, чтобы разомкнуть объятия, понять смысл ее слов. А когда они это сделали, было уже поздно. Дозор жандармов, посланный для того, чтобы проверить, соблюдает ли Памела наложенный на кабаре арест, застал их. Во главе его находился офицер, которого Эрбийон оскорбил в этом же самом кабаре.
– Это друзья, – возмутилась Памела, – ты отлично видишь, что они ничего не пьют. Оставьте нас в покое.
– Ваши документы? – попросил офицер.
Стажер, пожав плечами, протянул свой военный билет.
– А вы, мадам?
– Я за нее отвечаю, – сказал Эрбийон. – Не настаивайте, прошу вас.
– Ваш пропуск, мадам. Порядок есть порядок. Военная зона.
Без малейшего смущения Дениза подчинилась.
– Мадам Элен Мори… – произнес офицер жандармерии вполголоса и записал ее имя рядом с именем стажера. – Благодарю вас.
Затем, обращаясь к Эрбийону, произнес:
– Даю вам две минуты на то, чтобы вы отсюда ушли.
Он повернулся к ожидавшим его в большой комнате мужчинам. Эрбийон сделал было движение, чтобы его остановить, но Дениза твердо взяла его под руку и сказала:
– Теперь это уже неважно.
Дениза и Эрбийон вышли из Баи и долго шли пешком. Сумерки, затем мгла окутали это бегство, без цели, без радости, через поля и луга. Эрбийон хотел вернуться в Баи как можно позднее. Он чувствовал себя уже изгнанным из эскадрильи и дрожал при мысли о том, что может встретиться с кем-нибудь из товарищей. Дениза шла вместе с ним, чтобы удержать его под влиянием, заставившим его сдаться.
В тот момент, когда подобно двум едва различимым теням они очутились перед домом, где располагалась контора эскадрильи и проживал Мори, стажер уже не чувствовал ничего, кроме безмерной усталости и желания, чтобы как можно скорее был преодолен постыдный переход к новому этапу в его судьбе.
Стояла уже довольно глубокая ночь, но окно первого этажа было освещено.
– Мори еще работает, – сказал Эрбийон. – Тем лучше, я переговорю с ним сейчас же.
Дениза прижалась к молодому человеку, не сказав ни слова, затем стала подниматься по лестнице, которая вела в комнату Клода. На полдороги она остановилась. Дверь конторы открылась. Из темноты она взглянула на светлое пространство, поглотившее Эрбийона. Перед тем как войти, стажер принял решение сказать лишь две или три фразы, необходимые, чтобы заявить о своем намерении. Все должно было быть произнесено ледяным и напускным тоном, уже давно освоенным им при общении с Мори, и который, позволяя избежать любого спора, должен был сделать легкоосуществимым, насколько возможно, величайшее предательство.
Однако, едва перешагнув порог конторы, Эрбийон с ужасом заметил Тели, сидевшего рядом с Клодом. Они вместе изучали документы и карты.
Капитан поднял голову, и его взгляд пресек дружеское приветствие, которое вырвалось у Эрбийона вопреки желанию, вопреки всему.
– Ты объявился наконец-то… – произнес капитан, и при этом в его голосе не послышалось ни одной из тех благожелательных интонаций, которые Эрбийон так любил. – Мы отбываем завтра, ты это знаешь?
– Как раз… Я хотел… – пробормотал стажер, – по этому поводу поговорить с Мори… Но раз ты вернулся, капитан…
– Я тебя слушаю.
– Господин капитан… Я бы… хотел сказать это только тебе.
– Это касается службы?
– Исключительно.
– Тогда говори в присутствии Мори. Он еще командует эскадрильей.
Комок встал в горле Эрбийона, и он сказал:
– Я прошу место инструктора в Фонтенбло, которое предложено добровольцу из эскадрильи.
Ни единый мускул не дрогнул на лице Тели. Разве что его красивые золотистые глаза расширились и стали жестче, как будто от оскорбления, которого он не заслуживал.
– Я и не подозревал, что у меня найдется доброволец такого рода, – медленно произнес он, – но, строго говоря, это твое право.
– Спасибо, господин капитан, – пробормотал Эрбийон.
Он сделал шаг по направлению к двери. Клод остановил его.
– Позвольте спросить, каким образом вы узнали о существовании этого места? – сказал он. – Я не стал афишировать это предложение, поскольку был уверен, что это окажется бесполезным. К тому же всю вторую половину дня вас здесь не было.
– Совершенно верно, – ответил Эрбийон с отчаянным усилием. – Я как раз встретил одного приятеля из штаба. Это он…
Даже человеку ничего не подозревающему выражение лица и голос стажера дали бы понять, что он – врет. Для Клода же все стало настолько очевидным, что он даже забыл о присутствии Тели и стажера. Он вновь увидел искаженное лицо своей жены, услышал ее голос, полный испуга и внезапно посетившей ее надежды… А эти чудесные дары, которые он, – как это было наивно и смешно! – поверил, что предназначены ему, на самом деле предназначались для Эрбийона. Поскольку только Элен и Мори знали это лучше, чем кто бы то ни было другой, только она одна могла рассказать об этом стажеру. Клода словно током ударило по вискам, а в груди, где не осталось больше воздуха, перехватило дыхание. Он тяжело поднялся.
– Вы устали, Мори. Я сам закончу, – сказал Тели. – Будьте в парке машин завтра в девять часов.
Капитан посмотрел на уходящего Клода, затем, не глядя на Эрбийона, приказал:
– Пиши свое прошение, быстро, у меня нет лишнего времени.
Эрбийон сел, взял лист бумаги. Тели большими шагами ходил по комнате. Стажер с усилием, словно выполнял сверхчеловеческую задачу, начал писать. От скрипа пера подвижное лицо капитана перекосилось. Он прекратил свое хождение, и его взгляд застыл на затылке Эрбийона.
Этот затылок был молодым и сильным, как и все тело стажера, его несли мощные, красивые, верные плечи. При этом он клонился с таким бессилием и выглядел таким униженным!.. Братское выражение озарило ожесточившееся лицо капитана. Он не сдаст своего стажера без боя.
– Эрбийон, – сказал он внезапно, – обещаю тебе сделать невозможное, чтобы товарищи считали, что ты получил назначение из управления.
Пальцы стажера задрожали так сильно, что он не смог закончить слово, контур которого с трудом выводила его рука. Голос Тели, дружеский, бдительный, продолжал:
– Мори будет молчать. Я его об этом попрошу. Стажер выпустил из рук перо и вполоборота повернулся к капитану, зашевелил губами, но не смог издать ни звука.
– Таким образом, – закончил Тели, – идя в битву, эскадрилья вспомнит о тебе с сожалением.
– Господин капитан, господин капитан! Послушай…
Эрбийон не смог продолжить. Тяжелые, неловкие рыдания, мужские рыдания стали душить его, и вместе с тем он с яростным протестом комкал, рвал на мелкие кусочки и разбрасывал свое неоконченное прошение.
– Не осуждай меня, господин капитан, – простонал он. – Я не испугался… Если бы ты знал…
Тели провел рукой по волосам стажера.
– Я знаю… – сказал он с милосердием, на которое никто из его товарищей не подумал бы, что он способен.
Эрбийон поднял на своего капитана лихорадочный, растерянный взгляд.
– Рапорт из жандармерии о Памеле только что получен, – продолжал Тели. – Я вовремя вернулся.
Затем последовало очень долгое молчание.
– Иди спать, – сказал Тели.
Клод поднялся по лестнице, чувствуя, одну за другой, каждую ступеньку. За время этого медленного подъема Клод успел придать своему лицу приемлемое выражение. Однако он получил удар такой опустошающей силы, что его жена, увидев его, воскликнула:
