Олег Татарченков - Группа сопровождения
— А женщина, та, что на кухне — жена его?
— Нет, вору жениться запрещено. С точки зрения волчьих законов это понятно и даже объяснимо. Сам посуди: где у мужика самое слабое место? Между ног. Иными словами, жена и дети. На них его всегда подцепить можно, как на крючок. А воровство — такое ремесло, где найдется много желающих взять тебя за яйца. Вот поэтому они и не женятся. А баба эта — сожительница его. И сама не одну судимость имеет.
— Не подумаешь.
— Э, корреспондент, тут целый мир со своими правилами и законами. Государство в государстве. Мы с ними боремся, но эта борьба вечна, потому что всегда будут рождаться люди, желающие жить за чужой счет.
— Как будто в «правильном мире» таких людей нет…
— Есть. Но в «законном мире» для этого нужно в дополнение к этой склонности иметь образование, социальный статус. А здесь — только волчью хитрость и волчью же жестокость
— Или шакалью.
— Кого на что хватает.
Уфимцев внимательно посмотрел на старшего сержанта:
— Ты, случаем, нигде не учишься?
— Слишком гладко выражаюсь? — сержант подмигнул, — Угадал: четвертый курс юридического. В следующем месяце получу звание лейтенанта и уйду в уголовный розыск.
На улице под окнами раздался топот. Потом крик:
— Стоять, сука!
Корреспондент узнал голос Сани-водителя.
Сержант мгновенно сорвался с места и скрылся за дверью. Чуть помедлив, Уфимцев бросился за ним.
В подъезде стояла темнота, хоть глаз коли. Внизу, на лестнице, Игорь услышал несколько ударов. Звонких, явно по лицу. Потом глухой, по телу. Раздался стон, в котором было больше досады и злости, чем боли. И — голос сержанта:
— Ну, подергайся мне тут, падла, подергайся.
Корреспондент сделал несколько осторожных шагов вниз, ощупывая ногами ступени. Прозвучал тот же голос:
— Кто идет?!
— Это я, — отозвался Игорь.
— Погоди, — произнес сержант, — Тут и так тесно. Мы сейчас наверх поднимемся.
Уфимцев услышал характерный щелчок застегивавшихся наручников. Он посторонился, пропуская мимо себя поднимающихся по лестнице троих мужчин. Двое тащили третьего под локти. Руки у него были закручены назад.
— Сань, — спросил сержант водителя-прапорщика, протискиваясь вместе с ним и задержанным в проем двери, — Он один был?
— Один, — ответил тот, — С сумкой. Сумку в кусты забросил, когда съе… ся хотел.
— Лень, — обратился к сержанту старлей, стоя в коридоре у двери «законника» с пистолетом в руке, — сходи быстро за сумкой, пока ее подельники или прохожие не прибрали. Тем более что на ней отпечатки пальцев должны быть. Не так ли, Костыль? — он заглянул в опущенное лицо задержанного.
— Подумаешь, сумка… — прохрипел тот, — нашел я ее, начальник. На улице.
Офицер оглянулся, захлопнул дверь в квартиру хозяина «блатхаты», чтобы тот ничего не мог услышать, шагнул к Костылю и взял его за грудки:
— Ты эту хрень следователю потом петь будешь, сволочь. Квартирку кто сегодня на Чехова взял? Пушкин? Хочешь скажу, что в сумке лежит, которую ты сбросить хотел? Сказать, падла? Да тебя завтра же подельники твои сопливые всем бутером сдадут… Саша, — он обратился к водителю, — Где ты его прихватил?
— У черного хода. Я машину в кусты отогнал и решил покараулить.
— Сумка далеко улетела?
— Так себе.
— Тяжелая. Значит, в ней все ворованное. В машину его! — кивнул офицер прапорщику, потом он снова открыл квартиры и произнес в пустоту:
— Мы еще поговорим.
— И вам не болеть, начальник, — отозвался равнодушный голос.
— Этого вы не берете с собой? — спросил Уфимцев.
— Зачем? — отозвался старлей, подталкивая в спину Костыля, — Отопрется. На него у нас ничего нет. Всегда чужими руками работает, сволочь.
Глава девятая
Время презентаций
Уфимцев усмехнулся, вспомнив, что после публикации той корреспонденции о рейде депутаты областного Совета потребовали отчета от начальника УВД: мол, по какому праву он занимается очковтирательством, совсем как в недавние коммунистические времена? «Вы кому верите, — в бешенстве чуть ли кричал генерал с трибуны, — этому борзописцу или мне?!» — «У нас свобода слова!» — парировали депутаты.
Игорь пересек темный Первомайский бульвар, углубился в переулок, где от воспоминаний в действительность его вернула встреча с коллегой Саней Буниным. От Бунина явственно попахивало водкой. Уфимцев демонстративно втянул носом воздух и изрек:
— Привет эмигрантам! Из «Бристоля» катишь?
— Не-а, — Сашкины темные, навыкате, глаза, отполированные алкоголем, сверкнули из-под очков в большой квадратной оправе, — С презентации банка.
— Ну и как?
— Гадство! — сморщился Бунин, — Из выпивона только водяра и «Ркацители». Из закусона — одни бутерброды с копченой колбасой. Народ после получаса сидения вообще окосел. Московский банк называется, на журналистах экономит. Да и вообще, морда у их президента самая что ни на есть бандитская, а проценты по вкладам подозрительно высокие. Наверняка «кидок». Ну, я про него такое напишу…
— Это только в том случае, если редактор от банкиров бабки на рекламу не получил. Тогда засунешь свои эмоции в зад и станешь писать, какие они клевые парни, — заметил Игорь, — Кстати, а фотограф где?
— Он тоже окосел. Говорил я ему: «Не налегай на водяру!» Как же, послушался он меня… Ты же его знаешь — неизменный любитель халявы. Кстати! — оживился Бунин, — Знаешь, кого я там встретил? Твою Юлечку. Что ты удивленно глаза округляешь? Забыл путешествия с ней на трамвае? Или она уже не твоя?
— А что, твоя? — оборвал приятеля Игорь, — Ты что, свечку держал?
— Да ладно тебе, — примиряющее протянул Бунин, — Не собачься. Просто, я думал…
— Думать вредно, Саня, — прервал его Уфимцев, — От этого мигрень случается. И вообще… Пошли в «Бристоль», а? Я как раз туда направляюсь. Подумай сам: чего ты сейчас в редакции будешь делать, да в таком виде?
— Не, — Бунина мотнуло, — Мне хватит. На сегодня я «отбристолился». Домой поплыву.
И Бунин поплыл домой, плавно покачиваясь в свете тусклых желтых фонарей.
Игорь посмотрел ему вслед и отправился дальше.
«Юлечка, — думал он, — Эллочка-людоедка. Надо было вести ее по ресторанам, а не таскать по театрам и выставкам. Вот тогда у нас была бы любовь и полное взаимопонимание… Да и машины у меня нет.»
Через пять минут Уфимцев одолел крутое крыльцо «Бристоля», толкнул тяжелую входную дверь и очутился в прямоугольном помещении, обитом деревянными рейками, со столиками для стоящих посетителей и баром, отделанном в таком же псевдо-деревенском декоре. В кафе волнами плавал табачный дым. Это означало, что сегодня смена бармена Андрея, а посему курить не возбраняется.
Игорь постоял у двери, привыкая к свету после темной улицы. Прищурившись, он оглядывал облепленные посетителями столики, надеясь увидеть знакомых и прилепиться к какой-нибудь компании. В это вечернее время «Бристоль» всегда был полон, поэтому не приходилось надеяться на свободный стол, где за стаканом вина можно было бы спокойно поразмышлять о всякой всячине.
Его заметили раньше. От одного из столов в середине зала Уфимцеву приветливо махнули рукой и он, еще не разобрав, кто там обосновался, направился туда: он терпеть не мог пить в чужой компании.
За столиком обосновался Володя Рязанцев, редактор студенческого еженедельника. По обе стороны от плотной Вовкиной фигуры стояли симпатичные студенточки, которых, судя их веселому смеху, Вова успешно охмурял.
— Привет члену-корреспонденту! — приветствовал Рязанцев Игоря, — Знаешь, кто получится, если к члену привязать карандаш?
— Знаю, — буркнул Уфимцев, — Ты получишься.
— Ты чего такой злой? — прищурился Рязанцев, — Вместо того, чтобы ругаться, лучше вот с девчонками познакомься.
— Сейчас выпью что-нибудь и буду знакомиться, — ответил Игорь и отправился к стойке бара.
Поздоровавшись с барменом Андреем в белой рубашке и галстуке-«бабочке», как всегда, умопомрачительно вежливым и предупредительным, он заказал себе двести граммов «Сленчева бряга», бутерброд с ветчиной и двойной кофе. Первоначальную идею насчет стакана сухого Игорь отверг уже перед стойкой: потребовалось утопить в стакане вдруг появившееся ни с того ни с сего плохое настроение: «сухач» для этого не годился из своей малой градусности, и в стакане с ним плохое настроение кувыркалось бы, пускало пузыри, не желая идти ко дну.
— Игорь, — представился он Володиным спутницам и тут же, без перехода, опрокинул половину заказанной порции бренди.
— Жанна, — первой из подружек откликнулась миниатюрная брюнетка, оценивающе окинув взглядом фигуру Уфимцева с ног до головы, — Вы меня не помните?